Что это за чувство - ненависть? - спросили меня, как профессионального психолога. И я вспомнила...
Много лет назад мы с Агнессой сидели за одной партой в школе около площади Маяковского. В этой же школе она провела еще долгие годы, но уже у доски, преподавая литературу. Жила Агнесса рядом со школой, в громадном старом доме на Тверской. В нем могло бы поместиться население небольшого поселка, поэтому неудивительно, что соседями Агнессы были вначале наши соученицы, позже - ее ученики, а потом уже и родители бывших учеников.
Когда в конце 60-х дом начали расселять, Агнессе предложили квартирку без телефона в Узком. Она отказалась - ведь это означало бы потерять целый мир, а не только уйти из своей школы. Комната в двухкомнатной квартире с телефоном в соседнем доме представлялась неплохим выходом из положения, тем более, что соседкой должна была стать Инга, знакомая "девочка" из того же дома. У Инги были свои причины согласиться на жизнь в коммуналке: она одна растила Аню, желанного, но позднего ребенка, и полностью зависела от своего могущественного Института, находившегося в Центре.
Соседи виделись мало. Как геолог, Инга много месяцев проводила в экспедициях. Агнесса ездила с учениками в дальние турпоходы. Анька - вяловатая беленькая девочка - была то в летнем лагере, то в лесной школе, к 8 марта дарила "тете Агнессе" забавные рисунки и ловко перешивала себе мамины платья. Шли годы, началась перестройка, Анька - уже не беленькая девочка, а рыжеволосая и весьма миловидная девица, без чьей-либо помощи и как-то мимоходом поступила не куда-нибудь, а в МАРХИ. Агнесса перешла в школе на полставки, а Инга поклялась, что едет в экспедицию в последний раз, во что никто не поверил. Домой она вернулась на носилках и без перспективы встать.
Казалось бы, случившееся не могло так уж близко коснуться Агнессы - все же они были не более, чем соседками. Агнесса жалела Ингу и Аньку и помогала, чем могла, но ей и в голову не могло прийти, что ее собственная жизнь может как-то измениться.
По-настоящему адекватно ситуацию увидела Анька. Осознав, что ее мать обречена на жизнь в инвалидной коляске, она, как архитектор, быстро поняла и то, что в России даже лучшая коляска не въедет ни в туалет, ни в лифт, ни на тротуар. И тогда Анька вспомнила, что ее бабушка (которую она уже не застала в живых) была еврейкой, а значит - Инга могла тоже считаться еврейкой и имела право на израильское гражданство. Остальное было делом техники.
Как каждая коренная москвичка, Инга не мыслила себя без Консерватории и Тверского бульвара, но отныне от всей Москвы ей остались только дерево и кусок неба. И уж совсем невыносимой была перспектива стать камнем на шее дочери. Анька же видела себя дипломированным архитектором и вовсе не собиралась мести в Иерусалиме улицы. Поэтому в Израиль, где уже было обеспечено место в санатории-пансионате, Инга уехала одна. Агнесса и Анька остались в квартире вдвоем.
По словам Агнессы, с неделю Анька ходила зареванная, потом успокоилась. Как-то вечером Агнесса застала на кухне Аньку в обществе скромного молодого человека. Они пили чай, а потом ушли в комнату. Агнесса легла спать, а они все что-то тихо обсуждали, шуршали, ходили по квартире. И тут Агнесса впервые подумала о том, что теперь, когда Инга далеко, любой мужчина может остаться здесь за стеной хоть на месяц, хоть насовсем. Эта банальная мысль оказалась настолько тягостной, что уснула Агнесса на рассвете. Назавтра, презирая себя, Агнесса спросила Аньку, кто к ней приходил. Анька пожала плечами.
Однажды утром тот же молодой человек явился опять, и они вместе с Анькой буквально распотрошили всю комнату. Агнесса пыталась уговорить себя, что это уже не Ингина комната, но напрасно. Когда молодые люди вытащили на улицу старый письменный стол ( такой же, как ее собственный - других ведь не продавали), то у Агнессы было чувство, что она вчуже присутствует на собственных похоронах. Это было ужасно. Теперь почти каждый день Анька выносила на помойку что-нибудь из довольно убогого скарба - то вытертый коврик, то старые занавески, то какие-то пыльные папки и книги. И всякий раз Агнесса думала о том, что однажды Анька вот так же будет выносить вещи из ее собственной комнаты, хотя по правде сказать, для таких мыслей не было никаких оснований. И именно потому, что для них не было оснований, эти мысли становились неотвязными.
