Названия двух великих христологических ересей - монофизитство и несторианство[1] - в расширенном смысле можно распространить на две равно ошибочные и взаимопротиворечащие позиции в сфере экклезиологии.
Те, кого можно назвать 'монофизитами', в своем единственном стремлении сохранить Истину готовы, ничем при этом не смущаясь, жертвовать церковной икономией, требующей - в зависимости от времени и места - многообразия действий и постоянно меняющегося поведения, и позволяющей Церкви питать мир своей спасительной истиной. Напротив, 'несториане' от экклезиологии, пекущиеся прежде всего об икономии, готовы закрыть глаза на полноту Истины, дарованной Церкви, - вплоть до того, чтобы искать подпитки для Церкви вовне, в области человеческих ценностей (философии, искусства, социальных учений и др.). Первые забывают о том, что если Церковь хранит божественные сокровища, то отнюдь не из каких-либо иных соображений, как только ради спасения мира. Вторые - перестают понимать, что не мир сей, но Дух Святой есть источник жизни и познания, свойственного Церкви.
'Монофизитская' тенденция смешивает основное со случайным, неизменное - с меняющимся; всему, что касается Церкви, она придает смысл однозначной сакральности, одинаково усматривая во всем характер божественный и неизменный. Такова, например, проблема 'старого календаря', ставшая для некоторых вопросом первостепенной важности - наравне с вопросами догматическими. Будучи отделенной от жизни мира, Церковь предстает тогда как мумифицированный организм, застывший в своей архаической красоте, чуждый современному человечеству. С другой стороны, 'несторианская' тенденция постоянно допускает более или менее осознанное разделение между Церковью небесной ('идеальной') и Церковью земной ('исторической'). Таким образом, с одной стороны, Тело Христово оказывается развоплощенным, сведенным к некоему абстрактному 'духовному' началу, с другой - неразличимо смешивается с миром. Тысячелетние устремления самого разного рода, Царство Божие, осуществляемое на земле, социальная справедливость на христианской основе воодушевляют последователей Христа, по сути вновь готовых представить Его судьей при разделе их мирского наследства. Жизнь Церкви не отличается от жизни мира: низведенная до такого уровня, Церковь выступает как часть этого мира, вместе с которым она движется в потемках, наощупь отыскивая новые пути к христианской цивилизации.
Точно так же, как и их противники, экклезиологические 'несториане' представлены в различных оттенках. Однако они всегда остаются чуждыми тому, что можно назвать экклезиологическим 'догматом Халкидона': нераздельному и неслиянному единству двух начал в Церкви - неизменной божественной полноты и изменчивой человеческой несостоятельности, всегда возмещаемой благодатью Духа Святого. Точно так же, как в Богочеловеке Христе 'обитает вся полнота Божества телесно' (Кол 2:9), так и в Церкви, которая есть Его Тело, Дух Святой, восполняя ее 'человечность', осуществляет полноту 'Напол-няющего все во всем' (Еф 1:23). Не следует ни смешивать эти два начала, подобно 'монофизитам', в чьем представлении Тело Христово, так сказать, сошло с небес как некая неизменная и божественная сущность, ни, уподобляясь 'несторианам', противопоставлять в Церкви 'небесное' - 'земному'.
Если оставаться верными экклезиологическому догмату Халкидона, необходимо признавать исторический и конкретный характер Церкви и - одновременно - радикальную независимость, суверенную свободу Церкви по отношению к миру и законам, управляющим жизнью здесь, в 'дольнем', ибо Церковь - не от мира сего. Она не является элементом мировой истории - среди множества других, но есть самый центр вселенной и ее истории, центр, в соответствии с которым исторический процесс в целом - точно так же, как и всякая личная судьба - обретают свой окончательный смысл. Пребывая в мире сем, Церковь не является его составляющей частью, ибо она содержит то, чего мир не способен вместить: полноту нетварной благодати. Вот почему история Церкви есть 'сакральная наука', в которой всякая методология должна четко определяться и находиться под надзором богословской мысли. Одних светских методов никогда не будет достаточно для понимания места Церкви в истории мира: историк, желающий изучить Церковь, лишь рассматривая ее 'извне', как один из исторических феноменов, не сможет увидеть в ней ничего, кроме иудейской секты, которой в силу множества причин невероятно 'повезло'.
Отрицать радикальную независимость конкретного исторического Тела Церкви - значит закрывать глаза на то, что отличает ее от всех известных исторических явлений: ее свободу по отношению к истории мира. Отрицать это - значило бы отрицать само дело Христа. Если Церковь - не от мира сего, будучи приобретенной Христом (см. Деян 20:28), то она существует в мире ради его спасения. Подобно тому, как Христос хранил молчание перед судом Пилата, оставаясь свободным от мира, так и сама Его Церковь, храня молчание перед силами мира сего, никогда не теряет своей высшей свободы. Нам часто бывает нелегко распознать эту свободу под внешним обликом уничижения. 'Соблазн для иудеев' - Крест - остается непреодолимым и для сознания некоторых христиан. Кое-кто предпочел бы отказаться от сущностной независимости Церкви - лишь бы уподобить ее другим историческим силам, действующим в мире (вспомним, как Израиль пожелал иметь царя, дабы быть как прочие народы)[2]. Некоторые православные по сути не свободны от комплекса неполноценности перед административной мощью римского католицизма.
Полностью признавая абсолютную независимость Церкви по отношению к миру, в котором и ради которого она должна жить и бороться, не следует впадать в абстрактный схематизм и закрывать глаза на тот факт, что Церковь в своей истории оказывается тесно связанной с элементами этого мира. Действительно, ее члены одновременно принадлежат какому-нибудь земному граду, какой-либо нации, семье, какой-нибудь определенной культурной традиции. Утверждая, что 'каждый из нас принадлежит земле, лишь Церковь принадлежит Небу', Хомяков хотел прославить кафоличность, вселенскость Церкви, являющуюся не случайным синтезом, результатом встречи различных мнений, течений и желаний, но изначальным свойством Церкви, той божественной печатью, что выделяет ее среди множества культурных, национальных, социальных и политических образований. Существуя на земле, каждый из нас связан с каким-либо городом, с определенным классом, с цивилизацией, которая в какой-то мере формирует нас и которую, в свою очередь, создаем мы сами. Но, с другой стороны, каждый из нас, поскольку он принадлежит к Церкви, может и должен быть превыше своих политических и классовых интересов, выше сформировавшей его культуры, выше собственного характера, ибо Церковь дает нам возможность быть свободными от нашей природной ограниченности. Неизбежно существование среди христиан самых различных взглядов и интересов - политических, этнических, социальных, культурных и прочих. Попытка отрицать это была бы столь же абсурдной (и еретической), как и попытка упразднить жизнь со всем ее богатством и многообразием. Церковь никогда не предписывала своим членам какую-либо политическую или социальную доктрину. У нее никогда не было какой-нибудь особо любимой ею расы или культуры, предпочитаемых другим. Естественно поэтому, что она не может терпеть, когда частным интересам какой бы то ни было группы придается характер церковный и та творит свою волю под видом воли Церкви. Для членов Церкви забота о сохранении ее единства должна доминировать над всеми частными интересами жизни мира сего. Ибо вне единства Церкви в ней нет места ни ее вселенскости, ни четким ее границам; само различие между Церковью и миром исчезает. Те, для кого собственные интересы (коллективные или индивидуальные) оказываются важнее сохранения единства Церкви, готовят почву, благоприятствующую схизмам[3] - трещинам в этом единстве, вне которого утрачивается всякая возможность свободы по отношению к миру сему: сознание Церкви угасает и стремится окончательно исчезнуть среди множества противоречивых мирских интересов, пытающихся его подчинить (различного рода 'патриотизмы', социальная справедливость, защита 'христианской цивилизации' и т. п.).
Каноническая структура служит прежде всего сохранению независимости Церкви - как перед лицом внешнего мира, так и в ее внутренней жизни. В то же самое время это есть защита нашей свободы, которую Господь стяжал 'честною Своею Кровию'. Каноны Церкви - отнюдь не магические формулы, применение которых и слепое следование которым были бы достаточными для созидания церковного единства. Они обозначают границы, за пределами которых нарушается единство в послушании Церкви, границы того единения, которое исключает всякую 'личную волю' - по образу Святой Троицы, где существует только одна единая воля. Точнее - поскольку речь идет о Церкви, Теле Христовом, - следует говорить о неразрывном единстве двух воль: 'угодно Святому Духу и нам' (Деян 15:28). Пока каноны соблюдаются, независимость Церкви, ее свобода по отношению к миру, ее собственная автономия - остаются неприкосновенными: Церковь незыблема и непобедима на протяжении всех веков своей истории, несмотря на все гонения, несмотря на все внешние уничижения, претерпеваемые ею от властей мира сего, всегда восстающих на Град Божий - даже когда они ищут союза с ним. Но там, где пренебрегают канонами, чувство независимости Церкви ослабевает. Жизнь ее смешивается с жизнью внешнего мира. Церкви навязывается защита мирских интересов - задачи, совершенно чуждые ее призванию. Это делает ее уязвимой, подставляя под удары торжествующих сил века сего, которому ей более нечего будет противопоставить, коль скоро она останется уподобленной какому-то из элементов внешнего мира.
