Эта работа использует концепции, приведенные в статье "Традиции и Цивилизация", и является отчасти опытом прикладного применения этих концепций.
Стиль изложения также повторяет стиль "Традиций и Цивилизации"; именно в главу "Введение" этой статьи и отсылаются ревнители академической строгости. (эта статья появится ориентировочно в январе 2000 г.)
Напомним, что если вы встретите в этой статье идеи и концепции, знакомые по другим источникам, не спешите обвинять автора в плагиате. Автор заранее соглашается с тем, что ВСЕ концепции им заимствованы и разных авторов. Вообще в некотором смысле "новых идей" нет. Автору принадлежит только порядок изложения и толкования этих концепций.
Приведем вкратце те тезисы, которые легли в основу работы "Традиции и Цивилизации" и которые будут развиты этой статье для анализа империй.
1. Психологический подход. В жизни человек принимает решения, основываясь на информации, находящейся в его распоряжении. Если информации достаточно, то сознание быстро вырабатывает правильное решение. Если информации маловато, то решение требует специального подхода и от решения уже нельзя ждать точности. Если информации совсем мало, то сознание вырабатывает такое количество возможных решений, что выбор становится сильно затруднен и блокируется вообще.
2. Принятие решения в обстановке неопределенности - это всегда проблема, на которой проходит как бы передний фронт приспособления человека к постоянно изменяющейся окружающей среде. Достаточность информации позволяет принимать мгновенные решения, не затрачивая усилий, в потоке жизни. Энергия, которую сознание затрачивает а такое решение, минимальна, и сознание иногда даже не отвлекается от другой работы. Так, обозревая улицу из окон автомобиля, опытный водитель управляет машиной автоматически, находя ресурсы внимания и для беседы с пассажирами, и для собственных мыслей и т.д. Почему? Потому что опыт позволяет выделить из общего потока информации те ее части, которые достаточны для решения задачи безопасного управления машиной.
Недостаток информации требует отвлечения сознания от менее существенных задач ради решений основой - каждый знает, что означает слово "сосредоточиться".
Если же информации существенно мало, то затребованная сознанием энергия может превысить порог, за которым начинается "стресс"; в ответ из глубин подсознания могут сработать механизмы, заготовленные самой природой и эти механизмы могут предопределить реакцию сознания. И такая реакция может быть иррациональной, необъяснимой, непредсказуемой логически.
3. Принятие решения человеком и обществом. Общество принимает решения через уполномоченных лиц или через лиц, которые сами себя уполномочили. В любом случае решения как минимум должны быть понятны и реализуемы обществом, иначе ничего путного не получится. Личные качества лица, принимающего решения, в этом смысле имеют меньший вес; никакой тиран и деспот не сможет принимать произвольные решения, касающиеся всего общества, если вся масса людей не может сдвинуться в сторону их понимания. Были такие тираны, и люди следовали их прихотям нехотя, но со смертью тирана (а к таким тиранам смерть приходила быстро), люди моментально возвращались к своим "естественным" занятиям.
Из решений, которые принимают люди, образуется набор возможных реакций общества, а правитель только выбирает то решение, которое ему нравится или представляется наиболее целесообразным. Слово "образуется" имеет не арифметический смысл; это не механическое сложение, а сама по себе общественная жизнь.
4. Осознанное, неосознанное и метапонятия. Все слышали о сознании и подсознании, но здесь применяется немного другие термины: осознанное и неосознанное. Осознанное - то, что имеет название, определение и связь с другими понятиями, то, чем с той или иной степенью успеха можно целенаправленно управлять. Неосознанное - это то, что либо неизвестно, либо еще не удостоено пристального внимания, либо то, что довольно трудно осознать. Неосознанное - то, что не имеет названия в силу своей "естественности". Не осознаваясь явно, неосознанное тем не менее участвует в принятии решений; безымянность этих понятий не позволяет сознанию проследить их участие, но при желании можно их засечь. Четкой границы нет, но чем выше доля осознанного в каком-либо понятии, тем легче сознание с ним оперирует. Осознаваемые понятия обычно определяются через такие ускользающие, не имеющие четкого определения вещи; поэтому для таких вещей введено слово "метапонятия". Так вся физика построена на пространстве и времени, а что это такое? Локализация и анализ метапонятий является весьма продуктивным способом разобраться в сущности "понятий".
5. Самопозиционирование человека в пространстве и времени является основой анализа, применяемого в данной статье. Попытки человека оптимизировать свои действия в пространстве и времени приводят к возникновению традиций и традиционного общества. Необходимость принятия более сложных решений приводит к появлению абстракций, а следовательно и философии. Зарождение абстракций есть начало процесса перехода от традицоинного общества к цивилизованному. Философия порождает универсальный язык, пользуясь которым развиваются наука, религия и культура. Более высшие и более осознанные слои - экономика, политика, повседневная жизнь - используют наработки более нижних слоев как основу.
6. Пирамида менталитета и естественное. Таким образом, менталитет каждого человека можно представить как пирамиду, верхние слои которой представляют из себя понятия "естественной" повседневной жизни. Обычному "обывателю" совершенно не нужно вникать в глубины собственного менталитета, однако все то, чем он "естественно" пользуется каждый день, основано на механизмах более нижних слоев. Так, например, торгуя или приобретая на рынке, человек неосознанно попадает под действие экономических законов, государственного устройства, международной политики и т.д. но тем не менее эти законы могут оставаться им неосознанными всю жизнь. Осознав же эти законы, человек натыкается на необходимость обоснования их в философии, и так далее, ниже до границ осознания, до метапонятий. Таким образом, практически любое "естественное" понятие имеет корни в более нижних слоях ментальности.
7. Менталитеты наций складываются исторически и разница между ними видна в различии представлений о "естественном" поведении, то есть поведении на самом верхнем слое повседневной жизни.
8. Традиции и цивилизации. Традиция есть свод правил, регламентирующих конкретное поведение человека в конкретных ситуациях. Цивилизация есть межличностная абстрактная машина вырабатывающая общественную реакцию на любые изменения среды, в которой обитает общество.
9. Вызов. Слово "Вызов" пишется в этой стать с большой буквы. Понятие это ввел Тойнби (Toynbee). Вызов - это когда общество сталкивается с такой ситуацией, когда ни историческая память, ни традиции и советы шамана в традиционном обществе; ни исторический опыт и развитая система реакций цивилизованного общества не могут ни дать определения событиям, ни выдать адекватной реакции на происходящее. На Вызов реагирует сначала элита общества любой природы, затем реакция элиты воспроизводится или реализуется всем обществом. Тогда Вызов преодолевается, а исторический опыт обогащается. Если Вызов не преодолевается по какой-либо причине, общество регрессирует. Можно без ограничения общности, рассматривать историю любого общества как чередование состояний двух типов: приспособление к идеальному образу и реакция на Вызов.
Человек начинает познание мира с попыток контроля пространства вокруг себя и, имея в своем распоряжении только собственное тело, использует его.
Еще не научившись мыслить абстрактно, человек мыслит конкретно. Человек знает только одно - ему надо выжить; абстракции еще не выстроены в его сознании. Конкретно пространство можно освоить, измерить, покорить и узнать, только потрогав его, пощупав, то есть собственным телом.
Пространство, восприятие расстояний, позиционирование себя посреди других предметов, становится одним из первых опытов жизни; все остальные знания и действия строятся на фундаменте самопозиционирования. В дальнейшем опыт тела перекрывается и заслоняется абстракциями, но он не пропадает и работает неосознанно.
