FoxЖурнал: Русский вклад:
МИХАИЛ САЯПИН: ДЛЯ ВОЙН, А НЕ ДЛЯ ПАРАДОВ
Автор: Михаил Саяпин
К спорам об армии
Когда идет дискуссия по актуальным вопросам, за бортом часто остается ряд моментов, которые подразумеваются, но вслух не называются. А между тем для максимально полного понимания проблемы нужно увидеть эти скрытые темы и ввести их в круг обсуждаемого.
Вот и в спорах об идеальной армии современности есть такие моменты; одни из них порождены спецификой нашего времени, другие тянутся из прошлого...
Альтернативы рыночной эпохи
Профессиональность армии
Термин "профессиональная армия" неадекватно отражает суть дела, поскольку под ней предписано понимать армию контрактную. А между тем существует и другая разновидность профессиональной армии: кадровая.
Разница между этими понятиями очевидна. Контрактная армия - это рыночный термин: армия, строящаяся на договорных отношениях сторон. Кадровая армия - армия не просто профессионалов, а людей, проникнутых чувством гражданского служения.
В самих ассоциациях этих двух терминов содержится полярность. За словом "кадровая" видится огромная карта, на которой флажками обозначены "кадры" с максимально полной информацией о них; флажки переставляются в зависимости от служебных перемен: кого-то выдвигают на повышение, кого-то отправляют в резерв. Торжество учета и контроля, одним словом. За словом же "контрактная" ничего не просматривается, кроме пункта найма добровольцев; вспоминаются разные малопривлекательные истории из жизни наемных армий: типа верзилу-хулигана подлавливают возле пивнушки, спаивают, дают подписать какие-то бумаги - и вот он уже "контрактник" и едет в горячую точку!
Сама рыночность контрактной модели армии утопична. Она ясно показывает, что ее адепты не верят в то, что кто-то в здравом уме будет не за страх, а за совесть защищать рыночное общество. И потому предлагают отбросить сантименты и применить рыночный механизм до конца (чему примеров в мире, кстати, очень мало).
Наоборот, кадровая модель очень привлекательна. Но дело в том, что она не может существовать в обществе за непроницаемой стеной: хорошо поставленное военное дело требует как развернутой системы допризывного обучения, так и мер по обустройству отслуживших свой срок военных, включая сюда страшное по нынешним временам слово "льготы". А это будет воздействовать на общество совсем в другом направлении, чем было принято на заре "реформ".
Плюс еще служащий кадровой армии - это воин-гражданин. А гражданина, пусть он даже и в мундире, вопреки постоянно высказываемым призывам, не может оставить равнодушным происходящее в стране. В отличие от наемника, который озабочен одним только презренным металлом. И это, конечно, дает дополнительный стимул кое-кому говорить исключительно о "переходе на контрактную службу".
Вопрос всевобуча
Есть и второе лукавство сторонников безбрежной рыночности в военном вопросе. Это вопрос о всевобуче. "Контрактная" армия подразумевается как альтернатива всеобщему военному обучению (всевобучу). И на то есть, конечно, свои причины.
Армия - очевидным образом нерыночная и антидемократическая структура. Поэтому, раз уж ее существование необходимо в демократическом обществе, она должна быть максимально изолирована, локализована и, разумеется, будет жестко контролироваться.
В идеале полноправный гражданин демократического государства с рыночной экономикой - это представитель свободной профессии: предприниматель, художник, независимый ученый. Граждане, не сумевшие влиться в их ряды, будут составлять низы общества (включая безработных). Но у них есть еще один шанс послужить демократии: стать обслугой - пойти в чиновники, полицейские или военные. Вполне приличная оплата за добросовестную службу - в принципе даже неплохо.
Поняв это, осознаешь, что воинская повинность в рыночную эпоху - вещь ненужная и даже опасная. Почему и пропагандируется именно контрактный вариант военной службы. А вот модель кадровой армии вовсе не должна отрицать массовое военное обучение.