Каноны выражают независимость Церкви, ее внешние границы и внутреннюю упорядоченность ее жизни; они утверждают конкретный и зримый характер Тела Христова. Каноническая власть принадлежит епископу Церкви в силу божествен-ного авторитета, дарованного апостольскому собранию Самим Господом вечером дня Его Воскресения: 'Примите Духа Святаго. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся' (Ин 20:22-23). Это сообщение Духа Святого Апостолам как основу их власти, утвержденную дуновением Господа, следует ясно отличать от сошествия Духа Святого на каждого члена Церкви в Пятидесятнице. Действительно, Дух Святой нисходит не на каждого из Апостолов в отдельности, но на собрание Апостолов как некую общность, поставленную во главе Церкви. Они получают от Христа власть объективную и безусловную, власть, носящую характер окончательный и абсолютный, - независимо от личных достоинств или недостатков тех, кто ее осуществляет. Напротив, в Пятидесятнице Дух Святой нисходит в виде отдельных огненных языков на каждого члена Церкви. Он даруется каждому как источник личного освящения в обоживающем общении с Троицей, которое есть конечная цель последней цели каждого из нас в отдельности, достигаемая, однако, в едином общении всех, то есть в единстве Церкви Христовой.
Сохранение этого единства возложено на каноническую власть. Это означает, что оно доверено прежде всего собранию Апостолов и их преемникам. Другими словами, божественная и абсолютная власть вязать и решить, принадлежащая Богочеловеку, оказывается доверенной людям - несовершенным, способным заблуждаться при осуществлении этой власти. Тем не менее акты этой власти остаются обязательными до тех пор, пока они не отменены или не исправлены Вселенским апостольским собранием или собранием поместным - на территории автокефальной Церкви. До тех пор, пока канонические акты епископа признаются в качестве таковых апостольским собранием, они должны рассматриваться как выражение власти и единой воли Церкви. Вот почему, прежде чем протестовать против несправедливых постановлений церковных властей, необходимо подчиниться им в ожидании суда церковного собрания - более или менее расширенного, в зависимости от важности случая (на уровне митрополичьего округа, синода Патриархата, сообщества глав автокефальных Церквей).
В осуществлении канонической власти иерархия всегда должна преследовать двоякую цель: защиту свободы Церкви от начал мира сего - с одной стороны, и икономию по отношению к миру ради его спасения - с другой. Чтобы привести пример канонической установки, погрешающей против икономии, достаточно напомнить практику перекрещивания неправославных христиан, существовавшую до недавнего времени[4] на Востоке. Примером псевдоканонического принципа, погрешающего против независимости Церкви, может служить болгарский 'филетизм', рассматривающий нацию как основу поместной Церкви. Первое заблуждение свойственно 'монофи-зитам', второе - 'несторианам' от экклезиологии. Здравая же позиция церковной администрации при использовании древних канонов и при создании новых, соответственно требованиям дня, предполагает всегда трезвенное сознание, умеющее отличать существенное от второстепенного, то есть дар рассуждения. Мы вправе ожидать того, что епископы воспользуются этим даром, равно как и другими дарами Духа Святого, ибо они получили не только абсолютную и обязательную власть, пожалованную исключительно апостольскому собранию, но также способность стяжать 'ум Христов' (1 Кор 2:16) - способность, дарованную всем членам Тела Христова в таинстве миропомазания. Поэтому непозволительно испытывать заранее недоверие к церковной иерархии, исходя из того факта, что епископ (или группа епископов) всегда может и не выполнить своей задачи. Такая позиция вносит в жизнь Церкви дух смуты и анархии, своего рода протестантский индивидуализм, в конце концов отказывающийся признавать, что Церковь (не Церковь 'небесная', а Церковь конкретная и 'исто-рическая') наследует от Самого Христа абсолютную власть вязать и решить и что она располагает всеми необходимыми условиями для того, чтобы эта власть могла действовать безошибочно. Ошибки епископов должны исправляться сознательной волей Церкви - в ее поместном или вселенском выражении. Что же касается неподчинения епископам, револю-ционного духа в Церкви, то это - трудноизлечимая болезнь, истинное духовное бедствие.
Грехи против единства Церкви, столь частые в нашу эпоху, и особенно то легкомыслие, с которым схизмы рассматриваются как временное и неизбежное зло, порой пренебрежительное отношение к канонам, являющимся для некоторых скорее только противоречивыми актами церковной бюрократии, чем живым выражением единства Церкви, управляемой иерархией, - все это обнаруживает ложное понимание Церкви, которое - сознательно или нет - стремится разрушить или, по крайней мере, ослабить единство Божественного и человеческого в Церкви. Этот протестантский спиритуализм на православной почве порождает некую нечувствительность по отношению к конкретному и историческому характеру Тела Христова. Остается лишь литургический аспект этого Тела, который и любят акцентировать: Церковь как таинственный организм (и здесь Божественное и человеческое смешиваются в двусмысленном понятии 'богочеловеческой природы' Церкви). Что же касается чисто 'церковного' аспекта Тела Христова, этой 'Экклезии' с ее канонической и иерархической структурой, с ответственностью за ее единство и независимость, возложенной прежде всего на клир, а затем на каждого из нас, - то осознание этой церковной реальности зачастую отсутствует.
Если Церковь в своем конкретном проявлении, со всеми своими епархиями и приходами, в своей повседневной жизни не есть Тело Христово, обязанное существовать в сегодняшних исторических условиях, тогда все становится относительным и безразличным. Тогда схизмы - не более чем временные трудности, которые будут однажды преодолены. Точно так же ошибки и нерадение церковных властей, их провинциализм и догматические отклонения можно пока потерпеть - в ожидании благоприятных времен, когда компетентный собор сможет со всем этим разобраться. Вновь поднимать уровень церковного сознания? Но ведь это - задача, превышающая наши возможности: предоставим ее решение следующему поколению. Не хотят ли те, кто рассуждает подобным образом, применить к жизни Церкви 'теорию прогресса', исторического эволюционизма? Или просто предполагается, что временный характер какого-либо явления может служить оправданием нашего безразличия? Как будто наша здешняя жизнь есть не что иное, чем то же самое 'временное явление', как будто столь временный характер чего бы то ни было может уменьшить нашу ответственность.
Чтобы оправдать наши грехи, нашу вялость и духовную лень, мы, возможно, готовы искать в самой Церкви объективные причины того, что данная ей полнота жизни неосуществима в истории. Однако мы имеем перед глазами недавний пример Русской Церкви, показывающий, что Церковь может и должна существовать в любых условиях окружающего ее внешнего мира, - пример покойного Патриарха Московского Сергия, стремившегося, чтобы Церковь 'в новых условиях ее жизни продолжала возжигать все тот же огонь в сердцах верующих'. Этот огонь Пятидесятницы 'все тот же' и во времена Апостолов, и в века гонений, в века великих Соборов, и в другие, не менее славные эпохи; он остается все тем же и в наши дни. Один служитель Церкви прошлого века сказал как-то Победоносцеву, обер-прокурору Священного Синода в России: 'Если бы в эпоху Вселенских Соборов спросили вашего мнения об их своевременности, вы представили бы против их созыва такой набор хорошо обоснованных критических аргументов, что эти Соборы, которые мы ныне почитаем святыми, несомненно так никогда бы и не собрались...' Ослабление сознания Церкви, грех пораженчества и уныния, недостаток веры в полноту нетварных сил Церкви, сохраняемую ею в каждый момент ее истории, - все это не ново. Достаточно почитать летописцев или иные свидетельства современников, чтобы убедиться в том, что всех тех, кто имел глаза, чтобы видеть прямой путь Церкви, не смущаясь отдельными недостатками, было сравнительно немного.
Эта 'золотая' срединная линия жизни Церкви ускользает от 'монофизитов', отрицающих жизнь и стремящихся заключить Церковь в привычные формы ее исторического прошлого. Точно так же ускользает она и от экклезиологических 'несто-риан', смешивающих 'историческую Церковь' с преходящими явлениями мира сего, тогда как Церковь 'мета-историческая' остается для них некоей благочестивой абстракцией. И те и другие имеют привычку критиковать Русскую Церковь: первые упрекают ее в несторианском прогрессизме, компромиссе с новым миром; вторые, напротив, ставят ей в вину монофизитский формализм, 'канонопоклонство'. Но эти стрелы пролетают мимо цели: на самом же деле это экклезиологические 'монофизиты' и 'несториане' враждуют между собой.
Рассматривая жизнь Церкви во внешних условиях, обязывающих ее нести все тяготы настоящего момента, как это обстоит ныне с Церковью в России, можно спросить себя: что же изменилось в течение славных эпох прошлого? Ничего, кроме внешних форм и исторических условий, в которых существует Церковь. Ничего, кроме ее икономии по отношению к миру, то есть того, что и должно меняться со временем, чтобы Церковь всегда оставалась способной вершить свое дело - спасение реального мира, в котором она живет. Средства, находящиеся в распоряжении Церкви, не уменьшились: не ожидая 'нормальной эпохи', которая не наступит никогда до конца времен, она может сегодня осуществлять то, к чему призвана, ибо 'довольно для каждого дня своей заботы' (Мф 6:34).