Не сильно погрешив против канонов психологии, можно скзать, что есть Я осознанное (социальное, семейное, профессиональное и т.д.) и Я неосознанное (телесное, выживающее, чувствующее).
Человек на неосознанных уровнях психики представляет себя как тело и все, что обжито телом, становится тождественно телу. Это ниже будет называться "телесная метафора". На том уровне психики, где образуется и живет телесная метафора, обитают страхи, инстинкты и прочие безусловные базовые вещи, контролировать которые сознательно трудно. На этом уровне Я совсем другое, чем Я высших уровней. Почему телесная метафора столь нагло присваивает себе пространство? Потому что она ничего другого не умеет; этические оценки лежат в куда более высших, осознаваемых, абстрактных уровнях психики и тот уровень, где живет телесная метафора, оттуда не просматривается.
Способы и понятия, которые применяет человек для самопозиционирования себя в пространстве, "естественны" для общества, в котором он растет и воспитывается, иначе он выглядит странным и общение с ним затруднено.
Члены первобытных обществ и примитивных культур не отделяли себя от пространства, на котором обитали, не отчуждались от него в философском смысле слова (в общем-то они иногда даже не отделяли себя от своего племени как самостоятельную личность, то есть не отчуждались социально; не отделяли они себя и от животного мира, то есть не отчуждались от природы и т.д.)
Разумеется, когда возникла нужда, появились и эталоны длины, первые абстракции, но в неосознанной глубине психики уживается не измерение собственной территории как "тысяча чьих-то локтей в ширину и десять тысяч чьих-то в длину", а конкретные картины мест, где побывал человек и посчитал эти места своими. Территория, которую человек не видел, не исследовал, не измерил как-то своим телом, не почтил собственным присутствием, наконец, не слышал ее описаний из уст авторитетных лиц, почти не воспринималась его сознанием.
Абстрактное представление о своей территории сильно отличается от конкретной телесной метафоры, хотя и может выглядеть с ним согласованной. Зато измеренная и обжитая телом территория становилась как бы образом, отражением тела в неосознанной части психики и всякое вторжение на такую территорию воспринималось как угроза собственному телу.
По мере развития знаний и умножения абстракций понятия территории, тождественной собственному телу изменялось, абстрактное пристраивалось к конкретному, но всегда для каждого человека была конкретная "родная сторона", психологически настолько привязанная к телу, что отрыв от нее порождал душевные болезни и телесные недуги.
Если проиллюстрировать вышесказанное, то получится следующая картинка.
Осознанные уровни
Абстрактные представления: юридические, экономические, геометрические и т.д.
Слабоосознаваемые уровни
Сочетания абстрактных и конкретных конструкций: Родина, правила поведения в обществе, опыт жизни, язык, история и т.д.
Неосознанные уровни
Моя территория тождественна моему телу и всем местам, где оно побывало.
Империя зарождается при удачном выполнении двух условий (не всегда последовательном).
Первое - некая группа, ниже называемая "квазиэлитной", получает контроль над территорией, гораздо большей, чем эта группа привыкла контролировать. Самый простой пример - это военная аристократия, завоевывающая территории соседних племен.
Второе - квазиэлита вырабатывает абстрактную модель самопозиционирования себя а новых территориях.
Элита может состоять из военной аристократии, правящего класса, хоть всего народа. Главное, что подконтрольная территория стала неожиданно слишком велика, чтобы член элитной группы мог себя самопозиционировать на ней. Конкретная телесная метафора, унаследованная от прежних поколений и воплощенная в традициях, фольклоре, экономической и политической структурах оказывается плохо приспособленной к новым реалиям, и поэтому срочно выдумывается идеология, то есть набор абстрактных обоснований для контроля большой территории. Это обычно бредовые идеи об "избранности" элитной группы, о "недочеловечности" жителей новоприобретенных территорий и прочая подобная лабуда, становящаяся священной, исторической и "естественной" только через несколько поколений. Абстракция пытается прорасти в конкретику, становится историей (т.е. самопозиционированем во времени), экономикой, образованием, обрастает элементами повседеневной жизни. Абстракции становятся стройнее и логичнее, полная чушь отсекается. Дети посмеиваются над отцами-победителями, но нисколько не сомневаются в их правоте.
Возникают конфликты: первые - между традиционно выверенным и отшлифованным веками конкретным менталитетом нации и свежеиспеченными абстракциями элиты, между "традицями" предков и абстракциями новоявленной элиты. Другая группа конфликтов ? это появление в рамках Империи так называемых "хартленда" и "римленда", то есть территорий, на которых соответственно преобладает или не преобладает абстракции, менталитет и ценности имперской элиты.
Это становится источником напряжения империи как внутреннего, так и внешнего. Внутренний конфликт между старым менталитетом и надстройками порождает расцвет общественной мысли, творческих изысков и теорий, то есть всего, что может оправдать имперские абстракции и привязать их к старой ментальности. Внешний побуждает империю активно насаждать свою ментальность в "римлендах" или же как минимум детально согласовывать свои имперские идеи с местными порядками.
Если период в несколько поколений по каким-то причинам не удается выдержать, то империя свертывается обратно к исходной территории, абстрактные надстройки испаряются, элита исчезает и снова самопозиционирование нации возвращается к гармоничной конкретности в границах "хартленда" (Япония в XX веке).
Элита расширяет империю сравнительно мирно до тех пор, пока обитатели новых территорий соглашаются на статус контролируемых. Рано или поздно империя исчерпывает свои ресурсы контроля или сталкивается с нехваткой времени на "переваривание" новых территорий. Это выражается в пограничном парадоксе: империя оказывается в кольце враждебных территорий или территорий, на которые претендуют другие империи. Это создает третий тип напряжений, которые формируют историю современного мира. Если первые напряжения первых двух типов сглаживаются со временем, то напряжения третьего типа громоздятся и громоздятся то там, то здесь по мере того, как изменяется баланс сил между мировыми империями. Эти напряжения выдают границы "абстрактных тел" противоборствующих империй.
Наконец, необходимо учитывать и возможность кризиса самой имперской абстракции, иллюстрацией к которому служит недавняя российская история и текущие события.
Имперский философ Конфуций сказал: - Народ можно заставить подчиняться, но нельзя заставить понять, почему?. Империя как раз хочет заставить каждого разделить желания, мировоззрения и философию ее элиты. Все равно каким образом: насаждая идеологию, "цивилизуя" отсталые народы, поднимая права местной аристократию до уровня имперской элиты и т.д., вплоть до военного подавления "непонимания".
В утолщении слоя элиты империя видит укрепление своей внутренней монолитности; в идеале "элитой" типа ?новой исторической общности под названием советский народ? должны стать все.
В принципе это неплохо, но трудноосуществимо. Элита не может быть всенародной. Как только "элитных" становится слишком много, из них выделяется "элита элиты", преследующая свои цели, порой далекие от официальных. Новые элитные кружки всячески подчеркивают свою избранность, открыто презирают более низких, а более низкие элиты открыто ненавидят высших, мечтая, впрочем, занять их место. Чем выше слой элиты, тем более важные решения они имеют право принимать - и это тщательно отслеживается и регулируется. Общество стратифицируется, делится чуть ли не на касты, на группы с порой резко несовпадающими интересами. Впрочем, стратификация не затрагивает основ имперского самосознания. Стремление сделать элитой всех порождает постоянное выделение из элитной массы разнообразных имперских суперэлит. Самый низкий слой, этакий "советский народ", презирает "недоразвитых" негров и азиатов, реализуя свою куцую дольку "элитарности" гражданина империи.
