Новый лидер Грузии Михаил Саакашвили ведет свою демократическую революцию к краю пропасти, отдавая предпочтение военным методам возвращения Грузии контроля над Южной Осетией и Абхазией. Если он и в дальнейшем будет придерживаться этого пути, он рискует ввязаться в столкновение с российскими миротворческими силами, которые, вероятно, встанут на защиту осетинов и абхазцев.
Российские обозреватели пишут, что Саакашвили надеется заставить Запад обвинить во всем Россию, что характерно для конфликтов на постсоветском пространстве. Это сценарий в стиле фильма "Плутовство" ("Хвост виляет собакой"), где Западу отведено почетное место. Считается, что это - главная мотивация Саакашвили. Возможные перспективы весьма безрадостны: саморазрушение грузинской демократии, дальнейшее ухудшение отношений между Россией и Западом, возможно даже вооруженная конфронтация, так как у США и НАТО есть в Грузии военное присутствие.
Это в корне противоречит американским интересам в регионе и может нанести вред интересам США даже в Украине, где американцы мечтают повторить "грузинский сценарий".
Южная Осетия предпочла бы стать частью российской Федерации, подобно Северной Осетии, а не быть частью националистической Грузии, которая уже в 1990-х использовала против национальных меньшинств силу в целях централизации. Абхазия также хотела бы войти в Российскую Федерацию. Мирное объединение Грузии возможно только с помощью России, которая пошла на уступки в случае Аджарии, но для двух других республик потребует компромисса со стороны Грузии.
Исход этой ситуации повлияет не только на отношения России с Грузией, но и на предстоящие выборы в Украине.
Грузинскую "революцию роз" часто представляют образцом для подражания для других республик бывшего СССР, особенно для Украины. В России эту модель видят в другом свете.
Чем больше преуспеет грузинская революция на практике и чем успешнее будут развиваться ее отношения с Россией, тем лучше будет Россия относиться к Ющенко, которому обычно приписывают роль Саакашвили в Украине. Но если Саакашвили продолжит идти по пути конфронтации и обострения грузинского национализма - в этом его сравнивают с первым демократическим президентом Грузии (Гамсахурдия), то Россия обозлится не только на него, но и на Ющенко. И это расстроит не только Россию, но и миллионы украинцев, которые не хотят подобного ухудшения отношений с Россией. Мы не должны забывать, что большинство населения Украины настроено пророссийски: личные связи очень прочны, и образ сторонника России является ключевым для победы на президентских выборах в Украине.
США заинтересованы в позитивном варианте развития событий, при котором Грузия установит хорошие отношения с Россией, а Россия и пророссийская Украина с большей надеждой посмотрят на Ющенко. Одна из российских деловых газет обращает внимание на позитивный потенциал кандидатуры Ющенко как украинского реформатора. Другие голоса в России утверждают, что Ющенко уже проиграл, загнав себя в тупик антироссийской риторики, что означает, что он не сможет получить больше 25% голосов.
США сделали серьезные ставки на Саакашвили и Ющенко. США ставят и на Россию - на самом деле, на Россию они ставят куда больше.
Эти три савки США очень стремительно становятся несовместимыми. Соединенным Штатам придется постараться, чтобы предотвратить взрыв. А если они будут бездействовать, неприглядная реальность заставит их осознать, что самая главная ставка - это в любом случае Россия.
США могут сохранить все свои ставки и совместить их, только предприняв несколько ключевых шагов, чтобы заставить своих фаворитов - Саакашвили и Ющенко - говорить и действовать более трезво и более лояльно к России. А именно:
1. Публично заявить, что США против любого применения силы при восстановлении грузинского контроля в Южной Осетии и Абхазии. Показать, что наши намерения серьезны: возложить на Грузию ответственность за недавние промахи и обрисовать возможные последствия дальнейшего использования силы по инициативе Грузии.
2. Рассмотреть возможность соглашений между США, Грузией и Россией, учитывающих интересы всех сторон. Двустороннее соглашение, по которому США прекращает возражать против российских военных баз в Грузии, а Россия - против американских. Сотрудничество между этими базами. В конечном счете, возможно даже создание совместной базы под руководством совета Россия-НАТО.
3. Сказать России, что если президентом Украины будет избран Ющенко, то Соединенные Штаты будут действовать подобным же образом, чтобы убедиться, что он будет сотрудничать с Россией. Сказать - честно, - что двери НАТО всегда открыты равно для Украины и России, а не для одной Украины. Донести до Ющенко, что США будет оказывать ему поддержку только в случае, если он воздержится от антироссийских выступлений.
ОСЕТИНСКИЙ ВОПРОС В ИДЕОЛОГИЧЕСКИХ УСТАНОВКАХ ГРУЗИНСКОГО НАЦИОНАЛИЗМА В ПРЕДКОНФЛИКТНЫЙ ПЕРИОД (1988-1991).
Осетино-грузинскому конфликту 1991-1992гг. предшествовала широкая антиосетинская кампания в Грузии. Начиная с 1988 г, на политическую авансцену выдвигается т.н. "осетинский вопрос", который очень быстро занимает одно из ведущих мест в общественно-политических дискуссиях и работах идеологов грузинского национализма. Именно в этот период происходит формирование основных идеологических установок грузинского национализма по осетинскому вопросу, которые стали задавать в последующем тон в отношениях с Южной Осетией, в том числе и официальных.
В обсуждение осетинского вопроса вовлекаются практически все ведущие СМИ Грузии, виднейшие представители грузинской интеллигенции и широкие слои общественности. Характерной чертой дискуссий на всех уровнях становится их радикализм и антиосетинская направленность. Осетинская проблема трактуется с позиций нетерпимости и в самых серьезных тонах, предлагаются довольно радикальные, насильственные методы ее решения.
Структурно осетинский вопрос рассматривается грузинским национализмом в трех аспектах: автономия - территория - народ, соответственно которым вырабатываются и варианты решений: автономию - "ликвидировать", территорию - "изъять", а народ - "ассимилировать" или "вытеснить" на Северный Кавказ. За довольно короткий промежуток времени из осетинского народа формируется стереотипный образ врага, что способствует эскалации напряженности и серьезному обострению осетино-грузинских отношений. "Хватит говорить о прошлом, что мы были братья и т.д. Надо говорить о будущем, о том, что это наши враги-абхазы, осетины, и нам потребуется большое остроумие и прозорливость, чтобы не проиграть бой", - заявил в 1989г. видный представитель грузинской интеллигенции академик А. Бакрадзе.1
Подобная постановка осетинского вопроса выглядела, на первый взгляд, более чем странной и вызывала широкое недоумение в самой Южной Осетии. Действительно, прошлый, в том числе и совсем еще недавний, опыт взаимоотношений осетинского и грузинского народов можно было охарактеризовать в целом как положительный, или даже, пользуясь советской терминологией, "братский". Внутриполитическая ситуация в Юго-Осетинской АО отличалась за последние десятилетия относительной стабильностью, чего нельзя было сказать, к примеру, об Абхазии, проблема которой также стала формулироваться в тот период в резком антиабхазском тоне. Весь период 50-80-х гг. отличался периодическими вспышками межэтнической напряженности в Абхазии, когда абхазский народ и абхазская интеллигенция пытались встать на защиту своих национальных прав в условиях демографической и этнокультурной экспансии со "Стороны Грузии. Осетино-грузинские отношения на этом фоне в этот период можно охарактеризовать почти как идиллические: высокий процент смешанных браков, культурное сближение, практическое отсутствие каких-либо проблем на национальной почве, как на межличностном, так и на межнациональном уровне. Стабильность и бесконфликтность осетино-грузинских отношений в предшествующий конфликту период признаются реальными и грузинской стороной: "в прошлом мы были братья". Однако, интересно само отношение к этой ситуации - "хватит об этом говорить"(!) Создавалось впечатление, что подобные отношения уже чем-то не устраивали грузинскую сторону и ближайшее будущее обещало серьезное обострение двусторонних отношений - "надо говорить о будущем, о том, что это наши враги".
В этом плане становится актуальной проблема подобной "конфликтной" постановки в Грузии осетинского вопроса в предшествующий конфликту период. Каковы причины, и какие факторы могли сыграть определяющую роль в прогнозировавшемся ухудшении осетино-грузинских отношений? Почему осетины так быстро могли превратиться для грузин из "братьев" во "врагов"? Это тем более важно, если учесть, что антиосетинская кампания того периода объективно означала активное накопление серьезного конфликтного потенциала в сфере зтнополитики и этнопсихологии, сыгравшего определяющую роль в разворачивании политического конфликта в вооруженное противостояние в 1991 году.