Перевод с французского М. Теминой
под редакцией Н. Бруни и Ю. Малкова
* Перевод выполнен по: Vladimir Lossky. Ecueile ecclesiologiques // Vladimir Lossky. Ecrits theologiques - La Vie Spirituelle, 1987, t. 141, pp. 621-630 (Les Editions du CERF, Paris). Статья впервые напечатана в: Messager de l'Exarchat du Patriarche Russe en Europe Occidentale (Вестник Русского Западно-Европейского Патриаршего Экзархата). ? 1, 1950.
[1]Монофизитство - христологическая ересь V в; по учению монофизитов при Боговоплощении Божественная природа во Христе полностью поглощает и упраздняет собой Его человеческую природу.
Несторианство - христологическая ересь V в.; несториане утверждали, что Божество и человечество во Христе пребывают друг с другом лишь в относительном, нравственном соединении, по-прежнему обладая собственными свойствами Божественной и человеческой личностей. - Ред.
[2]См. Втор 17:14; 1 Цар 8:5. - Ред. пер.
[3]Разделениям. - Ред. пер.
[4]Местами сохраняющуюся и поныне. - Ред. пер.
В. ЛОССКИЙ
(c) Перевод. М. Л. Темина, 1995
http://ao.orthodoxy.ru/arch/006/006-lossk.htm
Уже Земля перестала быть прежнею - меняется её вещественный состав. Мир иной состоит из более тонкого вещества: ясно и рельефно видна в нём внутренняя жизнь Души. Кажущийся незначительным и безвредным порок производит внутри могучий взмах бесовских крыльев и недосягаемое парение чёрного орла. Уясните непреложный образ о невидимом и со временем обретающим осязаемый вид, о явлении Правды Божией во свершение преблагого Промысла. Ждите: настал Час Великого Преломления.
Приидет час, когда Крест Славы осияет мир. И мертвородные, как бы ослепнув от Его Света, закроют глаза руками и пойдут слепыми призраками, и будут так бродить, пока не сгинут в пропасть - серые погостные тени. Такова судьба всех, отвергших Господа.
Скоро уже закачается вся Земля, как давший течь корабль. Вскоре после первого катаклизма вся земля озарится светом голубым, затем оранжевым, затем прозрачно белым и на огненных колесницах сойдут с Небес на опустевшую землю воины Илии. Новый Мир, Новая Земля, Новый свет!
Так и будет: забьют могучие фонтаны из-под земли и зальются кипящей лавой и водою многие содомы и гоморры. Избранным же будет дан Мною знак. Тогда идите, детки, по первому же Моему призыву - слепая стихия не заставит себя ждать. Ибо Воля Божия изрекается лишь однажды.
Потому блаженны непоколебимые и не сомневающиеся в вере. В годину бедствий оставлю самые укромные места - как было при Ное. Ныне - в сердце человеческом истинный Ковчег спасения. Вскоре дам знамения в подтверждение слов Моих. Пребуду с вами, чада, до самого Конца, до последних дней мира сего.
Грядут небесные Откровения, указан Мною Путь. Вскоре изменится переживание Пространства, тела чистых Сердцем, чудесно преображаясь, будут переноситься по воздухам. Не войн опасайтесь и ждите, но мировых коллизий, связанных с преображением Материи - первых знамений грядущего обновления мира.
Смирение проявите, но не страх: всё будет, как должно, свершится с непреложностью природных перемен. Так и духовно: изъявляйте силу и рвение только в борьбе с духами злобы и не ищите ничего внешнего, ибо внешний ход событий определяется бранью невидимой.
Се, грядет Эпоха Духа Параклита и время Откровений Святаго Духа! Пришла пора Собора духовного. Ныне без прозревшего Ока сердца нет продвижения по ступеням совершенствования. Так и знайте: не освободившийся окончательно от груза мирских привязанностей, не способен читать по Книге Жизни и видеть знамения Божии в происходящем с ним. И потому кажется ему Господь жестоким и несправедливым, ибо преобильная благодать Божия для него - груз непосильный и потому как бы смертельна.
Слова и речи, голоса и лица - всё, детки Мои, быстро канет в Лету, не оставив даже следа малого, лишь тишина благоговейная останется на месте бойких голосов. Зверь, дрожащий от лютой стужи, тварь чуткая - все враз застыли и ужаснулись в предчувствии страшных бедствий неотвратимых. Что эти пышнокронные рощи и леса превечные, когда настал последний час и окажутся они вместе с миллионами невнявших на дне новых морей и океанов!
Аминь!
Слово утешения Богородицы!
Укрепляйтесь же и подвизайтесь по вере святой
и да пребудет с вами Милость Божия
отныне и вовеки!
Аминь, глаголю вам! Знайте же, что прежде Часа Преображения, между вторым и третьим бедствиями, предстоит ещё Час Великого Перемещения: Земля будет погружена как бы в тонкий сон, и ни один, кроме верных и прозревших в Духе, трезвенников сердечных и бденников душевных, не познает, что уснул. И все будут перенесены таинственно с тем, дабы блудник находился подле такого же блудника, кощун - рядом с кощуном, вор - с вором, убийца - с убийцей, ненавистник Божий - с ненавистником, а угодник - с угождающим.
И не станет стран, помимо страны праведных и благочестивых. Се, глаголю вам: предстоит перекройка всей карты вселенной. Праведные будут с праведными, а нечестивые - с нечестивыми. И это будет первая ступень к Страшному Суду.
И когда совершится это великое перемещение, начнётся Страшный Суд. Пройдёт Ангел мести с серпом в руках, и приидет Час Великой Жатвы. И откроются крышки гробов и вскроются во множестве глубокие лазы из самой преисподни. То, что сами же вы и захоронили, будет вылито на ваши же головы.
Изыдут из множества захоронений многие отравляющие пары и жидкости на землю, отчего живые начнут задыхаться, болеть и слепнуть, и судорожно глотать воздух. И тогда не останется уже плевел на поле светлого посева или иссохшихся веток на плодоносящих деревьях. Но не погибнет ни один, творивший благое.
Ваше время переходное - тщетное, напряженное, тёмное. Тьма сгустилась уже до самого крайнего своего предела. Дорожите же Словом Моим, чада, ибо нигде и ни в чём более не найдёте утешения - повсюду окажется лишь темнота кромешная да воровской притон, приманка ядовитая да капкан разбойничий.
И не ищите тогда поспешно поменять место своё, думая: "Спасусь с праведными; прокрадусь, как вор, и незаметно спрячусь среди них". Тогда вся Земля будет поделена Ангелами на зоны, которых будет более ста. И упростится дело Судии, и в самой сердцевине мира прорежется огромный круг и покроется Светом от Пресвятые Троицы. И Свет сей будет стоять два дня и две нощи. И будут подниматься по нему в Чертоги Небесные лишь праведные и верные сыны да дщери Христовы.
И тогда горы будут вздыматься, как лёгкие. Выпарится вода из морей, и каждая из местностей, числом более ста, обретёт как бы свой климат, свою землю, свои воздухи. Тогда не будет ни Америки, ни России, ни Африки, ни Азии. Но так говорить будут: се - страна воров, а се - стан кощунов; а над всеми - Царство праведных Христовых, охраняемое бдительными Херувимами и многоокими Серафимами.
Чада, Слава Моя открылась по всей земле. Дух Святой, действующий через Покаяние, проницал всех живых и мертвых. Не дни до конца считайте, а о грехах своих возопите! Дни покаяния - часы прозрения, дни плача - минуты утешения.
Пришли последние времена для мира сего, но предстоят ещё очень большие скорби. Страшный Суд совсем близок, а мытарства уже начались... Ныне идёт война за Души. Дьявол предъявляет свой счёт и лишает Меня возможности просить об отложении сроков и о перемене удела всего рода.
Не ищите земных знамений и не творите истуканов каменных в тонком мысленном пространстве. Когда придёт время знамений, уже исполнятся сроки и иссякнет надежда на спасение. Чайте знамений и чудес внутренних, дабы открылись вам грехи ваши и прозрело Око Сердца, запечатанное по грехопадению, и тогда воздели бы руки горе, и взыскали милости Вышнего, и возлюбили бы Меня всем Сердцем, и притекли бы ко Мне, и пребывали бы в завете Моём неотступно.
Против всех орудий князя тьмы есть только одна панацея: Огонь Святого Духа. Снищите пламя святодуховское - не устрашитесь смерти и постыдитесь обывательских вопросов своих.
Не много же преуспел ваш мир с диких времён Ноя и Лота. Скажите, кто, заслышав Слово Моё, помог нести его дальше?
Кто из властьимущих откликнулся на зов евангелиста Моего?
Кто из богатых пожертвовал хотя бы малым? Единицы благих... Дух надмения и гордыни сокрушает все наши плоды и, войдя в сердца ваши, производит полное безумие и поднимает смуту разума.
Скажите, разве не Дух Святый мерило? И разве не Он утешает вас? Верьте, что всё так и будет, как Я говорю. Так и Сам Господь говорил Израилю, а до Него ещё - пророки и праведники. Смеялись и глумились над ними, а потом рвали одежды и рыдали горько, но - тщетно!