С этой точки зрения полезно сравнить кинематографические шедевры советской и американской империй. Сюжеты повторяются вплоть до деталей: некий гражданин "хорошей" империи сталкивается с происками "плохой" империи и или просто врагов, посягающих на святость "хороших" имперских идеалов. Столкновение происходит на "спорной" территории, население которой якобы только и думает о том, какая из двух противоборствующих сил лучше. Другой вариант, более выигрышный: население ничего еще не знает о столкновении империи с врагами, и просто страдает от "плохих имперских экспансионистов". "Плохие" демонстрируют все плохие качества и их способы контроля над "спорной" территорией не поднимаются выше насилия. То есть они принципиально состоят из одного акцентированного насилия, чтобы вызвать в подсознании зрителя-имперца из другой империи метафору посягательства на телесную целостность. Склонность к абстрактному мышлению допускается только у тех врагов, которые готовы перейти на "хорошую" сторону. "Хороший" герой, носитель имперской "гуманности", будучи в меньшинстве, поднимает местных жителей на борьбу с "плохими" и побеждает их. Если нужно соблюсти целомудренность героя, то хорошо ему придать подругу-врача, как носителя метафоры "исцеления" тела. В итоге "хорошая" империя побеждает за счет торжества имперской "гуманности" над грубой силой или, побеждая меньшей силой большую, отбивает посягательства на то, что считает своим телом.
В финале "хорошего" провожает толпа восторженных аборигенов, вдруг проникнувшихся хорошей "гуманностью". "Спорная" территория становится "ближе", открывается для более тесного общения с "хорошими". Рядом крутится и местная подруга главного героя, уходящая с ним за край кадра для реализации этого тесного общения.
Кризисы перепроизводства элит решаются по внутренним законам империи; если внешний мир не бросает империи очередной Вызов, она спокойно существует, загнивая в вечном бюрократическом обновлении. Ведь на то она и элита, чтобы принимать и проводить в жизнь решения, а для этого как раз и нужен бюрократический аппарат. Бюрократ расползается по империи неизбежно; необходимость поддерживать имперскую абстракцию бюрократизует доселе небюрократизируемое и тащит в бюрократические кресла всех, кто считает себя хоть какой-нибудь элитой. Бюрократия начинает жить своей жизнью; слой элиты, принимающей действенные решения, в соответствии с принципом Питера, заполняется людьми некомпетентными.
Надо заметить, что хотя бюрократия и не порождается империей, тем не менее она отлично вписывается в имперские административные схемы.
Но мир бросает Вызов как раз тогда, когда его не ждут. Это не обязательно Вызов из внешнего мира в виде вторжения, соревнования, новых идей и т.д. Вызов может быть порожден и изнутри как нехваткой имперской элиты для контроля обширной территории, так и, наоборот, перепроизводством этой самой элиты и появлением у территориальных элит собственных неимперских и сепаратистских идей.
И бюрократическая машина, ранее делавшая вид, что она управляет империей, становится перед необходимостью принимать компетентное решение. Пока она компетентна, на внешние неожиданности она всегда находит ответ. Но Вызов в том и состоит, что непонятно, как на него отвечать. Начинается цикл воспроизводства империи, который может привести к смене распределения элит. Да и сама империя может не пережить этого испытания.
В России произошел кризис самой имперской абстракции. Экономическая составляющая разошлась с реальностью настолько, что провинции принялись примерять на себя другие абстракции или решили возвратиться к ставшим более весомым традиционным схемам самопозиционирования.
Провинции, колонии, зависимые территории и территории влияния
Центральное положение в империи занимает элита и окружающая ее часть населения, поддерживающая устремления элиты. Это часто совпадает с административным центром империи, метрополией, с "хартлендом", но такой совпадение необязательно. По мере удаления от центра плотность элиты падает, народ все менее и менее понимает величие замыслов далекой метрополии.
Способы и методы, которыми имперская элита предпочитает оформлять свои отношения с провинциями, зависит от сущности этой элиты. Если это чисто военная аристократия, провинции грабятся и угнетаются в самом простецком стиле. Такие империи наименее устойчивы. Если это аристократия более мирная, то есть та же военная аристократия, освоившая мирные приемы управления, то отношения становятся более мягкими. Появляется имперская идеология, признания которой (наряду с уплатой налогов) иногда совершенно достаточно для сохранения провинциальных порядков, удобных местной знати и населению.
Метрополия демонстративно очерчивает свои права, нарушение которых карается жестоко, но зато все остальное - на усмотрение местных царьков.
Правило тут одно: метрополия реализует имперскую абстракцию всеобщего присутствия, а колония либо чувствует себя конкретно нестесненной вовсе, либо минимально, терпимо стесненной, признавая привнесенную извне имперскую абстракцию наименьшим из зол. Империя строит свою политику так, чтобы со временем население неимперской территории пропиталось хотя бы частью имперских идей, включилось в экономику, политику, военные союзы империи.
Иногда в колонии попадаются люди с развитым абстрактным мышлением, способные осознать главную имперскую абстракцию; в зависимости от факторов, не рассматриваемых в этой статье (пассионарности, например) такие провинциальные умники-инородцы либо приносят пользу и обновляющие идеи для империи, либо устраивают восстания, используя имперскую абстракцию как повод к обидам.
Поддерживая местную администрацию и порядки империя заинтересовывает в своем существовании провинции и обретает дополнительный запас прочности.
Еще лучше для империи - расширение имперской базы среди населения провинций. Это требует длительного воспитания новых поколений провинциалов в имперских парадигмах, предоставление прав провинциям и провинциалам, сравнимых с правами метрополии и ее граждан, взаимного проникновения культур и даже ассимиляции населения. Но так как эти процессы требуют длительного времени и терпеливо работы, немногие империи смогли довести их до конца.
Если закрепить влияние на удаленной территории не удается, то придумываются хитрые формулировки, юридически оформляющие это влияние.
Другой вид элиты - экономическая. Пространство трактуется как традиционно, так и в рыночных терминах, фактические спорные границы могут проходить уже не по линиям раздела империи и соседей. Экономическая элита использует гораздо больше способов, из которых прямое насилие - самый ненадежный. Военная аристократия, неизбежная и в современных империях, теряет право решающего голоса, и как бы задвигается. Но недалеко, экономика ведь вещь достаточно абстрактная, слишком далека от "тела" и рано или поздно военные вынуждены подтверждать имперскую абстракцию телесным подавлением сомневающихся.
Главное - идеология, орудие контроля людей на удаленных территориях, куда только словом и можно дотянуться. В ход идут слова о "гуманизме", "достижениях социализма", "правах человека" и т.д. и т.п. На жителей "спорных" и пограничных территорий со всех сторон обрушиваются пропагандистские валы, по интенсивности превосходящие пропаганду внутри самих метрополий.
В классической геополитике обозначены "хартленд" и "римленд"; телесная же метафора дает несколько иную картину. Во-первых, под словом "римленд" здесь подразумеваются провинции и зависимые ("окультуриваемые") территории разных типов. За ними простираются "пограничные территории", а за ними "территории влияния". Если "хартленд" и "римленд" неосознанно трактуются как части "тела империи", соответственно конкретное и абстрактное, то пограничные территории и территории влияния - это личное пространство этого тела, то есть пространство не занятое телом, но уже включенное в абстрактную модель империи; и если в это пространство вступит или его займет кто-то еще, то это воспринимается как угроза.