Анька, Аня, Анна Михайловна Беленькая, энергичная молодая женщина, раздражала Агнессу всем - молодостью, быстротой движений, какой-то уклончивой уверенностью в себе.
По-моему, испытываемое Агнессой постоянное и беспричинное раздражение заслуживало уже какого-то другого имени - оно не исчезало ни тогда, когда Анька пропадала на работе, ни тогда, когда Агнесса гостила у нас на даче. Выходило, что Анька "сплавила" мать - но куда девалась прежде свойственная Агнессе трезвость оценок? Анька все время что-то покупала в дом - то коврик в прихожую, то зеркало в ванную. Последней такой покупкой была новая кухонная плита с духовкой и грилем, но это тоже было дурно, потому что очень дорого. Получалось, что Анька стала главным, что мешало Агнессе жить - при том, что чуть ли не двадцать лет Агнесса ее почти не замечала.
Самое время было мне взглянуть на все это собственными глазами. И хотя Агнесса почему-то перестала звать к себе в гости, на пасху я напросилась к ней на куличи. Аньку я застать не надеялась, однако же она была дома. Обстановка праздника давала мне возможность заглянуть к ней без особого повода. Я постучалась, вошла - и остолбенела. Залитая солцем комната была практически пуста и выглядела неожиданно большой. Молодая женщина с рыжей гривой, безжалостно собранной в "конский хвост", одетая во что-то черное в обтяжку, сидела за подрамником. "Здравствуйте, Аня", сказала я, и, надеясь хотя бы на краткую светскую беседу, поинтересовалась, над чем она работает. Она лаконично ответила, что у нее срочный заказ. Я удалилась, пожелав ей удачи, с четким ощущением нереальности происходящего.
Покуда мы с Агнессой пили чай с куличами, к чувству нереальности от увиденного добавилось чувство полного абсурда от услышанного. В любых поступках Аньки - а Агнесса видела ее только в быту, - мне предлагалось видеть второй, третий и четвертый смыслы. Насколько я могла понять, главная "вина" Аньки заключалась в том, что она была другая. Она спала на полу в спальном мешке, ее платья висели в пластиковом футляре на стене, всякие принадлежности для работы она держала в картонных ящиках из- под бананов и в пластиковых корзинках из-под пива. Зато ее шкафчик в ванной был набит дорогой косметикой и прочими неизвестными нашему поколению "штучками", а в кухне с некоторых пор красовалась довольно дорогая кофеварка.
"Она все время что-то покупает, - говорила Агнесса, - это ужасно. И откуда у нее такие деньги? Вообще мне надоело ее лицемерие - "тетя Агнесса..." - я ей не тетя!"
Тут я не нашлась, что ответить. Я тоже чувствовала, что Аня - другая. Но мне казалось, что Агнесса более всех психологически подготовлена к этому ощущению инаковости следующих за нами поколений. Разновозрастные ученики и соседи годами толклись у Агнессы дома, знакомили со своими избранниками и избранницами, изливали душу, приносили цветы и книги, а потом, как водится, уходили, одни - надолго, иные - навсегда. Агнесса принимала этот круговорот как естественную часть судьбы учителя, примиряясь с неизбежными потерями. Эта ее житейская мудрость вызывала у меня род зависти, потому что я куда хуже справлялась со своими чувствами, а в особенности - с чувством утраты, вызванным очередным уходом или отъездом.
Теперь рядом со мной в облике старинной подруги оказался совершенно иной персонаж. Даже внешне Агнесса как-то изменилась - не то, чтобы она постарела, но исчезла так красившая ее смешливость. Еще бы: смешливость плохо уживается с ненавистью - наконец, я поняла, какое имя следовало дать владевшему Агнессой чувству.
Честно говоря, я испугалась. Ненависть эта была тем более ужасна, что не имела сколько-нибудь внятной причины. Агнесса была достаточно тонким человеком, чтобы в глубине души понимать, что Аня заслуживает если не восхищения, то понимания и сочувствия: в двадцать с небольшим лет она вынуждена была принять крайне трудное в моральном отношении решение. Все, чем Аня располагала - это комната и профессия архитектора, в сегодняшних российских условиях сугубо мужская и притом высококонкурентная.