Ныне, как и тогда, во времена Ноя, все прежние возможности, попускаемые вам свыше, уже полностью исчерпаны. Иссякла Чаша Долготерпения. Поверьте, Час Возмездия приидет внезапно. Отложите же ложь и станьте кротки и смиренны, ибо краток будет час расцвета веры истинной и вскоре вновь затмятся купола храмов.
Вы - поколение трёх дней зловещего затишья, люди кануна, первые и слабые ростки. Отсюда слабость ваша - каждому положенный удел. Вонмите, чада: пустыня горя и долина смерти - мир сей. И не будет утешения нигде и у всякого чаящего удалится даже последняя надежда.
О внутреннем радейте! Не дорожите ничем внешним - преходяще всё. Господа взыщите - се вечное благо! Ибо говорю вам: у кого на земле прочное основание, у того нет никакой надежды, а у кого основание - Дух Святой и надежда на спасение - Свет очей Его, того ждёт достойное воздаяние за скорби.
Временны слова и вещи, условны дни и сроки, призрачны все успехи и достижения ваши внешние. Дорожите каждым часом и минутой о спасении, ибо пришли в мир сей лишь для того, дабы сбросить пелену ветхости и возопить Господу о помиловании своём, как осуждённые на смерть.
Только так вот и мыслите себе всё происходящее ныне: пройдёт час-два - и сгинет всё, и смятется... Тогда, прежде чем наступит Преображение и установится новый порядок времён, будет великая путаница и хаос. Кто - на Небеса, кто - в преисподнюю. Кто - окрестится, а кто - потеряет крест. Господь вам в помощь - претерпеть.
Умрите внешнему, дабы ожить духовно. Оглохните и ослепните, ничего не слышьте и не замечайте, и различите тогда Мир истинный, Мир Ангельский. Долготерпеливого Господь прославит и придаст ему много сил, а нетерпеливый посрамится от своего нетерпения, впав в прелесть и приняв врага в своё сердце. Потому благослови Господь не быть привязанным ни к кому и ни к чему, ни к одному человеку, ни к одной мысли, ни к одной вещи.
Чада, пока открыто внешнее зрение, спит в человеке око Души его. Смиренному обещаю тихий конец, а одержимому глобальными проектами и материальными идеями - позорный ров и полное забвение. Ничего иного не ждите и ни о чём ином не помышляйте, кроме скорых перемен, что произойдут по Воле Божией!
Помоги вам Господи, закрыв глаза на внешнее, погрузить взор во внутренняя своя и каяться, каяться, каяться, прозревая. Да поможет Господь принять вам благословение ангельское, и да освятится чело печатью Параклита. Аминь.
Пред Страшным Судом получите полную картину всех грехов ваших. Благодать побудит вас славить праведный Суд Божий. Да пронзит вас Господь Любовию к Себе, и да сокрушатся Души в Покаянии слёзном и скорбной радости!
Се, скоро приидут на Землю великие события: страшные катаклизмы послужат началом великому Преображению Земли и всего рода Адамова. Внешне вам как бы облегчится доступ в Царство Божие, но при этом внутренне умножатся ваши кресты и искушения, ибо прибавится великое число соблазнов и так легко будет человеку свернуть с пути истинного.
Несчастно положение мира. Не прост труд обновления и перерождения - две трети из вас вынужденно пройдут через горнило смерти, ибо не готовы ещё сердца ветхие лицезреть Свет Нетварный. Недостойные ослепнут и помрут, святые же усладятся дивно и возрадуются.
Об усопших особое Моё Слово. Большинство из них сейчас пребывают в потрясении, оповещённые о скором часе восстания из мертвых. Многие находятся в глубоком сне. Иные мучаются, стонут, взывают.
В который раз глаголю вам: молитва о покойных отныне важнее, чем о живых. Некрещённые уже сейчас окрещаются кровью невинных мучеников веры. В этом - одна из тайн искупления.
Горе родителям, воспитавшим детей своих для себя: при жизни ещё примут возмездие от детей своих. Эгоистическим воспитанием посягаете на Души и передаёте детям несметное число грехов. Ищете заменить им Бога, но отверг вас Господь и потому получите удар от самого плода - змеёю ядовитой станет для вас дитя, сосудом отравленным, вылитым на окаянные сердца ваши!
Сейчас дети - как избитые младенцы в Иудее - страдают по грехам родительским. Тогда сломали 18 храмов и было три тысячи жертв, а теперь счёт идёт на миллионы, и стонут сотни тысяч жертвенных алтарей. Но да не убоятся уз смерти верные Мои!
Смерть одного из праведников не разлучает верных чад.
Потому, когда вы становитесь сосудами благодати, возможно ли отлучить одного от другого? Никто не умирает во Христе. Напротив, ещё теснее соединяются их Сердца в единой горней молитве предстояния. И, в своё время, все, любящие друг друга, восполнят уделы и обретут венцы и вместе будут славить Господа.
Смерть - во грехе, по завету с дьяволом. Жизнь вечная - в таинстве священнодейственного обновления: крещением и облечением во плоть новую безгрешной Жизнью, исполнением заповедей.
Энергия Святаго Духа в сердцах взывает к последней правде. Правда же для сего мира такова: не суждено уже до конца сбыться ни одному крупному проекту, претвориться ни одному глобальному плану - остались вам жалкие часы и считанные дни. Времена сократились уже не втрое, но впятеро, неумолимо приближая неотвратимое.
Хотя и по сей час не ослабевают молитвы святых, Сергия и Серафима, Иоанна и Василия, и других праведников Божиих, но должное свершиться произойдёт сообразно Превечному Закону, ибо пришёл Час Расставания - благовещается Вселенная Огня и Света. Для всех ветхих настал час скорби, для благоверных же открывается долгожданная Слава Христа Спасителя.
Последние скорбные дни предстоят, тяжёлые часы. Пришли дни траура и мрака, прозревают Души из вековой мглы ко Свету Нетварному. Усопшие восстанут из гробов, а живые уже не познают смерти - по степени вверения. Аминь! Господи, помоги, спаси и помилуй!
Семь звёзд, одна за другой, падут во дни последние. Семь страшных планет - гнездилищ сослужебных духов диавола. И знамение к концу времён - многие страшные болезни, зелье с Сатурна, яд с Урана.
Вся материя как бы набухнет изнутри: тела людей, камни, деревья - всё станет огромным. Иерусалим уже падет, а Москва, после полного затопления, быстро отстроится и снова возвысится, и станет вторым домом Антихриста. Явится тогда помощь праведным - откроется Небо.
Скоро Сама дам знамения. Когда сойдут первые энергии Духа Святаго, воздухи земные окрасятся в золотистый цвет, вокруг будут во множестве летать пылинки, как бы малые цветы. И одновременно в разных концах Земли произойдут пять сильных землетрясений.
Грядут страшные бедствия всемирные, ибо неумолимо растёт Чаша греховная, а с нею - спрос за грехи: день ото дня и час от часу. Вскоре приидет Час Возмездия Господня. Горе тогда сытым и спящим в Духе: врасплох застигнутые, застынут, словно каменные, в оцепенении ужаса, и начнётся их последняя агония, длящаяся для одних минуты, а для иных месяцы и годы, - каждому в меру тяжести греха его.
О приближении бедствий и страшном часе судите по животным: одни падут от страха, начнут забиваться в углы и попрячутся в норы, другие поднимут вой невыносимый и крик обреченный, который сердце человеческое не в силах будет выдержать. Господь да помилует вас, грешных, ибо, видя птенца несмышленного, выпавшего из гнезда, ужели не поднимете и не принесёте? Так и Господь помилует всякую тварь и не даст более заслуженного вами.
Вот идут уже испытания, которых мир ваш ещё не знал. Нити старого рвутся неумолимо. Грядут великие перемещения, и первому призыву вонмет непривязанный к миру. Услышит ли вовлечённый в козни диавольские Призыв Господень? Внемлет ли спящий открывающемуся Глаголу Правды? Как вор, почуявший смертельную опасность, обратится слуга порока вспять и укроется в тёмной норе своей. Но только вот спрячется ли?..
Вера праведного спасёт, а нечестивый задохнётся в дыму и злосмрадии греха своего. Живите же чисто, детки Мои дорогие, дабы Господь смог вершить в вас Таинство Преображения.
О чада Мои! Поскорбите и потерпите ещё немного, ибо скорби ваши - се есть швы, накладываемые на тело ветхое, хирургия тайная, производимая над вашей изъязвленной грехом плотью. Се, Ангелы святые спускаются к вам и производят невидимые исцеления над неисчислимыми поражениями сосудов духовных.
В час сошествия великой нетварной Силы Духа Святаго Земля примет вид мытарской сферы с дымами и пожарищами. Адские камеры как бы проявятся на поверхности её и начнётся шествие по ярусам и малые Суды.
Человеко-звери со днища ада появятся на земле и подвергнут истязаниям лежащих в оцепенении людей. Хищные птицы станут разрывать плоть людскую на части. Кошмарные сновидения станут неотличимы от яви, ибо ночь смешается с днём, сон с реальностью - воистину грядет новый порядок, в котором не будет ни дня, ни нощи.
Господня Милость - прийти Славе Сына Божия в час, когда потеряют надежду даже самые крепкие из верных. Воистину, каждый испытается до корней волос. Помните об этом, дабы терпение ваше не иссякло в ожидании, но укреплялось.