Как форма цивилизации империя движется к недостижимому равновесному состоянию, представляющемуся элите безоблачным процветающим миром без врагов, в котором "человек проходит как хозяин" из конца в конец и всюду встречает однородный и привычный порядок. Вернее, она думает, что движется к этой цели, а в действительности направляется к чему-то, что может быть и миражом.
Субъективно каждому представителю имперской элиты война ни к чему. Но так как сил для контроля всей границы не хватает, а у границ находятся враждебные соседи, приходится предвидеть попытку насильственного отторжения части имперской территории и готовиться к военному отпору. Откуда берутся враждебно настроенные соседи? Естественным путем - ведь империя мирно расширяется до тех пор, пока не исчерпываются соседи, согласные войти в состав империи на условиях элиты.
"Хищные" соседи, не разделяющие представлений имперцев об их, имперцев, избранности и правоте, также видят, что имперские войска не в состоянии держать границу постоянно. И тоже готовятся.
Имперцы, видя эти приготовления, рассчитывают свои действия так, чтобы уменьшить опасность от соседей. Либо это содержание мощного пограничного гарнизона, либо превентивное нападение на соседей из соображений "высшего гуманизма", исключительно ради их же, соседей, мира с империей. В последнем целью войны является добиться безопасности имперских границ. Не более. Если при этом удастся завоевать территорию соседей, то тоже неплохо. Но это новые границы, новые соседи, новые проблемы... Лучше уж насадить над побежденными инертного и безинициативного царька и через него "влиять".
Получается, что империя не может не стремиться к расширению. И ввязывается в войны, хотя и желает мира, ведь когда-то она устраивалась своей элитой для мирной жизни.
Как следствие вся показная политика империй полна разговорами о мире, все их действия есть фактически попытки расширения (мирные или военные, удачные или неудачные) или подготовка к ним или расхлебывание последствий. Империи живут в постоянной раскручивающейся системе взаимного недоверия - системе с положительной обратной связью - и размечают свою историю от одного сбоя в этой раскрутке к другому, от войны к войне, от катастрофы к катастрофе. Положительная обратная связь, доводя до предела напряжение, и придает сбросам этого напряжения, то есть столкновениям империй катастрофический характер.
Возьмем примеры из новейшей истории. Соседство двух империй - СЩА и России породило массу столкновений по всему миру на тех территориях, на которые претендовали обе империи. Но самая напряженная конфронтация проходила по Восточной Европе, которую Россия не смогла в себя полностью интегрировать после Второй Мировой Войны. После того, как Варшавский договор распался, пограничными стали территории Кавказа и Беларуси; столкновение в Югославии тоже носило для России характер войны, ведущейся на ее дальнем пограничье, т.е. территории пусть призрачного, но влияния.
Итак, зарождается империя как воплощение идеи некой элитарной группы о том, что на весьма обширной территории можно установить воспроизводимый режим поддержания собственного благополучия. Элитарная группа пытается контролировать территорию, большую, чем позволяют ее чисто военные возможности. Для эффективного контроля приходится придумывать довольно сложную административную систему.
Далее империя развивается по военно-политической линии из-за парадокса имперских границ, а также по линии внутренней, встраивая имперское сознание в менталитет следующих поколений. С каждым новым поколением все больше людей приобщается к ценностям "элиты", что с одной стороны, укрепляет людскую базу империи, а с другой ведет к росту желающих "порулить" и даже обязываемых к этому.
Время от времени внешний мир порождает Вызов, проверяя империю на жизнеспособность. Эти Вызовы и реакция империи на них и являются вехами в истории империй.
Цикличность имперского развития во многом определяет неопределенность даты ее конца. Каждый раз неясно, выдержит ли империя новое испытание, найдет ли в себе силы ответить на новый Вызов или же рухнет под ударами назойливых врагов. Хороший пример - взятие Константинополя крестоносцами и восстановление Византии несколько лет спустя.
Соединенные штаты Америки впитали в себя население, воспитанное в имперских парадигмах Европы, но этого для создания империи недостаточно. Только в начале 20 века, когда Америка почувствовала, что может влиять на события в Европе, были сформулированы имперские принцип.
Элита еще не была оформлена, но внешние события уже толкали к оформлению в сознании американцев образ "хартленда" и территорий влияния в Европе.
Элита вообще не обязана появляться первой, для появления имперских абстракций сначала нужно завоевать или открыть пространство, затем убедиться в том, что новые территории нужно удерживать, а затем принять исторический Вызов и удержать эту территорию. Так появляется имперская идеология и ее носители.
Пока США захватывали Техас, Кубу и распространялись на прочие соседние территории, они не сталкивались с Вызовом. Был классический "харленд", медленно, но верно переваривающий "римленды".
Вторая мировая война ясно обозначила претензии американского империализма: Тихий океан, Европа и так далее (см. про генезис американского империализма в статье Николая фон Крейтора).
Особенностью США является то, что традиционная составляющая в американском менталитете очень слаба. Это придает динамизм и гибкость американской экономике, не озабоченной снесением традиционных перегородок и условностей, с которыми сталкивается европейский и японский бизнес. Эта скорость выводит Америку в лидеры по производству тех самых перемен, реакция на которые и отделяет цивилизации от традиционных обществ.
Ущербность конкретного, иррационального и телесного в угоду абстрактному, рациональному видна на многих примерах, относящихся к культуре, религии и философии в Америке. Культура - это не более чем мера потребления, приложение к бигмаку. Религия Америки - будущее, набитое схватками с инопланетянами; прошлое и история вообще порезаны и стилизованы под нужды сиюминутных проблем и будущего. Философия - циничная дианетика, открыто презирающая тело и превозносящая механистический разум. Внешняя политика - "шахматная доска", на которой деятели вроде Бжезинского двигают фигурки-страны.
Экономика США выстроена так, что фактически она выпускает не продукцию - она выпускает перемены. И срубает огромные деньги на своем первенстве в волнах навязанных всему миру перемен.
Америка становится источником Вызовов для всего мира. Европа, Япония и Азиатские тигры еще успевают реагировать; Россия в силу огромных ресурсов и мессианских комплексов как будто бы также успевает; Китай, Бразилия и Индия берут медленный разгон и имеют хорошие шансы. Остальным народам и государствам остается следовать в хвосте - и нет никаких гарантий того, что эти народы удовольствуются таким положением вещей. О чем, кстати, и предупреждает Хантингтон, Тоффлер и прочие американские умники, голоса которых заглушены в угоду сиюминутным и политизированным построениям Бжезинского.
Особенности современной России: обида и недоумение
Ущемление имперского чувства порождает обиды. Эти обиды двух родов: обиды на империю, ударившую лицом в грязь, и обиды на обидчиков, на обобщенный Запад и весь мир.
Первая группа обид имеет общим знаменателем отказ, бегство и пораженческие настроения. Ничего не получилось. Все бросить. Наших солдатиков бьют. Дальше тянуть с этой полудохлой империей не имеет смысла. Отвести в овраг и пристрелить. Перейти на западный образ жизни. И так далее.
Другая группа - махание кулаками после драки. Нам обещали нерасширение НАТО в обмен на объединение Германии. (Кто обещал? Никто.) Нам обещали, грубо говоря, сладкую жизнь при капитализме (Кто обещал? Никто.) Нам обещали кредиты, но не дают (А почему собственно нам должны давать кредиты?) Россию унижают (А не сама ли она первая унижает себя лучше всех?) Три колдуна развалили СССР. И так далее.
Что интересно, ни первая группа, ни вторая не расходятся в сущности имперских понятий, хотя оценки этих понятий диаметрально противоположны. Забыть проклятую имперскую историю призывают идеологи обиженных первого рода. Они же призывают к развалу России и выдумывают один за другим аргументы, не снившиеся даже Бжезинскому. Вторые же призывают чуть ли не к восстановлению железного занавеса, к переводу экономики на мобилизационные рельсы, к возрождению расплывчатой русскости.