Подобная, на первый взгляд, парадоксальность ситуации определялась, видимо, спецификой общественно-политической ситуации в Грузии в тот период. Кризис советской системы и наметившийся к концу 1980-х гг. развал СССР поставил Грузию, как и все остальные союзные республики, перед необходимостью образования самостоятельного национального государства. Эта ситуация, безусловно, стимулировала процессы национально-государственной консолидации грузинского общества, выразившиеся в росте национального самосознания, подъеме национально-освободительного движения, а также возрождении грузинского национализма. В этих условиях от ответов на базовые вопросы социально-психологической "кто мы?" и политической "что есть Грузия?" идентификации зависел выбор концепции национальной консолидации - этническая или гражданская нация (государство), которая, в свою очередь, определяла как саму форму будущего национально-государственного устройства, так и всю специфику межнациональных отношений в республике. Гражданская, "включающая" нация (например, американская, французская) основана на "законе почвы", и выделяет культуру как основу общности без всякого упоминания общего происхождения (универсализм). При этом государство может допускать существование в своем составе даже других наций, стараясь создать более широкое чувство национальной общности, охватывающей все население государства. Например, Франко-канадцы и шотландцы признаются нацией, однако, существуют также понятия канадской и британской нации. Т.о., характерным признаком гражданской концепции нации-нации в пределах многих этносов на данной территории, является участие в общей политической культуре. Этническая же, "исключающая" нация (например, немецкая) базируется на "законе крови" и видит основание национальной общности именно в общности происхождения, в конечном счете - в биологии (дифференциализм). При этом акцентируются такие компоненты как генеалогия, популизм, нативизм, обычаи и язык. "Этническая концепция нации стремится заменить обычаями и диалектами юридические коды и институты, которые образуют основу гражданской нации. Даже общая культура и "гражданская религия" (патриотизм) гражданской нации имеет свой эквивалент в этнической концепции - своего рода мессианский нативизм, вера в искупительные качества и уникальность этнической нации. В этнической концепции нации "история" становится двойником "культуры" в гражданской концепции".2
Конструирование национальной идентичности на основе этнической концепции нации оказалось характерным для грузинского национализма конца 1980-х - начала 1990-х гг. "Грузинский национализм предпочитает дифференциалиэм, т. е. "право крови", как в Германии, а не "право почвы", то есть, в грузинском обществе преобладает не общегражданское сознание, а этническое".3 Это объясняется как этнокультурным представлением о нации, преобладавшем в Советском Союзе и унаследованным союзными республиками, так и историческими традициями грузинского национализма. Так средневековая этническая концепция определяла Грузию как "те земли, где oцерковная служба и все молитвы произносятся на грузинском языке",4 придавая лингвистической основе религиозную форму. Патриарх грузинского либерального национализма 19в. И.Чавчавадзе слегка видоизменил эту формулу, поставив религию на последнее место:
"Язык, Отечество, Вера". Этнокультурная парадигма грузинского национализма окончательно оформилась в 1918-1921 г.г., в период политической независимости Грузии, а "национально-освободительное движение периода перестройки восстановило эту парадигму почти без изменений".5 Характерная для этнической концепции апелляция к "естественным правам" взамен юридических и политических реалий присутствует также и в базовой формуле грузинского национального проекта; "Мы ничего не хотим сверх того, что нам принадлежит по праву, но то, что наше, мы не отдадим".6
В процессе определения границ и форм национально-государственного устройства грузинский этнонационализм объективно столкнулся с проблемой интеграции национальных меньшинств в условиях полиэтничной и многоконфессиональной Грузии. По переписи 1989г. в Грузии проживало 5,4 млн. человек. Из них: грузины - 70%, абхазы -1,8%, армяне - 8,1 %, русские -6,3%, азербайджанцы - 5,7% осетины - 3%, греки -1,9%, украинцы -1 %, езиды и курды - 0,6%, евреи - 0,5% и другие (всего свыше 80 национальностей). 80% всего населения - православные христиане (грузины, абхазы, русские, украинцы, белорусы, греки, осетины), 8% - (в т.ч. азербайджанцы) - мусульмане' шииты, 3,5%-мусульмане-сунниты (часть абхазов, татары, турки, северокавказцы), 0,5% - католики (часть русских и грузин, латыши, поляки, немцы, ассирийцы).
Центробежные тенденции, развившиеся в Советском Союзе, имели все основания заработать и превратиться в фактор реальной политики также на уровне союзных республик, которые объективно унаследовали все пороки национально-государственной системы СССР. Проблема нацменьшинств осложнялась, к тому же, ролью "третьей силы", "имперского центра", объективно заинтересованного в сохранении здесь зоны своего влияния, и который ради этого мог сделать ставку на нацменьшинства, "Вражду между нациями в Грузии разжигает третья сила"7. Поэтому, в целом, проблема нацменьшинств рассматривалась в Грузии исключительно как фактор дестабилизации и угрозы. Согласно проекту концепции национальной безопасности Грузии, разработанному Центром стратегических исследований "наличие этнической пестроты в стране представляет собой серьезную угрозу"8. "В некоторых районах грузины встали на путь исчезновения... осетины создают опасность грузинскому населению, т.к. сознательно стараются достичь демографического преимущества", - писала в апреле 1989г. весьма влиятельная и популярная газета "Литературная Грузия"9. В качестве решения проблемы грузинский этнонационализм предлагает довольно "жесткие демографические меры".10 "Любыми мероприятиями мы должны стараться, чтобы процент грузинского населения с 61 поднялся до 95",11 Национальные меньшинства, таким образом, должны быть либо ассимилированы - "необходимо укреплять в негрузинском населении грузинский дух"12, либо вытеснены из Грузии: "разве не было бы лучше, чтобы армяне вернулись к своей земле, а азербайджанцы размножались на своей земле"13. Методы реализации таких планов не исключали насилие и этнические чистки: "Должен произойти другой Сумгаит (акт геноцида - И С.), чтобы гость ушел на родину, что ли?" 14
В отличие от других меньшинств, представлявших собой демографическую проблему Южная Осетия и Абхазия являлись для Грузии серьезным политическим вызовом в ближайшем будущем в плане определения границ и форм будущего национального государства. Юридически, границы Грузинской ССР не были оформлены еще с момента подписания договора от 7 мая 1920г., поэтому территориальные границы Советской Грузии носили весьма условный характер с юридической точки зрения. Однако в политическом плане, национальное движение Грузии стремилось воссоздать национальное государство в рамках административно-территориальных границ ГССР пытаясь, при этом, одновременно совместить этнические границы конструируемой грузинской общности с территориальными границами Советской Грузии. "Идея "нашей земли" в грузинском сознании более или менее четко очерчена границами Советской Грузии", - подчеркивает профессор ТГУ Гиа Иодиа.15 "Кавказ - естественная граница Грузии", - утверждает Бакрадзе.16
Поэтому, грузинский этнонационализм пытался воссоздать национальное "государство с Абхазией и Южной Осетией в своем составе. С другой стороны, и Абхазия, и Южная Осетия, как впрочем, и Аджария, представляли собой политические образования, интеграция которых в состав самостоятельного грузинского государства делала необходимым разработку и утверждение принципов федерализма и децентрализованного управления страной, к чему грузинское общество ни исторически, ни политически не готово и по сей день - "Автономий в Грузии никогда не существовало",17 а Серго Орджоникидзе, который "создал автономии в Грузии", был объявлен "врагом №1 грузинского народа"18. Поэтому, "в предвоенное время (1989-1991) в Грузии развитие получили этнократические, унитаристские и шовинистические тенденции".19 Таким образом, проблема автономных образований объективно упиралась не только в проблему нацменьшинств, но также в проблему границ и государственного устройства.