Будете призывать Имя Христово во дни и в нощи, но будет медлить Господь, испытуя терпение верных и созерцая всю мерзость падших. Когда совсем отчаетесь, пребывая на грани полного исступления - прольётся Свет Христов с Небес.
Уповайте лишь на грядущий век - Преображение, катаклизмы, перемену материи и Вознесение мертвых. Конец нынешнего века особен тем, что как бы стираются границы ада, земли и небес. Ад поднялся уже, а небеса опустились и несчастная земля вся прониклась как ядами зловонными и смертельными, так и благодатью Духа Святаго. Всё смешалось ныне.
Имя Божие славится в долинах тьмы и ужаса - таков приговор земле, над которой тяготеет грех. Будет висеть этот грех над землёй до самого Второго Пришествия. Тогда лишь снимется печать греха, и настанет Час Преображения Новой Земли и Нового Неба. Аминь и Свидетельство Богородицы!
Говорю вам властью, данной Мне, как Сотворительница судеб и Соучастница Промысла Господня: перемена атмосферы, пространственное преображение всей Земли, потоки нетварных энергий, которые одних погубят, а других чудесно вознесут и воскресят, - вот ваше истинное будущее.
А скоро посыплется град с неба, преломится Луч Огня Светов и от него загорится вся земля. Чистые Души смело войдут в горнила огненные, дабы преобразить плоть свою и выдержать лицезрение Нетварного Света в Лонах Отца.
Имеющий уши, чтобы слышать,
да услышит Слово Правды
Приснодевы Марии!
Обличители опального священника порой и сами высказывают сомнительные суждения
Николай Константинов
Суд им давно готов. - М: ПСТБИ, 2000, 184 с.
Новая интересная публикация Православного Свято-Тихоновского богословского института (ПСТБИ) сразу привлекает внимание своим обличительным характером. Она представляет собой попытку противников кочетковцев объединить свои усилия в преддверии Архиерейского Собора, собрав критический материал в одной книге, и доказать, что многие богословские воззрения священника Георгия Кочеткова являются ересью. Посмотрим, насколько им это удалось.
По ходу ознакомления с материалами издания обнаруживается странное несоответствие арсенала используемых средств заявленным целям. Уж коли существует целое "вероучение", то такой феномен, надо думать, требует тщательного и, главное, аргументированного разбора. Непредвзятому читателю сразу же бросается в глаза, что авторы статей монографии как раз аргументами-то себя не утруждают.
Так, автор первой статьи Малков пишет, что "автор катехизисов (т.е. священник Георгий Кочетков) решительно и последовательно утверждает, что нам следует говорить не об одном, а о двух (!) Святых Духах". Затем Малков пишет, что первый из Них - "Личный" Ипостасный Святой Дух, участвовавший лишь в создании человека. Второй Святой Дух - нетварная Божественная энергия (это о библейском стихе "...и Дух Божий носился над водою"). В подтверждение этого обвинения не приводится никакой цитаты. А все дело в том, что г-н Малков так и не понял, что о. Георгий Кочетков склоняется не к толкованию св. Василия Великого (что Дух Божий в книге Бытия - это Дух Святой), а другой, тоже святоотеческой экзегезе, где Дух Божий называется силой (например, у св. Иоанна Златоуста). Однако же по ходу дела о. Георгий успевает получить ряд сногсшибательных упреков в том, что не знает св. отцов, что если даже сравнить его интерпретацию с внешне сходной идеей св. Григория Паламы, то налицо, дескать, полное несоответствие. Решаем полюбопытствовать, почему.
Оказывается, "о. Георгий утверждает, что "эта Сила - трансцендентная миру нетварная Энергия, Дух Божий, Который, может быть, еще не Бог в Своем Существе и потому не Кто, а Что, но Который непосредственно от Единого в Троице Бога. Она - не Сам Бог...". Дальше следует интерпретация г-на Малкова: "Как видим, для автора катехизисов Божественные энергии - еще не Сам Бог; они - лишь некая низшая и безличная Божественность, То, к чему нельзя обратиться, чему мы не можем сказать в молитве "Ты"... Для Паламы же "энергии" - это отнюдь не некая низшая Божественность, но, напротив, подлинное проявление личностного Бога ad extra".
Однако вопрос этот не так уж и прост, как кажется, поскольку сам св. Григорий Палама говорит о "вышележащем и нижележащем Божестве" (см. например, архим. Киприан (Керн). Антропология св. Григория Паламы. М., 1996, с. 313).
Священник Олег Давыденков плавно подводит читателя к мысли о несторианстве о. Георгия и непочитании Богородицы как Приснодевы, в то время как о. Георгий говорит, безусловно утверждая девственное зачатие, что в христианстве не принято было разглагольствовать о физической стороне этой тайны. По свящ. Олегу же выходит как раз то, что именно о. Георгий заявляет о своей претензии знать об этом больше, чем кто-либо.
Иерей Константин Польсков навязывает о. Георгию приверженность бультмановскому подходу к экзегетике Нового завета, и вот почему: о. Георгий в работах по исагогике (раздел библеистики, содержащий вводные сведения о Св. Писании, обычно исторического и археологического характера) расположил текстовый материал Евангелий по четырем разделам: притчи, логии, повествования, обобщения и переходные места, воспользовавшись классификацией Бультмана, и тут же сделался ярым сторонником уже экзегетики (т.е. системы богословских толкований) немецкого библеиста на том лишь основании, что относительно материала повествований о чудесах и явлениях о. Георгий позволил себе сказать вполне банальную вещь, что "Явления - это по сути мифологизированные (легендарные) Бого-явления".
Критик мгновенно среагировал в том духе, что Кочетков не верит в реальность евангельских чудес. На самом же деле здесь высказано лишь соображение о том, что всякое Богоявление, будучи превышением естественного порядка вещей, может выражаться мифологизированным, или, иначе, мифопоэтическим языком.
Михаил Желтов уже совсем не стесняется в выражениях, называя "историко-богословские построения свящ. Георгия Кочеткова - псевдонаукой и псевдобогословием". Достигается это легко: берутся длинные, иногда на полторы-две страницы выдержки из магистерской диссертации о. Георгия Кочеткова, которые иногда увенчиваются то выводами типа: "субъективизация апостольского преемства иерархии ведет Кочеткова к субъективизации роли мирян в Церкви" (никаких комментариев), то обвинениями во лжи, например, на слова "Церковь никогда не может признавать бездуховное и бесплодное крещение своим, т.е. подлинным таинством Крещения, даже если оно совершалось ее истинным представителем с соблюдением всех основных внешних формул и правил". Интересно, как же следует относиться к памяти св. Кирилла Иерусалимского, чьи слова Желтов приводит в составе цитаты из диссертации: "Вода тебя примет, а Дух не примет". Неужто святитель тоже лжец или все-таки таинство не может сводиться к правильному воспроизводству своего чинопоследования? Добавим еще, что своими выводами Желтов походя объявил несостоятельным и известный на весь православный мир Свято-Сергиевский богословский институт в Париже, где "пострадавшая" диссертация и была защищена.
Своего пика обвинительное многоголосие достигает в подводящей итоги заключительной статье священника Бориса Левшенко, где уже и вовсе открыто говорится о том, что он и о. Георгий Кочетков принадлежат к разным Церквам. Хотелось бы знать, уж не хочет ли о. Борис прописной буквой при обозначении двух Церквей подчеркнуть благодатность обеих?
Кроме того, о. Борис в своей статье пишет: "Церковь отбрасывала все лишнее, все "мешающее" ей (например, агапы, хилиазм исчезли соответственно во II и III веках)..." Непонятно, как можно поставить в один ряд агапы, являющиеся отжившим моментом церковной практики, и хилиазм, который представляет собой осужденное Церковью учение о тысячелетнем царстве Христовом на земле. Выходит, что еретическое учение долгое время признавалось Церковью, а потом "устарело" и было отменено!? Таким образом, суждения самого о. Бориса, статья которого является в книге итоговой, вызывают серьезные сомнения с богословской точки зрения.
Восточная Церковь - Православная Церковь представляет собой совершенно уникальное явление. Хотя для многих народов, в том числе для нас, русских, именно Православие является естественной и органичной духовной средой, по целому ряду исторических причин, употребление слова "христианство" чаще всего вызывает в сознании ассоциации, имеющие отношении скорее к католичеству или протестантизму, нежели к тому, что, на самом деле, и является единственным и подлинным Христианством, главной и неискаженной передачей Благой Вести о нашем Спасении и Обожении. Православие, являясь чем-то само собой разумеющимся, первичным, остается в то же время совершенно закрытым, загадочным, подлежащим новому осознанию и новому осмыслению, новому проживанию...