Кто прав? Никто.
Обида не лучший советчик. А что говорит история? Каждая империя проходила через периоды, когда все было плохо. История просто изощряется в бросании Вызовов. И в большинстве случаев империи восстанавливались. Тысячелетия иногда требовались внешним силам, чтобы развалить иную империю; самые удачливые из них, казалось, существовали даже после смерти.
Можно сказать, что империи терпели поражения сколько угодно раз, но проигрывали только один, он же последний.
Сменялись династии, формы собственности, правящие элиты, законы, политика. Только привычки населения, подпитывающие имперские порядки, оставались неизменными.
Чудесные восстановления имели своей основой привычку населения, принимавшие как должное новую имперскую элиту. А для людей это было только восстановление привычных порядков. Порядки это овеществелнные формы имперской абстракции, это то, что меняется медленно, что "естественно", и побеждала та элитная группа, которая умела лучше всего ответить ожиданиям народа неизменности (или восстановления) этих порядков. Ведь восстанавливались и материально-экономические носители этих порядков, восстанавливалась сильная армия, безопасное существование и большинству народа иногда не нужно было менять привычный образ жизни.
А законы можно поменять, даже развернув их за несколько лет на 180 градусов, как это случилось после 1917 года, но привычки народа к имперским порядкам дали прижиться в народном сознании новым химерам "враждебного окружения", "экспорта революции" и т.д.
Сами по себе новоимперские тезисы были довольно сомнительны, но никому и в голову не приходило подвергать их сомнению. Через пятнадцать лет после революции Россия была обновленной, агрессивной и кровожадной империей со всеми ее атрибутами. Элиты сменились, идеология подстроилась под геополитические реалии, народ снова почувствовал себя великой мировой нацией.
Ну да ладно. Нам-то сейчас что делать?
Для всего многообразия путей, лежащих перед Россией можно выделить два направления, по которым эти пути пролегают.
1. Курс на восстановление России как империи.
2. Курс на строительство новой России и нового мира.
Прежде чем подробнее описать эти направления, следует отметить невозможность распада России естественным путем, ибо скрепки имперства держат ее на уровне сознания каждого человека, независимо от того обижен ли этот человек на империю или на ее врагов или не обижен ни на кого. Предоставленная самой себе, без серьезных внешних толчков и внутренних ошибок, Россия будет сохранять свое имперство минимум одно поколение. Потому что порядки меняются только со сменой поколений. Пока в России есть люди, представляющие себе историю как вереницу побед русского оружия, пока эти люди считают Сибирь, ДВ, Кавказ, Калининградскую область "своими", никакие логические доводы в том, что малые страны живут лучше, их не убедят. Немалое долю в этом играет и политики Запада, медоточивые речи которых как-то не согласуются с военными приготовлениями и презрительными жестами. Речи попадают на критический уровень сознания и подвергаются жесточайшей обработке; угрожающие же движения воспринимаются на глубинном уровне психики, связанном с выживанием - и решениям, порождаемым этим уровнем, человек склонен верить куда более, чем доводам разума. Именно военно-силовые акции Запада, а не болтовня их журналистов и политиков подсознательно дают понять российским людям, что Россия по прежнему империя, с которой если не считаются, то боятся (см. приложение - ЮГОСЛАВСКОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Эти вещи нужно просто трезво понимать, а обиды ни к чему.
Впереди новый мир, и это неизбежно, хотя бы потому что США тянет всех за шкирку в свой вариант нового мира. В нем России должна как минимум выжить, но выжить мало, надо еще и преуспеть. Зачем?? Пусть ответят другие, а я хочу жить в такой России, которая приняла Вызов времени и нашла в себе силы ответить конструктивно и выгодно для себя и для всех.
Кроме того, стремясь только к выживанию, можно и не выжить, а более высокая цель повысит шансы на выживание. Тем более, что нам сейчас не нужно никого догонять-перегонять.
Но нужна ли нам империя?
И нет, и да.
Нет, потому что в новом мире империя становится ненужной просто в силу тесноты. Пространства уже не необъятны. Транспорт и интернет сжали земной шар в мячик. Пограничные территории уже давно самостоятельны и терпеть не могут слышать о том, что они - пограничные?. Все идеологии давно обосрались, не выдержав информационного взрыва и того, что в России называют "гласность".
Да, потому что прежде чем что-то делать, нужно самопозиционироваться. Ответить на вопрос "Кто мы?" и "Где мы?" Развеять туман неопределенности и свалить со своих плеч горы лжи.
Признать достоинства империи без интеллигентского визга. Принять недостатки и позор без псевдопатриотической истерики.
Увидеть правду и принять ее, в неприглядности и величии, в естественности и безумности. И тогда вопрос "Что делать?" отпадет сам собой. Потому что такая уж вещь правда - она делает всем все ясным.
И еще одно "да" империи - потому что новый мир наступит послезавтра, а завтра нужно еще пожить в старом мире?
Имперское мышление в менталитете российского гражданина или Инструментальный ящик патриота
Эта статья является приложением к статье "Россия и другие империи" и написана так, чтобы представлять эту работу в Интернете.
Поэтому она выглядит не совсем обоснованной; часть концепций не объясняется.
Автор оставляет за собой право вносить изменения в текст.
Имперское мышление россиянина можно определить простой формулой: история + география. Россиянин самопозиционируется как полновластный хозяин территории бывшего СССР плюс территории влияния в Восточной Европе плюс Куба плюс кое-какие сочувствующие режимы в Африке. На логическом уровне можно все это отрицать, но самопозиционирование лежит ниже логического поля. Это привычка, воспитанная жизнью, поддержанная культурой и искусством, материальными инфрастуктурами, наконец.
Территория - это мое тело, не смейте даже к нему прикасаться! Крым - "наш". Кавказ - "наш". Курилы - "наши". Бесполезно убеждать, доказывать, ссылаться исторические документы. Это все логические доводы, а наше "не отдадим" иррационально.
История России за последние 300 лет - это история борьбы империи за пограничные территории. Причем борьбы с противниками имперскими же. И что, выкинуть это из головы? Не получится. Российская история, как в изложении "имперцев", так и в понимании считающих себя "неимперцами" выстроена все равно по имперской схеме. То есть столкновения с врагами и подготовка к новым столкновениям. Историческое самопозиционирование имперца слишком инерционно, слишком много энергии набрано за 300 лет, чтобы вырвать его мыслеобразование из привычной колеи или хотя бы направить в другое русло.
Относитья к имперскому мышлению можно по разному, но дело не в отношении. Огромный пласт подсознательного, внелогического и иррационального в сознании каждого постсоветского человека выстроен точно также, как и у другого постсоветского человека, пусть живущего на другом конце империи. Имперские схемы "естественны" как для "нового русского", так и для бомжа, так и для реформатора-рыночника. И это не просто понятная всем схема типа разметки уличного движения, это гораздо более сложная система понятий и представлений, насыщенная живыми красками и ассоциациями, привязанная тысячами невидимых, но прочных линий к сиюминутным проблемам, подтвержденное в книгах, фильмах, речевых оборотах и т.д. и т.п.