Разумеется, переход к полностью кадровой системе комплектования армии подразумевает если не отмену призыва, то переход от срочной службы к массовой подготовке резервистов (как это принято во многих странах мира). Чем отличается резервист от срочника, объяснять, думаю, не надо: он, подобно курсанту, только учится и не может быть послан в бой без мобилизации. Кроме того, он не обязан подвергаться муштре с ее основой - экстерриториальностью в виде обязательной оторванности от дома, чтобы на время службы для солдата волей-неволей родителями стали отцы-командиры, а братьями - товарищи по казарме.
А раз не будет жесткого ломания личности, если служба превратится для многих в увлекательную игру в войну поблизости от дома с выходными и увольнительными, то вряд ли следует опасаться массового отлынивания от такого военного обучения (особенно если аттестация по его результатам будет влиять на дальнейшую карьеру).
И об альтернативной службе. Отметим печальный парадокс: военные, скрепя сердце смирившиеся с нелепыми и пошлыми предложениями правозащитников организовать "альтернативку" в больницах или в хосписах, встали на дыбы против гораздо более содержательных в государственном плане предложений засчитать за службу в армии службу в милиции, лесничествах и пр. В плане пользы для общества такая альтернатива военным сборам, разумеется, намного лучше разных санитаров и т.п., а всерьез беспокоиться о нехватке личного состава в войсках из-за наличия "альтернативщиков" в эпоху свертывания массовых армий вряд ли стоит.
Груз прошлых эпох
Но наряду с не называемыми вслух вещами, относящимися к ситуации внедрения рынка, эпоха перехода от массовых армий к компактным имеет и свою инерцию. Причем иные анахронизмы, доставшиеся от предшествующей эпохи, как ни странно, были анахронизмами и там, сохраняясь чуть ли не с XVIII века.
Единый офицерский корпус
Одной из проблем, которую как-то совершенно упускают из виду, говоря о "профессиональной армии", является такая: в ней все должны иметь статус офицера.
Исторически армии с давних времен строились по принципу смешанного комплектования: офицеры и нижние чины. В старину такой принцип диктовался сословной структурой общества: офицерство было зарезервировано за благородными, подлому сословию оставалось служба в рядовых. Современные армии (яркий пример - Советская) логично видоизменили эту схему, заменив сословность профессионализмом: офицером стал числиться кадровый военный, рядовым или сержантом - оторванный на короткое время от гражданской жизни срочник.
Громадная психологическая разница между офицером и не-офицером очевидна. "Солдат есть винтик, артикулом предусмотренный". Другими словами, идеальный солдат должен не мыслить, не рассуждать, а действовать на основе выработанных за время службы условных рефлексов (включая трепет перед командирами); только офицер, "прирожденный джентльмен", способен к рассуждению и может действовать не столько из страха, сколько из высших побуждений: чести, долга, патриотизма. В старину такое разделение основывалось на убежденности, что подлый народ способен только повиноваться без рассуждения, в Новейшее время - на очевидной разнице в установках между сознательно выбравшим военную стезю профессионалом и случайно попавшим в армию по призыву солдатом: там, где офицеру достаточно просто поставить задачу, солдату надо было в жестком тоне приказать. А известная фраза насчет маршальского жезла, якобы лежащего в ранце каждого солдата, осталась лишь воспоминанием об эпохе "солдатской революции", когда солдат-наемник (прозвавшийся так от монетки "сольдо") почувствовал себя на равных с благородным ландскнехтом; последующая практика феодальных армий свела на нет эту мечту, поставив для простолюдинов потолок в виде чина фельдфебеля. (Собственно, и само название "унтер-офицер" осталось как память о временах, когда младший командный состав тоже считался подразделением единого офицерства.)
Естественно, что там, где армию составляют полностью профессионалы, да еще в бессословном обществе, необходимость в разделении военного сословия на две касты отпадает. В такой армии, по большому счету, все равны, поскольку являются сознательными бойцами, движимыми (по идее) высокими гражданскими мотивами. В принципе в какой-то степени приблизилась к такому состоянию милиция, где разница между сержантами и офицерами не так бросается в глаза, как в армии, хотя и сохраняется грань между ними. Еще можно вспомнить германские СС, где тоже проводилась сознательная политика сглаживания разницы между офицерами и нижними чинами (интересно, что пока в СС старались максимально упразднить свойственную традиционной армии кастовость, считая ее помехой боеспособности, в Красной армии началось, наоборот, насаждение кастовости по дореволюционному образцу).