Православие одновременно является для нас и самым близким и самым далеким. Такая ситуация сложилась во многом из-за трагической гибели Восточной Римской Империи. Византии, хранительницы Православия. Константинополь, священный град христианства и столица Православной Империи был взят турками в 1453 году, и многие православные народы утратили свою политическую независимость. Такой трагический поворот судьбы поставил Церковь Западную (католичество) и Восточную в неравные условия. На Западе христианство сохранило и духовную и политическую власть. Поэтому за долгие века именно католическая церковь и романо-германский мир стал ассоциироваться с понятием христианства, и на основании Ватикана судили о сущности и духе Христовой Веры. Лишь одно исключение было из этого правила. Загадочная, дикая, северная, снежная земля, Русь, Святая Русь, которая осталась верной и православной Вере и сохранила политическое устройство, основанное на строгих канонах христианского учения. Русь осталась один на один и с католическим Западом и с политически бессильным и зависимым от турков Константинополем, и шире со всем не христианским миром ... До определенного времени Русь строго держалась за чистые истины Православия, но в трагический момент раскола, и позже с приходом реформатора Петра, и она отступила от заветов святых отцов, сдалась перед напором темных сил последних времен - человеческого вырождения, внешней враждебности, национальной усталости... Конечно, Православие сохранилось, догматы и таинства продолжились, но чистый огонь Изначальной Церкви, духовная ось высокого Византийского богословия и тайнозрения, сокрылись от внешнего взгляда, стали достоянием периферийных духовных течений и сил. Иногда дело доходило до откровенного сектантства. Официальная же церковь с Петра все больше тяготела к тому, чтобы воспользоваться католическим подходом, инструментами западного христианского богословствования. Конечно, догматы и ритуалы оставались православными, изначальными, но тонкое зерно православного богословствования уступило место западным влияниям.
В лоне одной и той же Православной Церкви после раскола жили как бы два течения - духовное, древнее, изначальное. подлинно православное - светлое византийское, святоотеческое христианство Паисия Величковского, святого Серафима Саровского, старцев Оптиной пустыни, и внешнее, светское, имперское, синодально-петербургское официальное Православие, тяготеющее к западному настрою, конформистское, глухое к высокой мистике Афона, световому созерцанию Ареопагитик, к уникальной стихии преображения духа и плоти, которая была центром изначального, подлинного христианства - настоящего Православия. Если добавить к этому почти повальное западничество аристократии и тяготение русской интеллигенции к европейской учености и культуре, мы получим совсем удивительную картину - в описании своей собственной православной истории, в осмыслении Византии и ее наследия, в русской дореволюционной культуре доминирует совершенно западный подход. Как будто мы стесняемся самих себя. своих корней. своей Традиции, как будто мы изо всех сил стремимся быть на высоте высокомерной Европы и ради ее похвалы рабски перенимаем совершенно чуждые и ненужные нам черты... Все это объясняет такой парадоксальный факт - духовное возрождение Православие и русской Православной Церкви, новое обращение к богословию, византийской традиции, попытка громогласно утвердить самоценность своей духовной традиции приходятся на те периоды. когда внешнее православие и официозный, чиновничий романовский консерватизм, лишь стыдливо прикрывающий собой настоящее западничество, пошатнулся и рухнул. Расцвет русского собственно православного богословия, возрождения чистой Традиции Восточной Церкви в ее самом глубоком и духовном измерении, освобождение от пут "подсознательного латинства" наступает вместе с Большевистской Революцией. Конечно, в самой Советской России, эйфория по поводу установления на Руси патриаршества и конца ненавистного еще славянофилам санкт-петербургского. синодального православия, скоро сменились ужасом перед гонениями атеистической власти и замораживанием всякой мысли в лоне сергианской церкви. пошедшей на компромисс с сомнительным режимом. Эмиграция разделила православных из белого лагеря, в свою очередь, на две части. Гипермонархическая, ультрареакционная половина сосредоточилась вокруг Русской Православной Церковью За Рубежом, с цент ром в Джорданвиле в США, а самые тонкие, авангардные. консервативно-революционные силы православной эмиграции сплотились вокруг митрополита Евлогия, духовного вождя русской Церкви, обосновавшегося в Париже.
Именно эта европейская, парижская линия в Православии одновременно и не просоветская, и не монархически-реакционная, дала лучших православных мыслителей 20-го века, выдающихся богословов, высоких и мудрых подвижников Православия, которые подготовили духовное богословское и мистическое возрождение нашей Церкви, смогли снова как во времена Византии утвердить перед лицом Запада, современного мира, всеобщего отступничества - Торжество Православия, непревзойденное величие и неизмеримую глубину Истины Восточной Церкви. Непонятые, неуслышанные. невостребованные ни в эмиграции, ни на родине, не говоря уже о профаническом Западе, эти великие люди заложили основы подлинного религиозного ренессанса православной Мысли. Именно они должны встать в центре нашей национальной культуры, именно они и их наследники, а не вчерашние просоветские конформисты или связанные с атлантистской американской разведкой "зарубежники". Философ Владимир Лосский, протоиерей Василий Флоровский, великолепный теолог Павел Евдокимов, отец Иоанн Мейендорф, протоиерей Василий Кривошеин, профессор Сергей Зеньковский, и, конечно, выдающийся ученый, священник, монах и мистик, архимандрит Киприан Керн.
Константин Эдуардович Керн родился в 1899 году в семье петербургского профессора. Учится он начал в России, но потом вместе с родителями эмигрировал в Югославию, как и многие другие русские, не принявшие революции. На него сильное влияние оказали русские символисты - Соловьев, Блок, Белый, а также Сергий Булгаков - интерес к которым сохранился у него на всю жизнь. Очень важно, именно в Белграде закончил будущий архимандрит свое образование вначале юридический, потом богословский факультет университета. Сербия страна глубокого, огненного Православия, маленькая балканская Россия. Более того, именно в Сербии были сильны связи с духовными практиками молчаливого созерцания Фаворского Света, исихии, которая станет центром всей жизни инока Киприана. Традиции "умного делания", "ангельского жития", "творения молитвы Иисусовой" некогда не прерывались на сербской земле. а большинство сербских святых - начиная с самого святого Саввы - сами были исихастами. Символично и то, что именно сербы спасли в конце жизни великого православного святого Григория паламу от мусульманского рабства. И именно св. Григорий Палама, явится для отца Киприана Керна главным центром внимания всей жизни. Именно ему архимандрит Киприан посвятит свою замечательную книгу - труд жизни - "Антропология святого Григория Паламы" - быть может лучшее произведение. написанное об этом уникальном святом в 20-м веке. И снова - символизм судьбы. После вынужденных скитаний по Европе в 1927 Константин Керн снова оказывается в Сербии и именно там в этом волшебном очаге Православной Истины он принимает монашеский постриг. После этого он назначается начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, которую он возглавляет около десяти лет. Позже он снова возвращается в Сербию, чтобы некоторое время спустя - в 1936 году окончательно обосноваться в Париже. В Париже отец Киприан преподает богословие, литургию, патрологию и греческий язык в Православном Богословском Институте. Кроме того, он является настоятелем Православного храма святых равноапостольных царей Константина и Елены в Кламаре под Парижем. Отец Киприан сочетает в себе таким образом все важнейшие линии цельного духовного существования - он ученый, он монах, он богослов, он историк, он священнослужитель. Духовное, мистическое, аскетическое, интеллектуальное и научное - все в нем соединено во едино, как образец полноценного и всестороннего. столь забытого сегодня подлинно православного бытия. Действительно - уникальный синтез. Не просто энциклопедически образованный ученый, но и монах-аскет. Не просто мистик, но и служитель культа, любовно и одухотворенно вовлеченный в ежедневное литургическое делание. Но эта духовная полноценность не могла не повлечь за собой тяжелые конфликты с реальностью, которая меньше всего готова сегодня понять и признать именно такой совершенный, идеальный тип человека. Так близко знавший его писатель Борис Зайцев говорит об отце Киприане:
"В жизни он был настроен почти всегда горестно. В общежитии иногда нелегок, иногда восхитителен. К общественной деятельности совсем не приспособлен".
Что, интересно, Зайцев понимал под "общественной деятельностью"? Салонные чаепития или бессмысленные эмигрантские споры? Отец Киприан священнодействовал и богословствовал, служа Богу и Истине, а значит людям, их душам, их сердцам...
"Ему было трудно жить, как другим бывает трудно всходить по лестнице".
Так писал об архимандрите Киприане отец Александр Шмеман. Да, действительно, вся жизнь отца Киприана была духовным восхождением - по световым ступеням постижении и созерцании, по ступеням и уровням сложного духовного "умного делания". А оно не бывает простым. Если световой центр нежно зовет нас в глубине сердец неслышным шепотом, то тени периферии громогласно неистовствуют, опрокидывая восходящего в умозрении и само реализации прочь, назад, вовне к бессмысленным, маскарадным, демоническим. пустым. щелкающим маскам обыденного. Жить вообще трудно, а горящему вестнику Православия, посланцу древней Византии, духовному наследнику умного монашества, оторванному от Родины, от своего народа, от своей истории посреди светского, пустого, яркого, католического, атеистического и масонского одновременно Парижа, это представляется совершенно невыносимым.