Имперская история преподавалась империей своим гражданам с тем, чтобы расширить имперскую базу среди населения и именно ради этого. (В полном тексте статьи предложено объяснение, почему любая империя заинтересована в этом, хотя и не всегда применяет этот прием). Люди, воспитанные в имперских понятиях, отождествляют свое тело с территорией империи, любые посягательства на нее есть буквально посягательство на собственное тело и воспринимаются с болезненной гримасой. Отсюда и фразы "Москва - сердце родины", "голубые артерии", "моря нужны России как воздух" и развернутая метафора морей как легких страны и большой набор прочих телесных и сенсорных метафор, описывающих империю как живое тело.
Политику, желающему быть выслушанным, надо начинать речь с вещей, понятных каждому, с "естественного", вызывающего неосознанное согласие. Можно, в принципе, начинать речь с банальностей типа "мойте руки перед едой". Но эта фраза слишком "логична", сознание слушателя, хотя и признает ее знакомой, но все же проверяет, а уже потом соглашается. Хотелось бы сказать что-то понятное нутром, одобряемое всеми без проверок и возбуждающее "естественные", ассоциации, мысли, интересы, ожидания.
Дальше начинается фокус, который интуитвно используется политиками и ораторами уже несколько тысяч лет, но только в последние годы переоткрытый под звучным именем "нейролингвистическое программирование" или НЛП.
Слушатель, одобрительно воспринявший первую фразу и переключивший свое внимание в режим ожидания продолжения, непроизвольно проглатывает все, что умелый оратор просунет вслед. Критическая функция сознания такого слушателя снижена, ибо каждую новую фразу он оценивает уже не по критерию "я согласен-я несогласен", а просто проверяет на совпадение с ожидаемым и... пропускает огромные куски агитационно заряженного текста без критического осмысления! Словно ребенок, которому обещали конфетку, он проглатывает кашу, забывая покапризничать.
Чем более незаметно слушатель переведен в режим благосклонного ожидания, тем удачливее оратор, тем больше он может пропихнуть утверждений мимо критических механизмов психики слушателя. Имперская география и имперская история как раз и есть кладезь всевозможных понятий и примеров, однозначно трактуемых и узнаваемых всеми. Это ящик с инструментами, которыми, правда еще нужно научиться пользоваться, но про них доподлинно известно, что они работают.
Вот пример профессионального использования средств из имперского арсенала. Один из вполне удачливых политиков начал свою речь так: "Севастополь - наш город..." - а дальше последовали рассуждения к Севастополю совершенно не относящиеся, но именно они и составляли суть сообщения. Имперское самосознание слушателя было возбуждено и удовлетворено в первой же фразе, а дальше все, что следует в речи, критиковать как-то перед самим собой неудобно. Речь политика, содержащая массу спорных положений, часть из которых в других условиях вызвала бы отторжение или хотя бы критическое осмысление, проглатывается одним куском. И даже хочется дождаться конца речи, чтобы услышать что-то приятное еще разок.
Даже не утверждений, а нескольких слов из имперского лексикона, сдобренного правильно подобранными телесными метафорами, вполне достаточно, чтобы слушатель услышал знакомые нотки и перешел в режим некритического ожидания. Ожидает человек всегда большего, чем можно реализовать, поэтому не надо ограничивать его фантазию. Телесные метафоры только усиливают эффект. Если же переусердствовать в применении имперских понятий, то критическое ожидание включится - люди же не дураки - и эффект будет снижен.
Явное манипулирование имперскими понятиями выводит слушателя в область смыслов и толкований, поднимает его из неосознанного в логическое, где критическая машина сознания включается автоматом. Можно ли отказаться от имперского комплекса? Можно, но не сразу. Так как его корни в пирамиде менталитета (она будет позже представлена в статье Традиции и Цивилизация) доходят до метапонятий пространства и времени, то воздействовать нужно на эти метапонятия. Они лежат на нижней грани сознательного восприятия, логическая аргументация до них не добивает. Это комплекс предубеждений и привычек, их можно заместить только другими предубеждениями и привычками. А на такую замену уходит время жизни нескольких поколений.
Резкий же отказ от имперского комплекса может сместить психику человека из привычной среды в непривычную, а следовательно, возбудит в нем страх, агрессию, иррациональные реакции и спровоцирует пышный букет опасных глупостей, наблюдаемых сегодня в нашем обществе - лишь немного вышедшем, даже едва высунувшего нос за пределы привычного мировоззренческого поля.
Эта статья является приложением к статье "Россия и другие империи" и написана так, чтобы представлять эту работу в Интернете.
Поэтому она выглядит не совсем обоснованной; часть концепций не объясняется.
Автор оставляет за собой право вносить изменения в текст.
Масштабы случившегося еще не оценены.
А случилось вот что.
СССР потерпел неудачу при попытке преобразоваться из закрытого общества в открытое и стать той частью мирового сообщества, которое так славно пропагандировалось лет 30 подряд американцами. Это случилось в начале 90-х годов, когда Горбачев ходил на Запад с поднятыми руками и сдавал все, что просили.
Несмотря на то, что трудности СССР были весьма значительны, Союз мог существовать еще долго, но случилось непредвиденное. Накануне подписания союзного договора Горбачев выпустил ситуацию из рук и группа идиотов - иначе не скажешь - бросила кирпич в сложнейшую систему выстроенных им равновесий и натяжек. Ситуация стремительно поменялась, СССР не стало, множество компонентов этого равновесия рухнуло, как карточный домик и началась новая Россия.
Запад истолковал эти события весьма цинично. Возобладала точка зрения, что Запад победил в холодной войне. Причем, возобладала она на Западе, и неопытная российская демократия механически повторила этот тезис, тем самым подтвердив убеждение Запада. Даже теория такая появилась - мол, программа звездных войн была хитрой уловкой, разорившей военно-промышленный комплекс СССР.
Сначала в России не обратили внимания на эйфорию Запада по поводу победы, понятной только им самим, но потом оказалось, что Запад в лице Америки, объявив себя победителем, стал вести себя как победитель. А именно, требовать от побежденных уступок и искренне недоумевать, почему эти уступки не делаются.
Постепенно, шаг за шагом, обиды накопились до критической массы; неокрепшие нити доверия, притянувшиеся было между Западом и Россией, начали тихо обрываться. Постепенно процесс расхождения империй обозначился более заметно. Но Россия еще пребывала в "заколдованном сне" - никто еще не верил, что Запад нам враг и словосочетание "агрессивный блок НАТО" вспоминали с улыбкой.
Всем было не до этого - началась чеченская война. Российское общество честно попыталось применить западные ценности - права человека, гуманизм, например, - и вот вам результат: Россия осталась без Чечни, без чести и едва не лишилась армии. Но тем не менее, тогда еще западные ценности не потеряли своих позиций - мало ли что не сумела сделать российская армия, разве могут быть в этом виноваты некие общечеловеческие идеи?
Запад и Россия продолжали медленно расходиться, но Западу уже явно казалось, что Россия не игрок и можно уже с ней не считаться. "Заколдованный сон" продолжался. Ни провал реформ, выстроенных по западным рекомендациям, ни явное внешнеполитическое давление на Россию, ни беспардонное вытеснение с рынка вооружений, ни расширение НАТО на Восток - ни один из этих звоночков не мог пробудить медведя. Еще год-два-три - и медведь мог бы не проснуться никогда.
Но нашлись добрые люди, догадались, разбудили. Когда началась югославская война, в России нашлось только две заметные политические фигуры, поддержавшие США: это Новодворская и Боровой. Это политики достаточно одинокие, скандальные и почти никого не представляющие. Народ единодушно был против; самые нервные пошли кидаться чернилами в посольство. Реакция была естественной и вопроса "почему" не стояло.