С другой стороны, интеграция автономий являлась далеко не бесспорной проблемой также и по другой причине. Во-первых, наследие советского режима, оставившего комплекс неразрешенных национальных проблем, могло сдетонировать в автономиях, которые с развалом СССР также получали возможность заявить о своих правах. В этом смысле в Грузии хорошо понимали все пороки советской национально-государственной системы, державшейся на силе принуждения. Поэтому, грузинский национализм рассматривал автономии, а, в первую очередь, Абхазию и Южную Осетию в качестве "мин замедленного действия". "Юго-Осетинская АО на территории Грузии - искусно заложенная Лениным и его командой мина замедленного действия", -писала газета Свободная Грузия.20 Эти мины по прогнозам грузинских идеологов могли сдетонировать в любую минуту. Во-вторых, Москва, по мнению Грузии, могла манипулировать межнациональными проблемами с целью защиты здесь своих стратегических интересов. "Центр натравливает осетин и грузин".21
В общем ряду грузинских автономий Юго-Осетинская автономия имела свои особенности, представлявшие особые трудности для грузинского этнонационализма:
1. Южная Осетия занимает не только в Грузии, но и в масштабе всего Закавказья весьма выгодное геостратегическое положение. Военно-стратегические коммуникации, проходящие через ее территорию, затрагивают непосредственно интересы национальной безопасности Грузии. В силу этого, от того, как поведет себя Южная Осетия в процессе предстоящей грузинской независимости, зависело и решение проблемы "угрозы с Севера" для строящегося грузинского государства, идеологи которого уже обозначили "Россию, как серьезную угрозу безопасности страны".22
2. В Грузии прекрасно осознавали тот факт, что Южная Осетия никогда не являлась перманентной, органической и составной частью грузинского государства, и, что в составе Грузинской ССР она оказалась лишь "благодаря" особенностям национально-государственного устройства СССР, которые, собственно, и удерживали Южную Осетию в ее составе. Распад Советского Союза ставил на повестку дня проблему "нахождения" Южной Осетии в составе Грузии и делал весьма вероятным ее последующий выход из Грузии, т. е. очень нежелательное для Грузии развитие событий.
3. Вхождение Южной Осетии в состав будущей независимой Грузии создает проблему разделенности единого осетинского народа. В этом плане будущая политическая ориентация Южной Осетии представлялась для грузинского национализма непредсказуемой: "Мы имеем право знать, какую позицию завтра займет находящийся рядом осетин", - отмечала еще в начале апреля 1989г. Литературная Грузия23. Поэтому проблема будущих взаимоотношений Южной Осетии с Осетией Северной была поставлена в Грузии задолго до того, как об этом начали открыто говорить в самой Южной Осетии (лето 1990г.). Естественно, что проблема Юг-Север Осетии была выдвинута в характерной для этнонационализма радикальной трактовке крайней нежелательности этого явления. "Воссоединение с Северной Осетией неблагодарная, пагубная, недостижимая цель, не имеющая с самого начала(!) никакой юридической основы", - написала газета Сакартвело еще в январе 1989г.24 При этом обоснованием "невозможности" воссоединения служит история и географический фактор: "Две части Осетии не могут быть соединены, т.к. между ними лежит Кавказский хребет. Такая Осетия (по обе стороны Кавказа) никогда не существовала, и не будет существовать. Это - антиприродное явление".25
4. Южная Осетия представляла собой не только территориально-политическую автономию, но и регион довольно плотного и компактного расселения осетинского этноса. (Доля грузин в составе населения Юго-Осетинской АО составляла около 30%). В условиях такой демографической ситуации Грузии было трудно рассчитывать на выгодное для себя решение политических проблем. Демократический принцип правления большинства, активно поддерживаемый и пропагандируемый Грузией в Абхазии, здесь был явно не выгоден, и проблема заключалась в необходимости срочного изменения этнодемографического баланса. "В изменении зтнодемографического баланса были заинтересованы в Абхазии абхазы, в Южной Осетии - грузины. Поэтому, война в Абхазии была в интересах абхазов, в Южной Осетии - в интересах грузин"26. Поэтому, факт неблагоприятной для грузин демографической конъюнктуры в Южной Осетии заставлял грузинский национализм в поисках политической выгоды апеллировать к прошлому, когда "осетины когда-то пришли беженцами и гостями на землю Самачабло",27 в то время как в Абхазии грузины "апеллировали к международному праву",28 пользуясь здесь демографическим преимуществом.
В силу этих особенностей Юго-Осетинская автономия рассматривалась грузинским этнонационализмом изначально, с момента своего появления, как факт "ущемления жизненных интересов грузинского народа",29 "нарушения суверенных прав грузинского народа и оккупация грузинской территории".30
Поэтому, проблема Юно-Осетинской АО трактуется, в первую очередь, в свете угрозы возможной сецессии и нарушения территориальной целостности Грузии. "Осетины не хотят встать рядом с грузинской нацией для претворения в жизнь ее высоких национальных целей",31 "осетины захотели уйти от нас и в дорогу решили прихватить грузинскую землю",32 "осетины пытаются отнять нашу землю".33 "Грузию хотят расколоть и раздробить с помощью мин замедленного действия - абхазов и осетин", - пишет Бакрадзе.34 В этом смысле можно говорить о боязни, страхе грузинских идеологов потерять Южную Осетию. "Мы не должны уступать родной земли спустившемуся с Кавказских гор бескультурному и не имеющему прошлого племени".35 "Страх по отношению к меньшинствам характерен для грузинского общества и, вероятно, тесно переплетен со страхом (возможно не всегда осознанным) перед дезинтеграцией страны".36
Поэтому грузинский национализм в качестве решения проблемы, т.е., устранения угрозы возможной сецессии, предлагает довольно жесткую и радикальную меру: "Пора уже ликвидировать автономию, созданную вопреки логике".37 Осуществление этой меры предлагается под угрозой насилия: "а то у грузин лопнет нить терпения и они ответят соответственно на неблагодарность осетин"38 (угроза возможного геноцида - И. С.). Для обоснования этой меры грузинский национализм предлагает исторические аргументы. Образование ЮОАО было объявлено "искусственной выдумкой большевистской партократии, изобретением Сталина".39 "Только "благодаря" жесточайшей немилости к нам исторической судьбы и проискам Сталина- Орджоникидзе стало возможным возникновение на территории другого народа за счет исторического Самачабло (Южная Осетия - И.С.) уродливого детища их антигрузинской политики - т.н. ЮОАО, равно как и Абхазской АССР, в Западной Грузии... Поэтому, нет, и не может быть никакой "Южной Осетии". Есть Самачабло и проживающие на его территории осетины и ничего более, понимаете?"40 "С юридической и исторической точек зрения создание АО в 1922г. было неправомерно".41
Упразднение автономии Южной Осетии, возможно, и снимало проблему угрозы сецессии в ближайшем будущем, однако, автоматически не обеспечивало решения этой проблемы в перспективе. Поэтому грузинский этнонационализм ставит вопрос гораздо шире - проблему территории, земли, добиваясь тем самым политического контроля над регионом. Хотя после ликвидации автономии "формула" осетинского вопроса (автономия - территория-народ) значительно упрощается до "территория - народ" и внушает меньше опасений, тем не менее, предусматривает осуществление определенных коллективных прав проживающего на данной территории этноса, в том числе и прав на землю. Поэтому, этнонационализм ставит проблему прав собственности на территорию Южной Осетии.
Территория Южной Осетии обладает всеми выгодами своего географического положения. Расположение в центральной части Главного Кавказского хребта позволяет контролировать все перевальные дороги, связывающие Северный Кавказ и Россию с Грузией, да и всем Закавказьем. Военно-политическое и не менее важное экономическое значение транспортных коммуникаций, проходящих по территории Южной Осетии, неизмеримо возросло в связи с открытием Рокского тоннеля и вводом в эксплуатацию все сезонной перевальной Транскавказской автомагистрали. Экономический интерес к этой территории также обуславливается природными и сельскохозяйственными (в первую очередь, животноводство) ресурсами Ю Осетии. В советское время почти вся продукция животноводства, включая мясо и осетинский сыр, вывозилась в Грузию и, в первую очередь, ее столицу Тбилиси. Здесь также распространены уже известные, но еще не исследованные залежи весьма редких и ценных цветных металлов, в том числе и цинка (Квайса), который, как известно, очень часто соседствует со стратегическими элементами.
Исторически, территория Южной Осетии являлась регионом компактного расселения ираноязычного скифо-сармато-алано-осетинского этнического массива с древнейших времен. И хотя на этой территории после эпохи средневековья не было самостоятельной государственности, регион всегда представлял собой самостоятельный в отношении Грузии этнополитический фактор в сфере международной политики, поскольку являлся составной этнической частью не грузинского государства, а могущественного племенного объединения северокавказских иранцев, которые в период средневековья через регион Южной Осетии осуществляли свою политику в Грузии и в Закавказье в целом.
На протяжении всей своей истории восточно-грузинская верховная власть (цари) пыталась силой завладеть этой территорией и установить здесь свой военно-политический контроль, И добивалась определенных периодических успехов в этом направлении, в особенности, в периоды слабости или же спада военно-политической активности северокавказских алан. Однако это происходило на весьма непродолжительное время и поэтому не привело к окончательному установлению этнополитического господства Грузии в этом регионе.