Я думаю, что если бы Аня попросила Агнессу о помощи, т.е. обнаружила бы свою зависимость и незащищенность, то Агнесса немедленно бы бросилась ей навстречу. Но Аня справлялась, и потому Агнесса завидовала, и чем больше завидовала, тем больше ненавидела - не только Аню, но прежде всего себя за эти недостойные эмоции.
Ненависть всегда саморазрушительна. Мне случалось испытывать приступы ненависти, которые про себя я называла "белый гнев" - в эти моменты вокруг меня все как бы начинало светиться. Поняв, что в этот миг я теряю контроль над собой, я однажды попыталась последовательно проанализировать, кто (или что) такие приступы вызывает. Оказалось, что источником моей ненависти почти всегда является чувство унижения. Но ведь унизить меня может только равный и притом намеренно. Если задуматься, это скорее редкое сочетание: друзья и коллеги обычно не имеют столь дурных намерений, а если говорят или пишут нечто обидное, то чаще по неведению. Что до чиновников любого уровня или лиц случайных, каковыми оказываются, например, представители сферы услуг, то ведь они потому и хамят, что втайне считают себя ниже и поэтому жаждут "власть употребить".
Так я научилась прогнозировать ситуации, которые могли бы вызвать у меня "белый гнев" - и все же я стараюсь их избегать, потому что боюсь себя.
Есть однако и другой род ненависти. Эта ненависть порождается чувством униженности от собственного бессилия. Эта ненависть страшнее всего - она накрывает мир черным покрывалом, не оставляя в нем места для островков света и правоты. Такова бывает ненависть "обиженных судьбой". Я поставила это выражение в кавычки, потому что людей, полагающих себя обиженными судьбой (и оттого агрессивных), много больше, чем тех, у кого для этого есть действительные основания. В этой связи мне вспоминается одна поразившая меня история.
Таня М., дочь известного московского врача, была горбата, вследствие чего у нее были еще и больные легкие. Тем не менее, она была очень светлым человеком - до поры. Я не знаю, когда и в какой связи она решила во что бы то ни стало родить ребенка. Проведя несколько месяцев в клинике, она вышла оттуда с маленьким Мишкой. Когда Мишке было года три, Таня покончила с собой. Следователь вызвал ее ближайшую подругу и показал приобщенный к делу Танин дневник. Там было написано, что ребенок отнимает у нее последние силы и не приносит ей никакого удовлетворения. Таниных душевных сил хватило на то, чтобы обратить агресиию на саму себя.
Чаще же ненависть от собственного бессилия изливается на ближайшее окружение. Такова ненависть, порождаемая ревностью и завистью. Как только Анна Каренина осознает, что будучи невенчанной женой Вронского, она навсегда заперта в золотой клетке, она начинает завидовать мужской свободе Вронского и ненавидеть его именно в силу разницы в их положении, которое она бессильна изменить.
Тяжелее всего переживается униженность бессилием в семьях и вообще в так называемых "малых группах", где люди вообще-то не имеют друг к другу особых претензий, но то, что они так или иначе связаны, может быть источником как силы, так и особой уязвимости.
Принято думать, что униженность бессилием и провоцируемая ею ненависть - удел слабых. Этот стереотип справедлив лишь отчасти, потому что Ахиллесова пята у каждого своя. Главный редактор одного журнала, давний мой знакомый по прозвищу "Бум", долго пытался остаться при своих идеалах. Более молодые сотрудники Бума совсем иначе понимали жизненный успех и потому с некоторых пор стали халтурить и искать заработков на стороне, бестрепетно рассматривая журнал как "крышу". Это не мешало им искренне любить Бума - всегдашнего покровителя их прежних экстравагантных начинаний. И какая же ненависть была им ответом - я и не подозревала, что Бум на такое способен. Гром "свыше", т.е. от чужих, будь то хоть администрация самого Президента, не уязвил бы Бума так, как это смог сделать безобидный компьютерщик Митя, который теперь за доллары где-то верстал роскошные рекламные проспекты.