Больше всего это удивило американцев. Толпы ихних политологов, обоРЗевателей, аналитиков и прочих умников недоумевали и разводили руками, признавая тем самым свой абсолютный непрофессионализм. Действительно, столько лет американцы убеждали себя в своей победе, а оказалось, что это был самообман. За что платили денежки ихние налогоплательщики? Чтобы последние не возникали, "профессионалы" напустили такого пропагандистского тумана, что теперь уже вообще не поймешь, кто чего хотел и кто кого победил.
Что же произошло с точки зрения описанных в этой статье теорий?
Произошло вторжение в культурно-географическую область, которое Российская империя считала своим пограничным пространством. Почему она так считала - уже не важно. Это право империй. Ведь считают же американцы весь мир сферой своих жизненных интересов - и ничего, никто не вякает. Причем пограничное пространство было нарушено нагло и беспардонно.
Сейчас нетрудно восстановить ход событий. Развал Югославии, проходивший сравнительно медленно и с множеством согласований с медведем, дремлющим под убаюкивающие песни Запада, мог быть доведен до конца так же медленно и согласованно. С начала 90-х Косово медленно готовилось Западом для отделения и Милошевич ничего не мог противопоставить - главным образом из-за своей глупости, надо признать.
о вот Милошевич что-то понял и заказал в России системы ПВО, которые могли бы уравновесить шансы Югославской армии против войск НАТО, и Запад, отбросив приличия, пошел ва-банк. Ставка на бандитов, подтасованные договора, ультиматумы, двойные стандарты, и, наконец, бомбежки - все это посыпалось как из ведра. От западной чопорности не осталось и следа. Приличия отброшены, ООН указано на место у параши, Европе приказано поджать хвост. Медведь проснулся.
Мгновенно весь комплекс имперского самопозиционирования россиян всплыл и породил практически одинаковую реакцию у самых разных слоев общества. Ведь каждый почувствовал на едва осознаваемых слоях сознания угрозу своему телу и, сопоставив ее с многолетним давлением западной пропаганды, сделал однозначный вывод: завтра то же будет и с нами, а речи Запада лживы и коварны.
Все, что годами и десятилетиями громоздили поколения заокеанских болтунов, все, за что жертвовали свободой, здоровьем и жизнью диссиденты, все, на что потрачены горы денег - все это рухнуло в расширяющуюся щель между двумя мирами. Поздно кричать, что мы, мол, оболванены российской прессой - цена несущимся с запада словам уже известна.
Россия ничем не могла помочь Сербии, кроме эффектных, но малоэффективных жестов. Но она проснулась и менталитет людей скачкообразно поменялся. Первое, что потеряно Западом - либеральные ценности. Партия Запада в России обанкротилась. Ни Ковалев, ни Новодворская, ни Боровой уже могут не появляться ни в телевизоре, ни в обществе в роли отличной от клоунской. Все, кто стоял рядом с ними и не отмежевался: Гайдар, Чубайс, Кириенко - все они уже политические трупы, последний кол в спину которым забит заботливыми руками Мадлен Олбрайт. Не стоит обольщаться количеством денег, выброшенных этими деятелями на ветер и рейтингами, которые они высасывают из пальцев сочувствующих социологов - на выборах они не получат свои 5% и лишь бессильное брюзжание будет их уделом. (эта статья написана еще в марте и помещена на сайт в октябре; за это время Явлинский сделал роковую ошибку и Чубайс не замедлил ею воспользоваться, нацепив на себя маску патриота. Это, впрочем, нисколько не опровергает смысла статьи. Указанные политики если не политтрупы, то как минимум недооживленные зомби. - К.М.)
Поражение правых либералов смещает центр тяжести электората в сторону "державников" - Примакова и Лужкова, свои дольки порога получает и осторожное Яблоко, руквовдители которого вовремя почувствовали необходимость смены песен. Неокрепшие пружинки правого либерализма, долженствующие оттягивать общественное мнение из крайних позиций, порваны, и в обществе пропала часть иммунитета против нарушений тех свобод граждан, которые могут быть истолкованы, как "западные". Россия вспоминает, что она - империя, что от этого никуда не деться, обнаруживает, что она снова окружена не льстивыми друзьями, а коварными врагами.
А друзей России можно пересчитать по пальцам руки: армия, флот, ВВС.
На Западе понимание ошибки пришло слишком поздно. Когда Милошевич, наконец, сделал решающую глупость, когда отгремела очередная кампания, убеждающая мир в очередной "победе" НАТО - западные идеологи призадумались. Чего они добились? Оттепель закончилась. Холодная война возвращается. В Косово узел только затянулся и еще неизвестно, по кому ударят концы, когда он начнет раскручиваться. Россия жива, не смотря на прогнозы "профессионалов", и имеет наглость иметь свое мнение. Европа и ООН покрыли себя позором, выказав абсолютную несамостоятельность.
Никаких выводов Запад не сделал - ведь придется признавать слишком много ошибок, а это никому не нужно. Тогда единственное, что осталось - мстить России за ошибки учеников Бжезинского.
Изменение позиций Запада и России очевидны на примерах второй чеченской войны. Не дождавшись 2001 года, когда можно было, в полном соответствии с Хасавьюртовским соглашениями, поставить вопрос об отделении ребром и мирно отделиться на радость Европе, чеченцы напали на Дагестан. Не последнюю роль в их решимости сыграла позиция Запада в Косово; чего бы там не громоздила "свободная пресса" лохам-бундесбюргерам, чечены ясно поняли все посланные им их Госдепа США сообщения.
Но российский медведь уже не спал, он зашевелился и хлопки его лап загремели по Кавказу, как в старые имперские времена. Сначала неумело, спросонья, затем точнее и точнее. Старые трюки западной пропаганды - пересказы россказней Удугова, подозрительно шустрые сообщения о неких гражданских жертвах, намеки на ужасные потери армии - только раззадоривает народ империи и мобилизует армию.
Исторический поворот в российском сознании совершился. Примаков повернул самолет - и в России его поняли все, даже те, кто этому ужаснулся. Чечня уже никогда не получит независимости, доверие к Западу уже не будет восстановлено при жизни нынешнего поколения. И так далее.
Спасибо товарищам Солане и Облрайт - на дали имперскому мишке умереть во сне.
А что ждет мир завтра? Надавав тумаков напыщенным боевикам в Чечне, Россия вытолкнет их на Ближний Восток, в Европу и Америку. Не уменьем, так числом. Это уже вопрос времени. Сейчас (в октябре 1999 г.) ни потери, ни маразматические выходки президента, ни давление Запада, а только стечение этих обстоятельств или нечто совершенно необычное может остановить армию. Куда пойдут бандиты? Не "к станкам", не надейтесь. И тогда, возможно, Америка принуждена будет показывать всему миру, как она умеет воевать с террористами - не в кино, а наяву. И еще интересно посмотреть, куда будут засунуты "права человека" и прочая лабуда для бедных. А что будет с Европой - даже не интересно, их судьба уже никого не интересует.
Возникнут ли империи в будущем? Будут ли в мире возникать элитные группы, очарованные идеей контроля слишком большой для себя территории? И если возникнут, будут ли народы с элитой соглашаться? Соберется ли где-нибудь достаточное количество людей, считающих какую-нибудь отдаленную провинцию чуть ли не частью своего тела?
Все это вполне возможно.
А нужны ли они человечеству?
Империи всегда воюют или на худой конец враждуют со всеми теми, кто не разделяет амбиций имперской элиты. Причем, вражда обычно принимает характер системы с положительной обратной связью; оба врага впадают в своеобразную гонку вооружений и рано или поздно наступает момент срыва, обычно катастрофического.