Территория нынешней Южной Осетии, несмотря на резкие колебания политической конъюнктуры, почти постоянно оставалась в сфере активного влияния и контроля осетинского этноса, который пользовался здесь, как и сегодня, демографическим перевесом. "Осетины занимали особое положение в грузинском государстве, они не были беспрекословными подданными центральной власти, и требовалась военная сила, чтобы заставить их следовать приказам царя".42 По этой причине присоединение Грузии (точнее, Картлийско-Кахетинского царства) к России в 1801 г. произошло, фактически, без Южной Осетии.
Номинально, по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору 1774г. вся Осетия, и Северная и Южная, попала в сферу Российского протектората и влияния. Осетины и Севера и Юга Осетии осознавали и представляли себя частями единого экстерриториального целого, независимо оттого, что по этому поводу думали или писали в Грузии. Даже сегодня грузинские идеологи порой допускают формулировки, признающие и отражающие подобное положение вещей: "две части Осетии не могут быть соединены".
Фактическое присоединение Южной Осетии, связанное с установлением здесь русской административно - управленческой системы произошло лишь в 1830 г, после военной экспедиции русских войск во главе с генералом Ренненкампфом в горы Южной Осетии, Этот поход завершил собой целую серию военно-политических мероприятий русского царизма в Южной Осетии, приведших к окончательному покорению региона (1802г. - поход Симоновича, 1804г.- поход князя Цицианова, главнокомандующего царскими войсками в Грузии, 1810г. - экспедиция генерала Сталя, 1820-21 гг. экспедиция Титова, 1830г. - поход Ренненкампфа).
Покорение Южной Осетии и включение ее в административно-территориальную систему Российской империи не сопровождалось, однако, признанием Россией какой-либо зависимости Южной Осетии от Грузии. Поэтому, представители грузинской феодальной знати князья Мачабели и Эристави предприняли попытку уже в рамках российской империи обосновать свои права и добиться с помощью русского оружия в очередной раз контроля над Южной Осетией, поставив ее население в зависимое положение. Очередное обострение осетино-грузинских отношений решалось уже не военной силой, а в рамках судебно-правовой системы империи. Претензии грузинского дворянства на Южную Осетию были отвергнуты Сенатом, решившим "грузинским князьям Мачабеловым отказать в домогательстве о признании крепостного их права над осетинами."43 Мнение самого императора было таково: "Каково бы ни было решение высших судебных мест, трудно будет признать и привести в действие таковое в пользу князей Мачабеловых, поэлику опытом дознано, что горные осетины никогда не будут без употребления военной силы исполнять следующие от них повинности и что, с другой стороны, нельзя же допускать мысль, что через каждые два или три года необходимо наряжать туда отряды и экспедиции"."44
Возможно, подобное решение было принято в русле имперской колониальной политики и отвечало интересам русского царизма в этом регионе, однако, внимания заслуживает то обстоятельство, что данная ситуация явилась результатом признания объективного, реального положения вещей, а не созданного искусственно царизмом, который лишь просто констатировал ситуацию, вполне вероятно его устраивавшую.
По распоряжению императора южные осетины были переведены в разряд казенных, государственных крестьян и, таким образом, исключены из системы феодальной зависимости, а значит и политического контроля со стороны грузинского дворянства, получив особый социально-экономический статус. Это был некий прообраз будущей политической автономии Южной Осетии, обусловленный ее исторически особым этнотерриториальным положением в Закавказье.
Очередная попытка - опять же силой - установить в Южной Осетии свое военно-политическое и этническое доминирование была предпринята грузинской элитой в период существования грузинского независимого государства в 1918-1921 г.г. Поход грузинской правительственной гвардии на Южную Осетию петом 1920г сопровождался широкомасштабными военными операциями против мирного гражданского населения (погибло около 5000 человек) и привел к массовому разорению и опустошению Южной Осетии "Целью осетинских восстаний 1918-1920гг было отторжение от Грузии исконно грузинских земель (?) и присоединение их к Советской России (контроль над территорией - И. С.). Это движение было сепаратистским, в своем корне антагрузинским... Подавление восстания в Южной Осетии было немилосердным, но это являлось ответом на очередную попытку(?) нарушить целостность грузинской территории," - пишет доктор исторических наук Д. Стуруа.45
В результате этой военно-политической операции контроль над регионом был достигнут, но временно, ненадолго. Большевизация и включение Грузии в состав Советской России в 1921 г спасло Южную Осетию от грузинского доминирования - Советская Россия признала и поддержала особое положение Южной Осетии в Закавказье, придав ей политический статус Автономной Области в составе Грузинской ССР в 1922г.
Таким образом, Россия дважды, в период империи и Советской власти, официально на высшем государственно-правовом уровне признала и узаконила особый статус Южной Осетии в Закавказье и в Грузии, в частности. Хотя в этом деле она, естественно, преследовала собственные интересы, рассчитывая через этот регион осуществлять свое влияние и доминирование в Грузии и Закавказье. Однако очевидным является и то, что признание особого статуса Южной Осетии вовсе не было "искусственным изобретением", на чем все время настаивает грузинский зтнонационализм.
Период развала СССР и обретения независимости Грузией вновь поставил перед грузинской политической элитой проблему политического контроля над регионом. Упразднение автономии и проблема территории давали ключ к решению этой проблемы. Поэтому, задача состояла в том, чтобы лишить осетинский этнос не только автономии, но и территории. Теоретически проблема упирается а доказательство прав собственности на землю Наличие или отсутствие таких прав делает возможным или безосновательным существование коллективных политических прав. Обоснование данной конструкции идет по упрощенной, но весьма характерной для этнического национализма схеме, опирающейся не на современные реалии или же общепризнанные нормы международного права, а на тенденциозные исторические выкладки, т, е. для обоснования своих прав на землю грузинский этнонационализм привлекает историю:
1. Осетины появились недавно в Грузии: "Осетины начали переселяться в Грузию после монголов, особенно сильно с 18в., нет никаких исторических и письменных источников, свидетельствующих об осетинских поселениях в Грузии до позднего средневековья", - пишет Гвасалия.46
2. Осетины - переселенцы (мигранты). Утверждение о времени переселения осетин в Грузию, по сути, является не чем иным, как попытка обосновать сам факт переселения, имеющий решающее значение. "Осетины переселенцы, когда и как - это не имеет никакого значения".47
3. Осетины - не коренные жители (не автохтоны). Факт переселения обосновывает некоренной характер проживания осетин в Грузии, и они автоматически получают так называемый "гостевой" статус со всеми вытекающими отсюда политическими и демографическими последствиями. "Осетины - не коренные жители",48 поэтому "необходимо закрепить в сознании населения статус хозяина и гостя, при этом, в Грузии приоритетными являются интересы коренного населения".49
4.Осетины не имеют прав ни на землю, ни на автономию. Некоренной гостевой статус предопределяет все имущественные и политические права этноса. "Осетины имеют лишь право на владение, но они не имеют права распоряжаться этой землёй".50 "Имеют ли право осетины на статус АО? - без сомнения, нет! Во все времена и во всех странах автономия давалась только коренным жителям страны. Так как осетины некоренные жители Шида Картли, то их АО- это полнейшее нарушение суверенных прав грузинского народа. Этот факт всегда надо учитывать в решении проблем осетин. Поэтому требовать автономию со стороны осетин не только беззаконие, но и наглость!".51
5.Территория Южной Осетии - историческая собственность Грузии! "То, что находится на южном склоне Кавказа - это собственность Грузии. Шида Картли - сердце Грузии, и грузины не собираются его уступать"52 "Шида Картли - это исконно грузинская земля и нет в мире закона - юридического или морального, разрешающего оторвать эту землю от Грузии".53 "Каждое государство, каждый народ имеет свою исторически сложившуюся территорию, и никакие ни морально-общественные, ни международно-правовые нормы не могут оправдать отторжения от этой территории ее части".54
Снятие проблемы угрозы сецессии и обретение политического контроля над территорией Южной Осетии в трактовке грузинского этнонационализма не исчерпывает "осетинского вопроса", где структурно остается в наличии третий компонент- "народ". Но "осетинский вопрос "предстает в значительно упрощенном виде, превратившись из геополитической проблемы в обыкновенный демографический вопрос, которой гораздо легче разрешить. Характерно также, что проблема народа ставится не только в плане демографии, но и в плане этнического статуса, этнической угрозы. Народ, лишенный прав на землю и прав на автономию, по-прежнему представляет серьезную угрозу государственным интересам Грузии. "Абхазы, осетины и турки представляют большую опасность для независимости Грузии, "- утверждает Бакрадзе.55 "Грузия никогда не покоряла Осетию, наоборот, осетины покорили наши земли".56 Поэтому, грузинский национализм ставит задачу осуществления еще и этнического контроля над регионом Южной Осетии. "Внутренняя Картли - сердце Грузии, древняя земля древнейшей цивилизации и культуры, прошлое, настоящее и будущее Грузии".57 "Земля Шида Картли - родина литературного грузинского языка, колыбель грузинской нации и цивилизации. Михаил Джавахишвили изучал здесь грузинский язык..."58 Для решения этой задачи грузинский этнонационализм предлагает следующие варианты:
1. Осетинский этнос должен быть ассимилирован. Предложение культурной автономии, фактически, с потерей прав собственности на землю, теряет под собой основу, становясь чисто декларативным, риторическим. Признание коллективных прав заменяется требованием политической лояльности: "Долг осетин помочь грузинам в осуществлении их национальных целей"59. Однако, весьма проблематично для осетин сохранить свой этнос в условиях этнокультурной экспансии". Осетины не хотят говорить по-грузински"60, "почему в Южной Осетии грузинский язык не является языком общения?",61 "в Южной Осетии ничего не делается для развития грузинского языка... если осетины будут развивать свой язык, то этого потребуют и другие национальности и что тогда получится? Стоит ли осетинам создавать дополнительные привилегии? На всей территории Грузии официальным языком должен быть грузинский, кроме Абхазии, где абхазы также коренной народ".62 Демографическая экспансия - еще один аргумент в решении проблемы "народа". "Если необходимость вынудит, вновь вернемся от мала до велика в Лиахвское ущелье (Южная Осетия - И. С.), к потухшим очагам предков".63
2.Осетинский этнос должен быть вытеснен на Северный Кавказ, рассматриваемый как его историческая родина. То есть, в случае несогласия народа подвергнуться культурной и демографической экспансии ему предлагается покинуть "землю" Грузии. "Если осетинский этнос уже не устраивает гарантированный нами комплекс национальной родины на нашей земле, и он считает невозможным и впредь жить в мире и дружбе с народом, с которым, кстати, не стесняются дружить и сотрудничать многие цивилизованные народы мира, так доброго им пути на свою национальную родину".64 "Если кто хочет, пусть уезжает в Осетию (Северную Осетию)"65.