К сожалению, в современных рассуждениях об идеальной армии этот момент не только не учитывается, но часто даже проскальзывает чудовищное желание видеть в ней "профессиональных сержантов". Да, хороший унтер-офицер - это замечательно, но почему никто не говорит о "профессиональных капитанах" или о "профессиональных майорах"? Здесь явно видна ориентация на архаическую систему (сохранившуюся и в современных армиях, например американской), когда унтер-офицерство составляло особую касту, лишенную служебных перспектив. Конечно, есть люди, для которых должность капрала является потолком, но специально ориентироваться на создание касты фельдфебелей с кругозором "упал-отжался" по-человечески преступно.
Максимальное упразднение кастовости в кадровой армии означало бы серьезный социально-психологический поворот, который мог повлечь бы и ряд других естественных шагов. Например, максимальную унификацию обмундирования от рядового до генерала, как это практикуется в ряде армий, например американской или израильской, да и Саддам Хусейн любил красоваться вместе с Советом революционного командования в форме "рядового с маршальскими погонами". Ибо различия в форме (не в знаках различия) в зависимости от чина являются, конечно, отражением стремления подчеркнуть разделительные границы в воинском сословии. (В Красной армии вопрос о мундирах, между прочим, был поднят через год после того, как в 1939 г. она перешла к призыву и понадобилось срочно "поднимать авторитет командиров и начальников", чтобы руководить слабо обученными массами. Тогда обошлись учреждением генеральских званий; собственно мундиры, обозначающие границы каст, появились уже в ходе Отечественной войны.)
Другая вещь, нуждающаяся в коррекции, - военное образование, которое сейчас традиционно академично и по старинке направлено на тепличное выращивание полноценного офицера, что отдает утопией. Приводит это, с одной стороны, к фетишизации образования, к появлению ненужных преград по службе перед теми, кому опыт может отчасти это образование заменить, а с другой стороны - к воспроизводству комического типа напичканного знаниями лейтенанта-выпускника, первое время шарахающегося от подчиненных. Разумнее было бы систему образования реструктуризовать, сделав ее более практической и непрерывной.
Упразднение военных кафедр
В связи с изменившимися условиями представляются излишними и военные кафедры в вузах. Исторически такие кафедры появились в XIX столетии при переходе от компактных профессиональных армий к массовым армиям. Быстро выяснилось, что самым уязвимым в армиях нового типа будет среднее командное звено (так называемые обер-офицеры), состав которого во время войн надо будет непрерывно пополнять. Откуда взять это пополнение?
В эпоху слабого распространения грамотности решено было использовать такой резерв, как студенчество: считалось (и справедливо), что легче студента обучить военному делу, чем замуштрованного фельдфебеля - способности рассуждать и проявлять инициативу.
Помимо образовательного, имелся, конечно, и социальный момент. Призванный из запаса в офицеры человек автоматически вливался в низшие ряды военной элиты. А у образованного разночинца, конечно, было больше шансов быть принятым в обществе, чем у вчерашнего мужика-унтера. Впрочем, Первая мировая война заставила отбросить и эти условности, побудив перейти к массовому производству офицеров прямо из нижних чинов.
Отголоски этого чувствуются до сих пор. Зададимся простым вопросом: почему выпускникам военных кафедр присваивают звания лейтенантов запаса, а не, скажем, младших сержантов, притом что не все выпускники кафедр, бывает, соответствуют даже такому высокому званию. Ответ, конечно, никогда не озвучивался, но легко просматривается: ну ведь образованный человек, зачем же его с нижними чинами-то смешивать-с?..
В наше же время при поголовной грамотности населения (если взять за норму состояние образования на конец СССР) и социальной однородности факторы, вызвавшие появление военных кафедр, отпадают. Было бы гораздо эффективнее стремиться к тому, чтобы каждый военный к концу службы успел простажироваться на должности на одну-две ступени выше его собственной. Тогда даже при мобилизации кадровая армия поставит готовый командный состав, а среднее командное звено будет при необходимости рекрутироваться из младших командиров.