Самые важные и выстраданные мысли архимандрит Киприан выскажет в своей главной книге, посвященной "Антропологии" - "Науке о Человеке". Это важнейший труд, в котором в общих чертах излагается вся суть сугубо Православного Понимания мира и человека, его истока. его предназначения, его достоинства. В основе книги изложения учения св. Григория Паламы - афонского монаха, ярчайшего представителя "исихазма". Это не случайно. Для полноценного Православия мистика Паламы не просто один из возможных путей личной реализации, не только свод наставлений для созерцательных практик монахов и отшельников. Это духовная ось всей Восточной Церкви, вертикаль религиозного и метафизического идеала, дух, внутреннейшее зерно христианства как такового... Западная Церковь тоже знала многих мистиков, но католичество и протестантизм относились к ним либо с настороженностью и недоверием, либо считая это частным и необязательным индивидуальным путем. Для Православной Церкви все обстоит совсем по другому - св. Григорий Палама не просто прославлен лично как святой. Само его учение признано совершенно истинным и замыкающим линию богословского становления. Палама является омегой Православия, последним богословским и догматическим компонентом, дополняющим весь ансамбль Торжества Православия. "Исихазм", учение о нетварности, несозданности Фаворского Света, об умной молитве Иисусовой и преображении плоти еще при жизни - все это составляет ядро жизни Православия. Разительное отличие православного учения Паламы от "Суммы" католического катехизатора - Фомы Аквинского является самым законченным и близким к нам по времени выражением богословского дуализма между христианским Востоком и христианским Западом, между Православием и не-Православием, между истинным Христианством Востока и псевдо-христианством Запада.
Святой Григорий Палама, его исихастское богословие, основанное на учении восточных отцов, а более всего на удивительных, уникальных текстах псевдо-Дионисия Ареопагита, - это становой хребет Восточной Церкви. Учение Паламы созерцательно, сверхразумно, основано на метафизике и личном опыте. Это сам дух Востока, но не просто Востока, а Востока Христианского, Православного, Церковного. Ему противостоит рациональная, деятельная, отчетливо посюсторонняя, мироустроительная линия Запада, озабоченность практикой и моралью, но отнюдь не созерцанием Истины или духовным восхождением. Христианский Восток символизируется круговой архитектурой византийского храма. С порога верующий попадает в самый центр Церкви, мгновенно вовлекается в созерцание вечного. Христианский Запада преимущественно знает продолговатые, прямоугольные Церкви. Между входом и алтарной частью долгий путь, символизирующий "моральную практику", "пилигримаж". Католичество озабочено юридической почти светской стороной церковного устройства. Оно заключено в узкие рамки морали. Православие более всего живет мистическим опытом преображения, созерцания высших световых реальностей. Оно настолько всерьез и искренне, ревностно озабоченны "горними мирами", верхом, что часто пренебрегает низом, прозой жизни, бытоустроительством... Конечно, можно легко распознать в этом дуализме древнейшую двойственность греческого и латинского. Досократики, Платон, неопатоники Греции, чья мысль устремлена к вершинам бытия, и жесткие завоеватели Рима, прохладно безразличные к метафизике, но крайне практичные в быту и государственном строительстве. В этом смысле, безусловно, все тексты "восточных отцов" Церкви, и конечно. самого всю Григория Паламы, являются продуктами именно греческого, отнюдь не римского духа. Но в случае христианства культурный и исторический фон второстепенен. Церковь и ее учение не условность, но абсолютная Истина. И в этом вопросе не может быть снисхождений - особенно если одна из сторон, а в нашем случае это именно Западное христианство - стремится навязать свой взгляд как единственно верный. Причем сила заключается не столько в убедительности богословской аргументации, сколько в эффективности политических интриг и далекоидущих международных заговоров... Неслучайно такое уродливое явление как "Орден иезуитов" появился именно в католическом мире.
Архимандрит Киприан Керн напоминает нам -
Сущность учения святого Григория Паламы сводится к очень важному утверждению. кк утверждению о Нетварности, несозданности Фаворского Света. Для того, чтобы понять всю остроту проблемы, необходимо сказать несколько слов о том, как христианство понимает мир. Следуя за Ветхим Заветом Церковь утверждает, что мир не безначален и не бесконечен, что он был некогда создан Творцом, пришел к бытию. Следовательно, мир конечен и смертен. В этом его главное отличие от самого Бога, который единственный, кто является воистину бесконечным и бессмертным. Из этого следует очень серьезный вывод, который характерен исключительно для монотеистических религий - между миром и Богом нет никакой общей меры. Мир и все, что в мире, взято от ничто, ex nihilo, и в сущности всегда остается ничто. Если у иудеев такая перспектива совсем трагична, то христианство знает особое событие, которое и отличает верных Новому Завету от тех, кто остается под действием лишь Ветхого Завета, - то есть иудеев. Сын Божий Слово Божие Христос-Спаситель-Мессия приходит в отчужденный, тварный мир, чтобы радикально изменить ситуацию. Бог становится Человеком, Бог плоть бысть. Благая Весть, неожиданная и незаслуженная благодать, жертвенный. немыслимый акт Божественной Любви. Здесь проходит первая важнейшая грань различия - между евреями и христианами. Для евреев приход Христа не просто историческая ложь, но богословская нелепость. Бог един, не троичен. Он Творец, а следовательно, никак не может сочетаться с плотью. с тварью, ее низшим уровнем... Христианская религия для иудея - чистый абсурд.
В самом христианстве также есть важная грань. Она заключается в том, как следует понимать Благую Весть Боговоплощения? В чем состоит последний смысл немыслимой сверхрассудочной божественной Жертвы? Берем два противоположным полюса. Одни христиане считают, что Сын Божий Иисус Христос лишь исправляет катастрофическое положение тварей и людей, спасает их от последних следствий грехопадения. Но при этом Христос проявляет себя более как моральный идеал. как образец для подражания, как герой. Предельное выражение такой позиции воплощено в еретическом учении несторианства и арианства, которое вообще отрицает Божественность Христа, считая его высшим Человеком, а не богом. Другая крайняя позиция настаивает на том, что Сын Божий Иисус Христос, вочеловечившись не просто "улучшил" судьбу падшего человечества, но открыл людям такие перспективы, которые были закрыты даже для жителей рая. Святой Афанасий , великий восточный богослов так сформулировал эту мысль -
"Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом".
Иными словами, добровольная жертва Любви Бога открыла людям как тварям выход по ту сторону твари, выше самых высоких ангелических небес. Это путь называемый "теозисом", "обожением". Итак, два полюса христианства. Один полюс ближе всего к иудейской, трагической перспективе неснимаемой разнородности Творца и Твари. Это то, что православные называет "латинской ересью". Католичество, Ватикан. Отсюда рационализм, Фома Аквинский, идея тотальной непознаваемости Бога. Второй полюс дальше всего от иудаизма, ближе всего к эллинской и неоплатонической доктрине. Это Пресвятое Православие, учение "святых отцов", дух и истина Святой Соборной и Апостольской Церкви. Святой Григорий Палама доводит формулировку православного учения до последней стадии. Он провозглашает учение о "нетварном Свете", т.е. о силах или энергиях Пресвятой Троицы, которые пронизывают насквозь все творение, образуя как бы световой мир, в котором семена вещей и существ пребывают не конечным образом как в обычном творении, но бесконечно, вечно, непреходяще. Благодаря Христу и сами люди могут причаститься этого нетварного мира, выступить за фатальные границы творения, просветиться и преобразиться нетварным Светом. От этого не нарушится ни абсолютность Творца, ни увеличится количество лиц в Троице... Божественные энергии - не новое лицо, но и не созданная сотворенная реальность. Это вечное действие Божественной Любви, изливающейся не только когда мир сотворен, но и когда он не сотворен, или уже закончился... Световая реальность Любви, в которой каждый христианин должен обрести свое вечное место. преобразившись в лучах нетварной Энергии, как некогда сам Спаситель преобразился в лучах таинственного света на горе Фавор.
Архимандрит Киприан Керн ставит своей целью показать, что учение Паламы о "нетварном свете" не является ни нововведением, ни частным мнением великого афонского мистика и созерцателя. На самом деле, вопрос о "нетварности" Фаворского Света является ключевым в самоопределении пути всего Православия. Налицо два мировоззрения - западное христианство, как впрочем и иудаизм, настаивает на безблагодатном механистически-рационалистическом космосе, в котором духовный путь сводим к нравственности и моральной деятельности. И такая картина неснимаема. Лишь впереди, в момент Страшного Суда произойдет некоторое изменение положения дел - праведники получат райские наслаждения - почти как зарплату, а грешники отправятся в трудовые-исправительные колонии ада, откуда их больше не выпустят. Кроме того, католики, перенося земную психологию на потустороннее бытие, фантазируют еще и существование чистилища, где полуправедники и полугрешники могут и после смерти постараться исправить свою участь... Восточная Церковь учит совсем о другом. - Мир лежит во зле постольку, поскольку силится удалиться от Световой Вселенной Божественной Любви. И добро и зло мира одинаково не имеют отношения к истине. Сам Христос демонстрирует это, предпочитая общество мытарей и грешников, обществу вельмож и фарисеев. Погружение в центр вещей. вскрытие их световой природы, развеивание химер дуального существования, преображение сердца человека, обнаружение стяжание Святого Духа и нетварного Света - вот цель христианина.