Опять воевать? Одна из форм борьбы - конкуренция - считается благотворной для экономики. Но войны в экономических пространствах имеют тенденции продолжаться политическими, а затем и военными средствами. Так, например, разгул видео- и компьютерного пиратства в России уже породил разговоры о санкциях на государственном уровне. Все-таки затронуты деньги...
Вопрос остается открытым.
Попытаемся все же на него ответить.
Империя это не плохо. И не хорошо. Это наше российское наследие. Это в общем-то набор идей, относиться к которым можно с разной эмоциональной наполненностью, но главное - научиться извлекать из этих идей пользу. Польза состоит в том, что имперские идеи понятны всему населению России, всем ее классам, прослойкам национальностям и т.д. Причем понятны как на уровне интеллектуальном (экономическое самопозиционирование и привычка пользоваться имперской экономикой), так и на более низких уровнях, неосознаваемых и плохоосознаваемых (географическое и историческое самопозиционирование).
Прежде чем ответить на вопрос "Куда идти?" Россия должна ответить на вопрос "Где я?" - а это и есть задача самопозиционирования.
Таким образом, имперское самопозиционирование есть хорошая исходная точка, а куда Россия направит свой бег из нее - это уже дело ума, чести и совести ее граждан.
В настоящее время имперский расклад сил таков. Россия и США противостоят друг другу в мировом масштабе. США пытается форсировать ситуацию. Для этого на населению пограничных территорий, территорий влияния и на народу России внедряется американско-имперский комплекс под названием "права человека". Это полностью абстрактное построение, суть которого сводится к следующему: из трех наборов прав: прав государства, прав общества и прав человека последние имеют безусловный приоритет.
Между двумя империями находятся европейские страны. Западная Европа является пограничной территорией США, с легкой тенденцией в провинциализм. США достаточно полного политического контроля над Европой по важнейшим вопросам. Восточная Европа (кроме Сербии) дрейфует в сторону США; привыкать к статусу "пограничной территории" им не в первой, так что дрейф проходит без проблем. Особое место в этом противостоянии занимает Турция, запирающая собой уже доставшие всех проливы.
Белоруссия и Сербия, оказавшиеся для США "территориями влияния" испытывают нешуточное давление, но пока более склонны дружить с Россией.
Сербия, испытавшая распад большой Югославии, испытывают имперско-реваншистские настроения, но в слабой форме. Утеря Косова для Сербии - это уже удар по "хартленду"; вектор реванша будет направлен на возвращение этой территории и никакой президент Сербии, каким бы демократом он не был, не согласится с таким унижением.
Третья мировая империя - Китай - внимательно наблюдает. Инцидент с бомбежкой китайского посольства не прошел даром для имперского самосознания китайцев. Поглощение Гонконга неизбежно ставит вопрос о Тайване. В ближайшее время следует ожидать либо ужесточения позиции Китая, либо массивных уступок Америки с целью умаслить китайцев. Не хватает только политического повода.
Другие страны, обладающие имперским комплексом - Грузия и Индонезия, страдают слабостью имперских элит.
Индия и Пакистан никогда не имели имперского опыта; от них можно ждать глупостей, но это уже игры по другим законам.
Войны России и Чечни 90-х годов во многом похожи на войны Римской империи с Иудеей 1 века нашей эры.
Обе войны - столкновение "маленького, но гордого народа" и "империей зла".
Древние иудеи занимали стратегическую позицию в империи и римское руководство, чтобы не мешать легионам ходить в Египет и на Восток, старались сохранить в Иудее все традиционные порядки, которые только можно было сохранить - царя, законы, религию и т.д. Взымалсь только налоги - но то, что можно было выжать из каменистой почвы Иудеи, не шло ни в какое сравнение с хлебом Египта и роскошью Азии.
Иудеи, конечно, такого утонченного "благодеяния" не поняли и в один прекрасный день порубили римский гарнизон за то, что римляне ели свинину в еврейский праздник. Рим отреагировал слабо - карательная экспедиция возвартилась не солоно хлебавши.
Риму, правда, было не до Иудеи - было полно проблем с "непредсказуемым", как сейчас бы сказали, Нероном. Иудеи приписали свою безнаказность чудесам своей храбрости и возомнили себя воинами. Боевые действия затихли, первая иудейская кончилась.
Через несколько лет к власти в Риме пришли Тит и Веспасиан - "военные" императоры (!). Первая же экспедиция Тита закончилась взятием и сожжением якобы неприступного Иерусалима. Легионы Рима оказались вполне боеспособными, хотя дисциплину пришлось укреплять довольно жесткими методами (римский воин, попавший в плен живым, считался предателем). После взятия Иерусалима борзым иудеям ничего не осталось, как забраться в другую неприступную крепость - Массаду - и оттуда дразнить римлян. Те, не особенно геройствуя и почти не неся потерь, построили насыпь для штурма и когда дошло до дела, иудеи не нашли ничего лучшего, чем совершить массовое самоубийство под лозунгом "свобода или смерть". Это почему-то у современных евреев считается верхом геройства, только я этого не понимаю. Так кончилась вторая иудейская война.
Третья вообще была туфтой. Диоклетиан сменил "военных" императоров и иудеи снова разбухли. В Риме только этого и ждали. Диоклетиан снова взял Иерусалим и, видимо презирая иудеев до глубины души, не стал даже их "мочить по сортирам", а просто прогнал их на фиг, как недостойных даже смерти от меча. То есть применил "этническую чистку".
(Об источниках. Когда-то давно я вскользь читал Иосифа Флавия и сейчас не ручаюсь за детали, но смысл вроде такой, как я написал. Кто поумнее- пусть поправят.)
А что сейчас? Сейчас вторая чеченская находится на этапе штурма чеченского Иерусалима. Далее последует штурм горной "Массады". Никаких шансов, кроме разве что подкупа Путина, у чеченцев нет. Основная часть боеспособного чеченского войска будет истреблена. На третью чеченскую сил у чеченцев, если они в точности повторят все глупости иудеев, может уже не хватить. Басни о "вечной партизанской войне" слишком часто опровергаются историей.
Так аналогии говорят.
А какие выводы напрашиваются?
Слабость обеих сторон в конфликте в том, что "решить проблему Чечни" нельзя, не сформулировав ее. Я вижу такую формулировку со стороны России. Россия - это империя, озабоченная в общем-то, нерушимостью своих границ. Империя в кризисе (кризисы у империй бывают довольно часто). Чечня находится на геостратегичком перекрестке, выпустить ее сейчас на свободу - значит непредсказуемо осложнить положение империи. Россию вполне устроит, если чеченцы будут жить в согласии со своими традициями на своей земле, но вести себя будут сравнительно тихо. Раз уж они такие нервные, можно пойти на максимально возможное ослабление имперской власти и на всякие "особые статусы". И медленно, поколение за поколением, втягивать их в имперскую инфраструктуру естественным образом.
А как освободиться чеченцам от имперского гнета, если они честно имеют в виду именно это, а не ту заведомо бессмысленную беготню с автоматами по горам, которую они почитают геройством? Им нужно научиться действовать не по заветам предков, то есть не силовыми методами, а цивилизованными. Типа провести референдум и на законных основаниях вежливенько так поставить вопрос на виду у всего мира. Тогда и самые матерые ястребы в Кремле не посмеют применять силу. Правда, тогда придется посчитать, сколько чеченцы на этом потеряют и сколько выиграют и, наверное, они скорее решат, что и отделяться ни чему...