3. На территории Южной Осетии должны быть уничтожены все какие-либо признаки проживания осетинского этноса, изменена топонимика, включая и само название "Южная Осетия". "Географические названия Южной Осетии следует поменять - Знаур, Исаккау Ленингор, Хетагурово, а Южная Осетия - это Шида Картли, Самачабло... В Знаури и Цхинвали жило (опять история! - И.С.) лишь несколько осетинских семей.. 400 из 600 грузинских топонимов в 30-тых годах заменили на осетинские," - пишет доктор географических наук Коба Харадзе.66 Для обоснования этой меры опять используется историческая интерпретация: "Южная Осетия - это историческая Самачабло, владение князей Мачабели", пишет Литературная Грузия.67 "До 19 века нагорье Шида Картли Осетией никто не называл. Только в 60-х гг. 19 века искусственно и преднамеренно сочинены термины Северная Осетия и Южная Осетия для проведения колониальной политики".68 Многие авторы первое упоминание термина "Южная Осетия" вообще относят к 1922г, увязывая его появление с образованием Юго-Осетинской АО, и называя это "выдумкой большевистской партократии".69 Т.е. осетинский народ должен быть ассимилирован или вытеснен, а, в обоих случаях, всякое упоминание о нем должно быть стерто с мест его бывшего проживания. Таким образом, грузинский зтнонационализм предполагает в предконфликтный период добиться полного этнополитического контроля над Южной Осетией. Решение проблемы "народа" в этом контексте окончательно ставит точку и полностью исчерпывает т. н. "осетинский вопрос" в идеологических установках грузинского национализма.
В этом плане становится ясным и формирование "образа врага" в предконфликтный период в лице осетинского народа, а также направление и характер социально-психологической идентификации осетинского этноса. Стереотипный образ врага в трактовке грузинского этнонационализма формируется в русле дегуманизации и отрицания элементарных прав и достоинств осетинского этноса. Осетины, как народ, обвиняются в неблагодарности, непросвещенности, отсутствии чувства долга по отношению к грузинской нации, неуважении, нелюбви к Грузии и даже предательстве. "У осетин есть газета, радио, журнал, театр, издательство, институт, что еще им надо? Надо быть благодарным грузинскому народу за это, а они требуют защиты осетинского языка и своих национальных прав... Осетинский народ такой неблагодарный... Хватит предательства по отношению к Грузии в тяжелое для нее время".70
Таким образом, можно говорить о разработке грузинским этнонациэнализмом в предконфликтный период (1988-1991 г.г.) националистического проекта решения "осетинского вопроса" в радикальном, национал-экстремистском духе. Сам процесс формирования идеологических установок уже сопровождался кризисом осетино-грузинских отношений, а последующая практическая реализация подобного проекта таила в себе опасность серьезной конфронтации с Южной Осетией.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 - Мамули, №8. декабрь 1989
2 - Smith A. The Ethnic origins of nations, Oxford, 1986, pp137-138.
3 - Нодиа Г. Конфликт в Абхазии: национальные проекты и политические обстоятельства // Грузины и абхазы: путь к примирению, ред. Б.Коппитерс, М-1998, с.25.
4 - Gachechiladze Revaz. The new Georgia: Space, Society, Politics, 1995, p.19-20//Грузины и Абхазы,..с. 22.
Любовь Воропаева: Особенности национальной политики
Грузинский национализм, вновь пробудившийся после революции роз, уже в течение года приносит свои тревожные плоды. Грузинские азербайджанцы готовы предпринять самые радикальные меры вплоть до объявления автономии в местах компактного проживания, если власти Грузии не прекратят дискриминационную политику по отношению к ним. Об этом заявил председатель общественной организации <Гейрат> Зумруд Гурбанов. По его словам, в последнее время нападки властей Грузии на азербайджанцев заметно усилились. На прошлой неделе в результате вооруженного инцидента в селе Кула Марнеульского района Грузии погибла женщина, несколько человек получили ранения различной степени тяжести. Столкновение произошло между сотрудниками коневодческого завода и местным азербайджанским населением. Причины конфликта - в использовании земли, принадлежащей заводу. Но, как подчеркнул глава <Гейрата>, <инцидент в селе Кула произошел на глазах у полиции, которая ничего не предприняла>. Грузинские азербайджанцы требуют от властей страны провести справедливое расследование и наказать виновников этого жестокого преступления. В противном случае они намерены начать активную борьбу за свои права.
Это далеко не первый прецедент ущемления прав национальных меньшинств в Грузии. Не так давно, при кадровых перестановках на таможенном пункте <Ниноцминда>, расположенном на границе с Арменией, были уволены исключительно сотрудники армянской национальности.
Не секрет, что национализм и агрессия по отношению к нацменшинствам в Грузии исходят из высших эшелонов власти. Особенно ярко это проявилось во время визита президента Михаила Саакашвили в Таллин. На совместной пресс-конференции президентов Эстонии и Грузии, Саакашвили отказался говорить на русском языке, который понятен большинству эстонских политических журналистов. Как сообщает Regnum, переводчика грузинского в конференц-зале не оказалось, поэтому долгую речь Саакашвили внимательно и с интересом слушали только представители грузинской делегации. Перевод для эстонских СМИ осуществлялся по следующей схеме: Саакашвили говорил по-грузински, его помощник переводил на английский язык, а затем представители канцелярии президента Эстонии переводили на эстонский. Саакашвили перешел на английский язык, осознав, наконец, всю анекдотичность сложившейся ситуации. Этот инцидент вызвал как минимум недоумение эстонской общественности и прессы.
Саакашвили часто сравнивают со Звиадом Гамсахурдиа, который стоял у истоков жесткого национализма в Грузии и практически взорвал республику. По мнению аналитиков, нынешний президент формирует в стране не менее сильный национализм. Его цель - создать новое унитарное государство, а это неизбежно вызовет конфликт и жестокое подавление национальных меньшинств в Грузии.
Источник: GazetaSNG
http://www.gazetasng.ru/article.php?id=1363
Давид Зурабишвили: Кто такие грузинские националисты и почему они борются против либерал-демократов
Конфуций говорил, что все несчастья на свете начинаются от смешения понятий, и эта старая сентенция хорошо подходит ко всему постсоветскому пространству - как к России, так и к новым независимым республикам. Все они вышли из старого советского прошлого.