Бог в Евхаристии дал нам свое вечное тело и свою вечную кровь. Он взял нашу человеческую периоду не просто на небо, но выше неба, одесную нетварного безначального Отца. Теперь каждый человек имеет и возможность и задачу личного преображения, просветление. И по мере просветления и погружения в бездны света сам мир перестает быть механической машиной, открываясь как световой и вечный замысел троической Любви. Страшный Суд, рай и ад уже сейчас еще в этом бытии в нас, вокруг нас, под нами, над нами... Вся реальность и реальность человеческой судьбы или ткань природы состоит из символов, знаков. восходящих к ангельским мирам вторых светов и к самим энергиям Пресвятой Троицы... Значит не горизонтальный деятельный путь вперед, в фатально заданной полосе между добром и злом, но волевой, сосредоточенный и решительный прыжок внутрь, в собственное сердце, в неподвижность застывшего безмолвия, в недеяние, в созерцание нетленной и просвещающей Истины... Исихия, безмолвие, путь в тишину сердечного сосредоточения и умного делания. Архимандрит Киприан не делает различия между теорией и практикой. Быть православным значит быть исихастом. Значит быть монахом, значит быть созерцателем, значит быть взыскующим света и исполняющим в таинственном ритме в глубине сердечной молитву Иисусову
"Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного". Архимандрит Киприан Керн приходит к удивительно важному выводу. Православие, духовное наследие Византии, а следовательно, и русская Церковь и русская культура шире русский этнос, взращенный на тысячелетии Православия, основаны в тайне и в ядре своем на уникальном миросозерцании, на особой антропологии - учении о человеке, где все аспекты бытия нераздельны и сводимы к искрам божественной любви, рассеянным вечно и непреходяще сквозь Творение когда оно есть и просто рассеянным в нигде - от преизбытка Божественной полноты когда его нет. Человек, - точнее христианин, еще точнее православный, - при этом ключ в общей картине мира. Он свободное существо, наделенное всеми возможности высших - ангелических и низших животных иерархий. Не мораль проблема человеческой свободы, не выбор того или другого поступка, действия... Но Синтез, охватывание всех противоположностей. Удивительны рассуждения архимандрита Киприана о соотношении человека и ангельских миров. По иерархии внутри Творения человек, бесспорно, ниже ангелов. так как он телесен и нагружен животными соками и чувствами. Но от этого полнее и совершенней его свобода. И Бог не случайно воплотился среди людей, а не среди ангелов. Человек - точнее, христианин, еще точнее, православный - печать творения, и как таковой он становится не просто господином и распорядителем дольнего мира, но спасителем всех тварей, включая самих ангелов. По словам апостола Павла
"Чаяние бо твари откровения сынов Божиих чает" -.
"Ожидает все сотворенное откровения человечества, усыновленного Богом через Христа"
Высшее напряжение человека и его бытия лежит не в пространстве поступка, но в пространстве преображения. Не плоды и результаты действий, и тем более никак не бытоустроительство составляют смысл драмы человеческой свободы. Откровение, преображение, пресуществление человека - всего человека - его духа, но и его плоти в лучах немирной и предвечной Славы - вот истинная цель Церкви, но также и общества и культуры, из Церкви проистекающей. То, что представляется традиционным недостатком "византизма", позже славянства или "русскости" - созерцательность, углубленность в себя, пренебрежение материальными свершениями, предпочтение мистического богословия строгим рационализациям - все это оказывается есть наше высшее и совершенное достоинство. Мы должны иметь мужество и ум, чтобы утвердить учение о Фаворском Свете как наше церковное, духовное и религиозное достижение, как нашу Православную, Восточную и абсолютную Истину. Как проявление нашей богословствующей и тайнозрительной Свободы и Воли. Мы, русские, византийцы. Мы носители Православия. Мы последние прямые и законнорожденные наследники всего святоотеческого предания. Перед лицом надвигающейся отовсюду апостасии, перед соблазнами западничества, отпадением антихристового современного мира, перед безумствами протестантских проповедников и осколочной религиозностью сект мы должны триумфально утвердить высшую доктрину нетварного Света, свидетельствовать о великой силе Божественной Любви, способной преобразить все бытие. И в центре всего должен стать Человек, свободный, независящий от влияний агрессивной апокалиптической Среды, от преходящих и эфемерных интересов, интриг или давлений. Вопреки всем тем, кто думает иначе или вообще никак не думает наша цель свидетельствовать о реальности и преображающей действительности нетварных лучей. На всех путях - в духе, культуре, общественной жизни, политике, в конце концов, должны руководствоваться мы светлым образом Фавора. Для божественных энергий нет низкого и высокого, малого и большого, нет сейчас и потом, нет важного и неважного. Они раздельная цельность, они целокупное различие. Они все связывают и все пропитывают. С Запада идет большая Ложь. Она не только в материалистической, убогой культуре современности, в грязных и сомнительных подачках Международного Валютного Фонда, в высокомерном и циничном международном давлении атлантизма. Уже в католичестве, а еще раньше в Риме можно легко распознать этот тлетворный, практицистский дух - это прагматизм, это механическое, утилитарное, рационалистическое отношение к тайне мира.
Запад - совершенное зло. Все лучшее в нем - от Востока, от нас, от эллинов, византийцев славян... Такие выводы можно сделать из прекрасной книги архимандрита Киприана Керна. Конечно, прославление византизма не является его личным мнением. И неслучайно книгу свою он начинает с эпиграфа великого апологета византизма блистательного Константина Леонтьева. Вот так Константин Леонтьев пишет в своем "Втором письме с Афона"
"Первоначальная, Православная Церковь, эта византийская высокая культура, столь оклеветанная враждебными ей церквями - вся эта особого рода культура. весь этот особый род просвещения был лишь развитием, объяснением основного евангельского учения, а никак не искажением его, как думают те, которым бы хотелось из христианства извлечь один лишь осязательный практический утилитаризм"
"С чего надо начинать национальное возрождение?" - спрашиваем мы сегодня себя. Никак не с рынка, не с иллюзорной демократии, и не с бутафорской, отдающей фарсом чиновничьей религиозности... Необходимо начинать с православного богословия, с "исихазма", с монашеского умного делания. Пусть рухнут все материальные институты, пусть расстроится торговля и падет администрация - все это не так важно. Религия - не пустое слово, не условность, не дело рук человеческих. Нельзя служить Богу и Маммоне, нельзя считать себя русским и православным и принимать условия грязной космополитической культуры, которой нам и подавно не надо... Мы не можем оставаясь самими собой произвольно избрать себе прошлое, поменять историю, примерить традицию как фрак или бабочку. Те, кто не приемлют византийского наследия, Торжества Православия и нетварности Фаворского Света свободны покинуть наши святые земли со своими сервизами, дипломам, телевизорами и зловещими пластиковыми карточками...
Поражает такое несоответствие - великие русские умы такие как архимандрит Киприан Керн - искусственно отторженные от Родины, от своего народа, помещенные в агрессивную профаническую или католическую (что немногим лучше) среду, в изгнании и скитальчестве имели в себе силы высказать полно и глубоко всю истину, все сокровенные и глубокие мысли об уникальности нашей Традиции и о всепобеждающей Истинности нашей веры. И не шли они ни на какой компромисс... И не боялись никаких реакций, и не ждали ни от кого похвал. Сегодня у нас на Родине, в нашей восхитительной и святой стране, где даже природа, земля и воздух дышат нездешним Троическим светом, мы от лени духовной и слабости животной попускаем горстке мерзавцев ежедневно и ежечасно втаптывать в грязь и издеваться над нашим великим духовным наследием, над вверенной нам национальной и религиозной принадлежностью - Истиной Преображения. У нас пока за инакомыслие, за несогласие с омерзительной русофобской и зловеще неправославной - либо фарисейской - культурой и политикой не убивают... Так что же мешает, что сдерживает нас от того, чтобы восстать и утвердить нашу волю и нашу власть во всем ее самобытном, уникальном и световом объеме. Мало ли что Запад и местные его марионетки посмотрят на это косо. Откажут в кредитах и невкусных продуктах, в соблазняющих упаковках... Будем питаться как высшие существа -
Ведь "Свет - брашно для ангелов". Все умные ангелоподобные существа питаются чистым составом Мудрости и Любви.
Совершенно ясно, что с нами происходит абсолютно не то, что должно было бы происходить. С религией заигрывают для выпускания пара. Национальные традиции используют лишь в рекламных целях. Воры в доме. Ведь как совместимы развязность и цинизм, вовсю пропагандируемый во всех средствах массовой информации скудоумный порок с высоким предназначением Человека в святоотеческом предании? Пробуждайтесь, вставайте, небесная Родина созывает вас на последнюю брань...
Архимандрит Киприан Керн отошел 11 февраля 1960 года. Он похоронен в предместье Парижа Кламар - рядом с тем храмом, настоятелем которого он был много лет. Недавно у нас переиздали его великолепный труд "Антропология святого Григория Паламы". Это не сухое отвлеченное критическое исследование, но живая проникнутая болью и огромной Любовью поэма. Не справочник, но руководство к действию. В житии святого Григория Паламы говорится, что последними словами этого величайшего из христианских мистиков были слова
"В горняя, в горняя. к Свету..."
Нет сомнений, что та же траектория была и у души чистого православного инока, мудрого и нежного, глубокого и мужественного мыслителя архимандрита Киприана Керна.
"В горняя, в горняя. к Свету..."
К Фавору, к Спасу-в-силах, к энергиям Пресвятой Троицы, к занесенной снегами и сном, небесной России, великой и светлой Родине...
"Задача каждого человека стать святым"
- писал архимандрит Киприан
Он сделал на этом пути все, что мог.
http://www.arctogaia.com/public/fm/finis9.htm