Когда я увидела, что редакционное чаепитие - ритуал, на котором держится любое наше учреждение, происходит без Бума, я поняла, что Буму надо уходить и поскорее - пока он не схлопотал инфаркт. Но ведь уйдя, он унес бы с собой и свою ненависть - ее не оставишь, как пальто на вешалке! И тут Буму повезло: его "втравили" в некое новое издательское дело. Бум уехал в Германию, оставив свою ненависть вместе с пожелтевшими гранками пылиться в прежнем кабинете .
Бывает ли ненависть продуктивной? Я думаю, что нет. Да и вообще в обыденной жизни, как бы тяжела они ни была, не так много причин для подлинной ненависти. Другое дело - неприязнь, в том числе малопонятная и часто вовсе беспричинная. Но даже стойкая неприязнь - чувство довольно-таки поверхностное. И от нас самих зависит не обратить эту неприязнь в ненависть.
Ненависть захватывает нас целиком и забирает всю нашу энергию - нельзя ведь слегка ненавидеть. В таком случае, стоит ли тратить столько энергии на ненависть к соседской собаке? К толкнувшему вас в метро человеку, которого вы никогда больше не увидите? К женщине в норковой шубе до пят, которая, скорее всего, все детство проходила в штопаных колготках и не выстроила себе иного идеала счастья, чем всего-навсего не самый удобный в наших условиях вид верхней одежды? Да и откуда нам знать, счастлива ли она? Много лет назад у меня была шуба из искусственного меха, выделанного под серо-голубую норку. Однажды я ехала в метро в состоянии крайней подавленности и поймала на себе откровенно завистливый взгляд какой-то молодой женщины. Она-то видела только шубу, а вовсе не ее владелицу!
Но как же слова Тиля Уленшпигеля "Пепел Клааса стучит в мое сердце", призывающие помнить и ненавидеть? Да, война вынуждает нас убивать, и чтобы убивать другого, не уничтожая морально себя, мы вынуждены ненавидеть. Но то война...
А потом наши выжженные ненавистью сердца будут возвращать к жизни другие люди - те, кто сумеет нас полюбить. И это будут только те, в чье сердце не стучит ничей пепел.
Р.М. Фрумкина
профессор, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Лаборатории психолингвистики Института языкознания РАН
Вам, наверное, известно, какой огромный успех принес недавно французской кинематографии фильм под названием ?Ненависть?. В фильме показан ряд бурных событий, происходящих на окраинах городов и в пригородах; в качестве актеров (а, может быть, статистов?) в нем выступают группы молодых людей, в которых ?сидит ненависть?. ?Во мне сидит ненависть? ? выражение почти безличное, оно означает не столько субъективную эмоцию или субъективное состояние, сколько объективную и беспричинную ярость, рождающуюся в городской пустыне, прежде всего в пригородах, превращенных в настоящую свалку. Тот факт, что окраинная ?преступность? приобрела невиданный размах (ведь фильм, подобный ?Ненависти?, можно снимать хоть каждый день), свидетельствует о том, что перед нами целостное общественное явление, в котором находит свое отражение определенный универсальный процесс ? процесс концентрации населении и увеличения производства отходов. Речь идет о всемирной проблеме отбросов, ибо, если насилие порождается угнетением, то ненависть зарождается, когда человека отправляют на помойку.
Понятие отбросов следует модифицировать и расширить. Материальные, количественные отбросы, образующиеся вследствие концентрации промышленности и населения в больших городах - это всего лишь симптом качественных, человеческих, структурных отбросов, образующихся в результате предпринимаемой в глобальном масштабе попытки идеального программирования, искусственного моделирования мира, специализации и централизации функций (современная метрополия очевидным образом символизирует этот процесс) и распространения по всему миру этих искусственных построений.
Хуже всего не то, что мы завалены со всех сторон отбросами, а то, что мы сами становимся ими. Вся естественная среда превратилась в отбросы, т. е. в ненужную, всем мешающую субстанцию, от которой, как от трупа, никто не знает, как избавиться. По сравнению с этим горы органических промышленных отходов просто пустяк. Вся биосфера целиком в пределе грозит превратиться в некий архаический остаток, место которого - на помойке истории. Впрочем, сама история оказалась выброшенной на собственную помойку, где скапливаются не только пройденное нами и отошедшее в прошлое, но и все текущие события; не успев закончиться, они тут же лишаются всякого смысла в результате демпинга средств массовой информации, способных превратить их в субстанцию, непосредственно готовую для употребления, а затем и в отбросы. Помойка истории превратилась в информационную помойку.