В королевстве кривых зеркал
Если бы в свое время провели чемпионат мира по смешению понятий, Советский Союз никому не уступил бы первенства. Возьмем, к примеру, слово патриотизм. Советская пропаганда употребляла его очень часто, но всегда в специфическом значении. Речь всегда шла о советском патриотизме (<у советских собственная гордость>), а он ничего общего не имел с французским, бразильским или индийским патриотизмом. Всегда подчеркивалось, что советский патриот не просто патриот, а патриот-интернационалист, т.е. у его патриотизма нет границ. Со своей стороны, интернационализм тоже не произносился без предиката и, как правило, назывался пролетарским интернационализмом, во утешение всех угнетенных...
Такова была советская реальность - даже общепринятые понятия преподносилось общественности не просто в измененном виде, но и в прямо противоположном значении. Во времена Брежнева гулял анекдот о том, что агрессивная экспансия во внешней политике идет под кодовым названием <борьба за мир>. Этот момент хорошо описал в своей антиутопии Джеймс Оруэл: все лозунги описанного им тоталитарного государства построены на единстве противоположностей: <Правда - это ложь>, <Война - это мир>, <Любовь - это ненависть> и т.д. Если мы и дальше пойдем путем литературных аналогий, можно сказать, что Советский Союз был королевством кривых зеркал, искажавших при отражении и так и запечатлевавших в общественном менталитете даже элементарные морально-нравственные ценности, не говоря уже о более сложных категориях.
После распада Советского Союза кривые зеркала разлетелись вдребезги, но общественный менталитет остался практически неизменным. Инерция тоталитаризма остается проблемой нашей ментальности во всех аспектах общественной жизни. Поэтому процесс формирования государственности в бывших союзных республиках идет довольно тяжко. И не удивительно. Ни у одной из этих республик (кроме стран Балтии) не было традиций независимого государственного существования в 19-20 вв. (если не считать нескольких среднеазиатских деспотий, завоеванных Россией только в 60-х гг. 19 в.). А ведь именно в этот период в мире шел интенсивный процесс смены феодального государства национальным. Короткий период суверенного существования после Октябрьской революции не в счет - реинтеграция распавшейся Российской империи произошла так стремительно, что превращение ее губерний-колоний в суверенные единицы не успело даже начаться.
После распада Советского Союза произошло фактически то, что можно назвать <возвращением в историю> бывших союзных республик. Сразу же после этого <возвращения> все они без исключения четко продекларировали <построение демократии> и <западную ориентацию>. Правда, путь к западной демократии оказался вовсе не усыпан розами, и здесь-то и проявилась прежде всего несовместимость между декларированными целями и привычным менталитетом.
Груз прошлого
Пример Грузии в этом плане особенно примечателен. В отличие от, скажем, стран Центральной Азии, где разговоры о демократии с самого начала были ширмой для модернизации реставрированных ханств, Грузия еще лет пять назад считалась образцом растущей демократии и успешных реформ не только в постсоветском пространстве. Тогда западная пресса называла Грузию <тигренком> (Baby Tiger) и пророчила ей быстрое развитие экономики и высокий уровень жизни, как у юго-восточных "тигров", таких, как Таиланд и Малайзия. Но последующие события не подтвердили таких оптимистических прогнозов: социальный фон стал крайне тяжелым, криминогенная ситуация снова ухудшилась, руководство страны не сумело решить практически ни одной проблемы, а уровень коррупции в правительственных структурах перешел все границы.
Может, кто-нибудь спросит: а причем же тут смешение понятий? В том то и дело, что причем, и даже очень причем. Крах реформ в Грузии большей частью именно тем и был обусловлен, что правящий класс страны (не говоря уже о населении в целом) имел очень туманное представление о том, что такое демократия и что значит ориентация на Запад.
Здесь мы ненадолго вернемся назад и в двух словах вспомним, как воспринимались такие понятия, как демократия и национализм, в советской грузинской действительности.
Демократия, также как и либерализм и другие <буржуазные> понятия, никак не воспринималась ни как народовластие, т.е. участие широких масс в процессе принятия решений, ни как определенная система ценностей. Это понятие полностью идентифицировалось с т.н. <капиталистическим Западом>, который, в свою очередь, ассоциировался с материальным благополучием - <хорошей жизнью>. Осмысления того, что же реально значит жить в условиях либеральной демократии, на какой концептуальной основе она зиждется и какие навыки являются в этом случае приоритетными, не произошло ни в кругу фрондирующей грузинской интеллигенции, ни в кругу политических диссидентов. Говорить о правящей номенклатуре здесь просто излишне.
Такое <невнимание> было неслучайным. Оно проистекало из господствующей веры в то, что система несокрушима. О всесилии репрессивного советского аппарата ходили легенды. Даже диссиденты считали противостояние системе не политической борьбой, а чисто нравственным актом. Говорить правду - значило что-то само по себе, а не потому, что это могло принести какие-то реальные результаты. Естественно, что такой <глас вопиющего> не очень-то располагал советского гражданина к осмыслению сути либеральной демократии. И в самом деле, зачем пытаться понять то, хоть крупицы чего нет в твоей жизни, чему никогда нельзя будет найти практическое применение? Поэтому о светлом демократическом будущем никто не задумывался. Это была просто мечта, фантазия в духе тоста: может, когда-нибудь (Бог даст) хоть наши внуки доживут?!.
Национализм по-грузински
Несбыточная мечта о либерально-демократическом рае была непосредственной частью того, что по сей день представляет из себя грузинский национализм. Национализм по-грузински - это больше художественно-поэтическая метафора, чем стройная концепция. Она выстроена по схеме христианского Апокалипсиса: существует мир, <лежащий во зле>, и есть в этом мире <богоизбранная нация>, на долю которой выпали великие муки, потому что зло борется с ней с особой жестокостью. Силы неравны, и у избранной нации одна задача - спастись, т.е. сохранить себя до тех пор, пока не придет время Страшного суда и Бог не уничтожит зло. После этого воцарится Царствие Небесное, в котором богоизбраннной нации будет особый почет.
В советской Грузии, где цитирование Библии считалось признаком высочайшего интеллекта, мало кто читал Откровения Иоанна, и апокалиптическую схему грузинского национализма никто специально не создавал. Это была чисто архетипическая модель. Да и могла ли возникнуть другая интеллектуальная конструкция в королевстве кривых зеркал, где все отражалось деформировано?
Так что в Грузии национализм был приравнен к <спасению>, или сохранению этнической самоидентификации. Ничего не изменилось и сегодня - самый популярный лозунг грузинских политиков - снова <спасение Грузии>. Начиная с президента Шеварднадзе и кончая самой радикальной его оппозицией, все только и говорят о том, кто и как должен нас спасти. Есть даже партия <Промышленность спасет Грузию!> - ни больше ни меньше... Такой национализм никоим образом не подразумевает государственного мышления. Напротив, он принципиально антигосудаственен. Не случайно именно те, кто сегодня в Грузии называют себя националистами и патриотами, яро сопротивляются интеграции национальных и религиозных меньшинств в грузинское государство, добиваются ограничения деятельности сект (под которыми подразумеваются все неправославные христианские группы), требуют восстановить в удостоверениях личности граждан Грузии запись об этнической принадлежности, призывают запретить частную собственность на землю в регионах, где проживает негрузинское население и т. д.
Вообще-то, ксенофобия, восприятие представителей другой этнической или религиозной принадлежности как чего-то опасносного, так же, как и возвеличение и мифологизирование исторического прошлого, гипертрофированное восприятие <национальных достоинств> и образ сильного врага, характерны не только для грузинского национализма. Более или менее схожие тенденции наблюдаются и в других постсоветских и постколониальных странах. Но, наверное, в таком <чистом> виде, как у нас, он не встречается нигде. Если осью армянского национализма является доктрина <Великой Армении> (в первую очередь, с точки зрения территориальной), азербайджанского - пантюркизм, еврейского - сионизм и т.д., грузинский национализм не ассоциируется ни с какой конкретикой, ни с доктринальной, ни с фактической. Он полностью мифопоэтичен и, в основном, интерпретирует в апокалиптческом контексте литературную классику и отдельные эпизоды истории. Грузинский национализм не интегрирует прошлое в настоящее. Прошлое - это неприкосновенное сокровище, сакральный символ, который только подтверждает, что мы <спаслись>, и в будущем нашей обязанностью тоже является то, что мы <должны спастись>.
Что до либеральной демократии, то этот апокалиптический национализм присвоил ей функцию земли обетованной. Все хорошо понимали, что говорить о демократии в Грузии можно будет только после обретения независимости, а достижение независимости уже само по себе означало <спастись>, т.е. найти землю обетованную (либерально-демократический рай).