Новый устав
При переходе армии от массовой модели к компактной, несомненно, выйдут на поверхность и многие застарелые болезни. Прежде всего, это нацеленность на парадность, заставляющая войска долго и мучительно перестраиваться с началом военных действий.
При этом надо оговориться, что "парадомания" - это не ругательство, а анахронизм. Увлечение военных блеском парадных колонн явилось проекцией реальной боевой практики, достигшей апогея в XVIII столетии, когда успех в сражении достигался умением подразделений согласованно выполнять сложные команды, соблюдая при этом четкий порядок. Военные парады были, таким образом, не столько шоу, сколько демонстрацией боевой выучки (типа современных международных выставок вооружений).
Много с тех пор утекло воды, а образ войск в сверкающих мундирах, печатающих шаг по брусчатке, все еще прочно сидит в умах военных. Скажем, есть такой пункт в армейском уставе: "Военнослужащие при встрече отдают друг другу честь". Отметим сразу абсурдность и невыполнимость этого требования, заставляющего (если его буквально понимать) беспрестанно козырять друг другу двух рядовых, прогуливающихся у казармы (что, конечно, уже подрывает уважение к уставу). Существеннее другое. В модном фильме "Форрест Гамп" лейтенант сразу поясняет прибывшему во Вьетнам пополнению: "Здесь мы не отдаем честь, поскольку это на руку вражеским снайперам". Итак, при попадании на передовую многие статьи устава пересматриваются. А ведь, если армия действительно служит для войн, а не для парадов, должно быть наоборот: уставные требования должны в первую очередь отражать боевую обстановку и лишь во вторую - парадную.
Например, такое, казалось бы, естественное требование, как иметь всегда начищенные до блеска ремни и пуговицы, оказывается вредным в боевой обстановке. (В этой связи стоило бы по-новому посмотреть и на разрекламированное введение погон в Красной армии во время войны: с точки зрения требований полевой маскировки это был скорее ретроградный и тупиковый шаг.) Даже положение Женевской конвенции о едином обмундировании сражающихся войск оказывается все более утопичным: в эпоху, когда в число главных достоинств войск входит способность любым способом укрыться от все совершенствующихся средств разведки и обнаружения, военнослужащие на передовой невольно начинают походить на финских ополченцев времен Зимней войны, которым из обмундирования полагались только ремни и кокарды. И это процесс объективный, а значит - неумолимый.
И вообще устав современной армии должен бы меньше делать акцент на выправку и щелкание каблуками и больше на то, что действительно продолжает лежать в основе регулярных войск: умение оценить обстановку, грамотно и лаконично доложить, быстро и четко исполнить приказание и т.д. Не будем лукавить: в традициях воинских уставов заложен момент ломки сознания через блеск регалий и грозную выправку. Традиционная армия смешанного комплектования должна была иметь средства ошарашить солдата, ввести его в трепет при одном виде начальства; настоящей кадровой армии такое уже не нужно.
Подводя итог, можно сказать, что история на наших глазах делает интересный зигзаг. В эпоху революции господствовало мнение, что дисциплинарный механизм традиционной армии - пережиток, от которого необходимо избавиться, заменив его революционным братством. Жизнь показала утопичность таких надежд. Однако переход от массовых к компактным армиям парадоксальным образом воскрешает кое-что из идеалов революционных партизан - в той части, которая касается ценностей воинского братства профессионалов и умения действовать самостоятельно. Армия наступившего века должна избавиться от балласта представлений эпох, когда сражения велись чуть ли не на футбольном поле, сохранив традиции глобального управления. Это и дожно быть отражено в структуре армии и ее уставе.
Михаил Саяпин "Русский журнал"
22 Февраля 2005
(: 0) Дата публикации: 19.04.2005 18:37:52
[Другие статьи раздела "Русский вклад"] [Свежий номер] [Архив] [Форум]
|