Путь в землю обетованную
Вот с таким менталитетом вступило грузинское общество в независимую Грузию, которая вовсе не оказалась землей обетованной. Народ тщетно ждал рая земного сперва от Звиада Гамсахурдия, мифопатический дилетантизм которого довел страну до гражданской войны, а затем от Шеварднадзе, которого поддержал долгожданный сонм ангелов (лидеры западных государств). Первое время у Шеварднадзе действительно были какие-то достижения. Но ничего общего с осознанной политикой они не имели. Просто позиции главы государства после военного переворота были довольно слабыми, и демократические и государственные институции нужны были ему для обуздания вооруженных бандформирований. Как только государственные институции принесли ему реальную власть, они, по воле того же Шеварднадзе, приняли свой первоначальный (советский) облик, полностью погрязли в коррупции и стали явно противостоять независимой медиа и неправительственному сектору - порождениям либеральной демократии.
Логическим результатом всего этого стал всеобщий нигилизм населения и расцвет старой сакральной ценности, мифопатического национализма, только уже без либеральной демократии - бывшего атрибута <земли обетованной>. Идеал независимости остался, но очень показательно, что по последним социологическим исследованиям, большая часть грузинского населения не считает, что живет в независимом государстве (sic!).
Единственное, что сегодня в Грузии определяет существование каких-то либеральных институций и препятствует возникновению авторитарного режима - это крайняя слабость шеварднадзевского правительства. Центральные власти, фактически, не контролируют, вернее, только частично контролируют ситуацию, и в самих властных структурах много противоречий и противостояний.
Можно сказать, что ситуация тупиковая, и события после ухода Шеварднадзе могут развиваться по двум сценариям. Один - это путь диктатуры, или авторитарно-кланового режима, другой - путь либеральной демократии. Сегодня трудно делать прогнозы, но одно ясно: тот, кто изберет путь либеральной демократии, должен обязательно должен учитывать менталитет общества. Вы противном случае, ни у одного демократического правителя не будет никаких шансов обрести поддержку обшественности, а у реформаторов окажется слишком много противников.
Грузинское общество трудно воспринимает радикальное и прямолинейное отрицание привычных клише - оно у него ассоциируется с опасностью <исчезновения и вырождения> нации. У нас уже есть горький опыт: с 1995 г. группа молодых реформаторов в грузинском руководстве сперва активно выступала за радикальный (порой даже слишком радикальный) пересмотр мифологизированных стереотипов и создание новой, либеральной интеллектуальной элиты, но когда Шеварднадзе и его гвардия не смогли принять их новаций, реформаторы сами обратились к помощи старых стереотипов и сделали попытку контролировать эту самую <новую элиту>. Правда, кончилось все тем, что им пришлось уйти в оппозицию.
Если в середине 90-ых годов пересмотр стереотипов имел хотя бы эффект неожиданности, фактический крах новаций до крайности усилил в обществе советско-консервативно-мифологизированные клише. Поэтому самой успешной политикой постшеварднадзевской демократии может стать замена деформированного мифопатического национализма <обыковенным> национализмом, т.е. с упором на государственность и с сохранением привычных символов, наполненных новым демократическим содержанием. Короче, надо не наполнять старые мехи новым вином, а заменить их так, чтобы большинство продолжало принимать их за старые.
Не дело своими руками помогать разрыву Грузии с Россией
Грузия, века назад прислонившаяся к России, безбедно прожившая с ней два столетия, в последние годы поменяла внешние ориентиры. Первым ее приоритетом объявлена интеграция в западноевропейские и атлантические структуры. Это суверенный выбор нашей южной соседки. Но вряд ли кто-либо сочтет несерьезными его последствия для Грузии и для России. Остается сделать вывод, что крутой разворот соседнего нам государства замечен не всеми из тех, кто говорит, что знает и любит Грузию.
Такое кажется немыслимым, ибо намерения Грузии продекларированы безукоризненно ясно. Вчитаемся в известную формулу Э. Шеварднадзе: "Грузия по своей истории, культуре и национальному характеру - страна западноевропейской ориентации - через века вновь вернулась в европейский мир, от которого ее в свое время отторгли насилием". Тут уж не сошлешься на абхазский конфликт, не скажешь, что если бы Москва была полностью солидарна в делах Абхазии с официальным Тбилиси, то не случилось бы переориентации Грузии. Не с российской стороны, а с грузинской, да так, что авторитетнее и не бывает, заявлено: Тбилиси сделал свой выбор по причинам, лежащим в самих недрах грузинской государственности. Грузия изначально и неизбывно устремлена к Западной Европе, от которой ее можно отторгнуть разве только силой. При первой же возможности она вернулась туда, куда ее не пускала Россия. Иначе говоря, высший руководитель Грузии, определявший ее политику все последнее десятилетие, обдуманно, целеустремленно и быстро осуществил вираж, который вывел страну на предначертанную орбиту. В центре солнечной системы для грузинского лидера пребывают теперь Соединенные Штаты.
Дело, разумеется, не в одном лишь Шеварднадзе. Разворот был требованием грузинского национализма. Соотечественник Шеварднадзе толковый исследователь Гия Нодия задолго до выступлений сверху насчет исконной западноевропейской ориентации Грузии пришел к тому же выводу: "На протяжении веков самочувствование грузинской идентичности... определялось представлением "наше место не здесь". Это означало, что хотя весь средневековый период Грузия была политически вовлечена в мусульманский мир..., а в 1801 г. оказалась частью Российской империи, все это рассматривалось как происходящее против ее воли и, что особенно важно, глубинного чувства идентичности. Грузии просто не повезло с соседями".
Оправданно ли это "наше место не здесь", прав ли Э. Шеварднадзе, когда утверждает западноевропейское происхождение своей страны? Весьма сомнительно. Убедительнее высказывается известный американский историк Ричард Пайпс, почетный гражданин Грузии, и вряд ли намеривавшийся ее обидеть: "Грузия хочет быть частью Европы. Но, мне кажется, это невозможно. Грузия принадлежит Среднему Востоку. Стать частью Европы и западного сознания для нее нереально".
Стремление к нереалистической цели неизбежно даст неожиданные результаты. Рок клонит к Турции отшатнувшуюся от России Грузию. С уверенностью, что российские почитатели Шеварднадзе поверят грузинскому политологу больше, чем мне, еще раз процитирую Нодия: "Турция представляла собой угрозу в 1918-1921 годах, и воспоминания о средневековой мусульманской экспансии создавали почву для недоверия, но поскольку Турция рассматривалась как соперник России, это делало ее союзницей Грузии". Тут же, чтобы не оставалось сомнений, Нодия добавляет: "Поскольку независимость от России является первейшей задачей грузинского национализма..., все другие противники видятся лишь через призму этого основного противостояния".
Не добравшись до Западной Европы, наша южная соседка политически, экономически, в военном отношении уже оказалась рядом с Турцией, в чем, не стесняясь предков, легко признаются грузинские руководители. По заявлению главного из них: "Грузия является не границей крайнего юга стратегического пространства России, а северной границей стратегических интересов Турции и НАТО, которая связывает ареал от Турции и Израиля до Центральной Азии".
Сочтем наносными геополитические расхождения с Шеварднадзе? Завтра сдует?
Новое для Грузии рискует оказаться хорошо забытым старым. Правда, до того, чтобы Грузия стала севером Турции, дело вряд ли дойдет. Но до многого дело уже докатилось: до сброса в Грузию низкокачественной турецкой продукции, не нашедшей дома покупателей, до такого экспорта в Турцию, в котором главная позиция - металлолом, то есть искалеченные остатки советского промышленного и сельскохозяйственного оборудования, до грузино-турецкого соглашения о военном сотрудничестве, до строительства на турецкие деньги военного аэродрома в Марнеули, до включения грузинского взвода в состав турецкого батальона в Косове, до совместных учений погранслужб при беспрепятственном вылове рыбы турецкими судами в грузинских водах, до учреждения турецкого университета в Тбилиси, против чего там повозражали, повозражали, да и возражать перестали. Так, пользуясь словами поэта, дышат почва и судьба грузинского национализма.
Не преувеличу: на то, что официальный Тбилиси считает ныне независимостью, трудно смотреть равнодушно. Тем, кто не верит в переориентацию грузинского Президента, предлагаю познакомиться с его Указом № 86 от 7 марта 2001 года: "О мероприятиях, связанных с докладом Государственного Департамента Соединенных Штатов Америки 2000 года о положении прав человека в Грузии":
"1. Министерству внутренних дел Грузии (К. Таргамадзе), Министерству госбезопасности (В. Кутателадзе), Министерству юстиции (М. Саакашвили) ...внимательно изучить... и в двухмесячный срок представить свои соображения о подлежащих осуществлению мероприятиях. 2. Министерству внутренних дел и Министерству юстиции Грузии изучить приведенные в докладе факты... О выполненных работах в трехмесячный срок доложить... 3. Просить Генерального прокурора Грузии Г. Мепаришвили установить... 4. Контроль за выполнением осуществить...".
Знакомо, не правда ли? Только вот Политбюро переместилось в Вашингтон. Нарушая права человека, грузинские власти знают, что делают. Кто не понимал, например, что лейбористская (трудовая) партия Грузии преодолела 7-процентный барьер на последних выборах в парламент - факт признанный и структурами ОБСЕ? Не пустили лейбористов в депутаты - и вся недолга. Ибо главное, как говорит Шеварднадзе, не факт, а резонанс на него. Главное - отчитаться, показать, что сверчок знает свой шесток, прославословить по адресу хозяина и получить от него индульгенцию на новый срок: меры приняты.
Зато перед Россией - с высоко поднятой головой. Из Тбилиси нас непрестанно учат уму-разуму. Немыслимо, кажется, но президент маленькой соседней страны то называл глупыми предложения министра обороны России И. Сергеева, то объявлял глупыми же заявления министра иностранных дел РФ И. Иванова, то появлялся перед телекамерами в сопровождении бежавшего из РФ и находящегося в федеральном розыске Б. Патаркацишвили.
Наговоры, не было этого? Случалось, он нам рассказывал, что надо делать, чтобы Россия стала демократической страной. Нино Бурджанадзе, едва заняв пост Председателя парламента Грузии, тоже оповестила Россию о том, как она "должна" себя вести. 14 апреля эта госпожа, вторая персона в грузинской государственной иерархии, удивила российских телезрителей решительностью: будем сбивать российские самолеты!
С боевиками из Чечни, с их представителями грузинские руководители ведут себя обходительнее. В разговоре грузинского Президента с Вахой Арсановым было столько любезностей, что дело дошло аж до официально провозглашенной идеи, цитирую: "...создания совместных групп по борьбе с террористами". Есть в этом нечто анекдотическое. Есть и вызывающее, ибо, подчеркну, грузинские власти открещиваются от совместных действий с Россией, но не с теми, кто ей противостоит. Разговор с В. Арсановым состоялся после нападения боевиков на Дагестан. Последовавшие контакты грузинских властей были и того хуже. Они вылились в прямое военное сотрудничество государственных структур Грузии с террористом Русланом Гелаевым. Опять наговоры на Э. Шеварднадзе? Приведу выдержку из официальной информации: "САКИНФОРМИ, 16 ноября. Вывод отряда чеченского боевика Руслана Гелаева из Грузии обеспечивали по поручению Президента Грузии глава Департамента разведки Автандил Иоселиани и бывший министр госбезопасности Вахтанг Кутателадзе. Об этом Иоселиани сообщил в интервью газете "Ахали таоба". Обратите внимание: по поручению Президента Грузии и по все той же логике, что сотрудничество против России с террористами из Чечни позволительно, а взаимодействие с РФ против бандформирований - нет. Объявленное намерение "сбивать российские самолеты" из той же логической цепочки. В отношении России голова действительно задрана вверх, но не от гордости, а потому что грязь по подбородок.
Будущие исследователи поломают голову, оценивая выступления Шеварднадзе в США в октябре 2001 года: настолько они выпадают за рамки здравого смысла. Прошло три недели после нападения "Аль-Каиды" на Нью-Йорк. Президент Грузии говорит о борьбе с террористами как раз тогда, когда поддержанные им боевики из отряда Гелаева напали на мирные села в Абхазии, расстреливая ни в чем не повинных людей. Через четыре дня после речи Шеварднадзе в Гарварде ими будет сбит вертолет ООН, погибнут девять сотрудников миссии военных наблюдателей, но в центре выступлений Президента Грузии оказалась тема, неожиданная даже для американцев. Вот как он сам ее сформулировал в интервью московской газете: "Необходимо смотреть более реалистично на ту политику, которую проводит Москва. Это и американцам было сказано, потому что после "холодной войны" между Россией и Америкой произошло то, что не должно было произойти: будто все закончено, идем в одном направлении, едва ли не в общем мировоззренческом пространстве... Но американцы должны знать, что "шестая часть суши" может вести себя по-другому". Это были недели, когда складывался антитеррористический блок, менялось к лучшему отношение западных стран к России. Тут-то и послышался призыв Шеварднадзе к западным странам не доверять ей, пытающейся создать "центры противостоящей Западу силы". По сути, наш южный сосед предлагал возобновить "холодную войну". Ее дыхание в гарвардской речи грузинского руководителя почувствовал МИД РФ, выступивший со специальным заявлением.
Зададимся вопросом: почему же доказанный фактами разрыв Грузии с многовековой ориентацией на Россию, сопровождаемый задиристостью, а случается, и прямой конфронтацией, все еще не понят некоторой частью российских политиков и общественного мнения?
Если признать пропаганду основным делом политика, то Шеварднадзе действительно умелый политик. Грузинское государство, в целом пока несостоявшееся, все-таки имеет одну сильную сторону: оно хорошо организовано для работы с Россией. Вспомним еще раз тезис: главное - не факт, а резонанс вокруг факта. Правде вопреки, власти сумели убедить население, что война в Абхазии была проиграна не абхазам, а России. Как бы не грузинское руководство, подготовившее и проваливавшее военные операции в Абхазии в 1992-1993 годах, в мае 1998 года и в октябре 2001 года, не официальный Тбилиси, поистине убогий в дипломатии мирного урегулирования, а все та же Россия ответственна и за вооруженные столкновения в зоне абхазского конфликта, и за его нерешенность. Такая картина сложилась не только по Абхазии. Без малого во всех бедах Грузии ее власти винят Россию. Факт таков, что небезуспешно даже в российской среде. Обладая нередким для грузин сценическим даром, хорошо знакомые с российской психологией, грузинские руководители умело пользуются в своих целях и заслуженной любовью россиян к Грузии, и доверчивостью многих из них, их наивными подчас представлениями о южной соседке, взятыми напрокат из прошлого. Застолье, тосты, здравицы, завидное грузинское умение радоваться жизни, прямая лесть, такая что у нас не услышишь, может, чуть приторная на российский вкус, но все ж приятная - это очаровывает приезжающих в Тбилиси россиян, надолго остается в памяти. А главное - грузинские собеседники любого уровня знают многое из того, что касается России, но россияне чаще всего плохо знают то, что касается Грузии. Неудивительно, что грузинские доводы, не получившие отпора, впечатляют, тиражируются СМИ. Высокопоставленные российские лица нередко слабо подготовлены для бесед в Тбилиси, но идут на них без посла, будто знание сложного предмета выдается им в Москве в виде приложения к креслу. До сих пор не вполне налажено единство действий государственных структур. Только что, в апреле, с разницей в пару дней И. Иванов и В. Рушайло сделали насчет сотрудничества с Грузией взаимоисключающие заявления. Разве не МИД РФ - координатор внешней политики? Ко всему этому прибавить лоббирование интересов грузинской правящей элиты в России. Нет оправдания ценам, установленным за поставки энергоресурсов в Грузию. Тем более что и из них надо вычесть задолженность в 150 млн долларов. Шеварднадзе умеет витать в облаках, но гораздо хуже ходит по земле. Поток средств из РФ в Грузию даже по заниженным цифрам бюджетного офиса грузинского парламента (400 млн долл. в год) превышает всю западную помощь.
Так поверим, что Грузия повернется лицом к России, плененная ее снисходительностью к перекачке на юг российских средств, энергетическими задабриваниями, прекраснодушными воспоминаниями о былом? Слишком многое упущено, и нет более выбора между хорошим вариантом и плохим. Выбор - между плохим вариантом и наихудшим. Разворот Грузии в сторону США, Турции, НАТО при дистанцировании от России - это скверно, но уж вовсе недопустимо, чтобы он осуществлялся на средства россиян. Чтобы удовлетворить моих грузинских оппонентов, готов заполнить страницу заявлениями о том, что Грузия вольна выбирать свои приоритеты. Но она, к сожалению, рассчитывает при этом на российские льготы и до сих пор получает их. С нашим головотяпством надо заканчивать. Не дело своими руками помогать разрыву Грузии с вековой ориентацией на Россию. Логичнее строить отношения с ней, конечно же насколько возможно добрососедские, дружественные, но уже на общей основе, без каких либо льгот, привилегий или подарков. На сегодня. А там посмотрим.
Феликс СТАНЕВСКИЙ,
бывший посол РФ в Грузии, заведующий отделом Кавказа в Институте стран СНГ