Когда строят образцовые города, создают образцовые функции, образцовые искусственные ансамбли, все остальное превращается как бы в остатки, в отбросы, в бесполезное наследие прошлого. Строя автостраду, супермаркет, супергород, вы автоматически превращаете все, что их окружает, в пустыню. Создавая автономные сети сверхскоростного, программируемого передвижения, вы тут же превращаете обычное, традиционное пространство взаимообщения в пустынную зону. Именно так обстоит дело с транспортными артериями, рядом с которыми образуются пустующие территории. Именно так будет обстоять дело и в будущем, когда рядом с информационными артериями образуются информационные пустыни, возникнет своего рода информационный четвертый мир - убежище всех изгоев, всех тех, кого отвергли средства массовой информации. К нему добавится интеллектуальная пустыня, населенная мозгами, оставшимися без работы по причине предельной усложненности самих информационных сетей. Ее будут населять, но уже в неизмеримо большем количестве, потомки тех миллионов безработных, что ныне изгнаны из мира труда.
Пространства, как и люди, становятся безработными. Строятся целые кварталы жилых домов и офисов, но они обречены навеки оставаться пустыми из-за экономического кризиса или спекуляции. Они - отходы, всего лишь отходы и навсегда останутся таковыми, это не следы прошлого и не руины, которые все-таки представляют собой почтенные памятники старины. Эти дома - памятники бездушию предпринимательской деятельности человека. И тогда хочется спросить, как же может ненавидеть и презирать самое себя цивилизация, которая с самого начала производит себя, причем умышленно, в виде отбросов, трудится над своим собственным бесполезным построением, создавая города и метрополии, подобные огромным холостым механизмам, бесконечно себя воспроизводящим; эти фантомы - результат доведенных до абсурдных размеров капиталовложений, равно как и все большей их нехватки.
Ghost-towns, ghost-people [2]: сами человеческие существа бесконечно воспроизводит себя в виде отбросов или в виде обыкновенных статистов, удел которых - обслуживать этот холостой механизм, символизирующий порочный круг производства, когда, вопреки требованиям истории, уже не Труд воспроизводит Капитал, а Капитал бесконечно воспроизводит Труд. Горька участь этого разрастающегося персонала, которому суждено перейти в отходы; так у человека и после смерти продолжают расти ногти и волосы.
Итак, наша культура превратилась в производство отходов. Если другие культуры, в результате простого обменного цикла, производили некий излишек и порождали культуру излишка (в виде нежеланного и проклинаемого дитяти), то наша культура производит огромное количество отбросов, превратившихся в настоящую меновую стоимость. Люди становятся отбросами своих собственных отбросов - вот характерная черта общества, равнодушного к своим собственным ценностям, общества, которое самое себя толкает к безразличию и ненависти.
Наши мегаполисы, наши космополитические города - своего рода абсцессы, оттягивающие возникновение более крупных нарывов. Архитектура и градостроительство, повсюду запуская амбициозные щупальца, производят одних только монстров, не с эстетической точки зрения (хотя, увы, и такое часто бывает), а в том отношении, что эти монстры свидетельствуют об утере городом целостности и органичности, о его дезинтеграции и дезорганизации. Они уже не подчиняются ритму города, его взаимосвязям, а накладываются на него как нечто пришедшее со стороны, нечто alien [3]. Даже городские ансамбли, наделяемые символической значимостью (Бобур, Форум, Ля Дефанс, Ля Вильет), представляют из себя всего лишь псевдоцентры, вокруг которых образуется ложное движение. В действительности они свидетельствуют о сателлизации городского бытия. Их внешняя привлекательность словно создана для того, чтобы ошеломить туриста, а их функция подобна функции места всеобщей коммуникации (аэропорта, метро, огромного супермаркета), места, где люди лишаются своего гражданства, подданства, своей территории. Впрочем, именно сюда и перемещаются всякого рода маргиналы и представители субкультуры, бродящие в поисках опустошающего экстаза и находящие его в этом паразитарном образовании. Даже когда подобные ансамбли создаются с культурными целями, они превращаются не в центры радиации, а в центры поглощения и выделения; это всего лишь преобразователи потоков, механизмы со входом и выходом. Возникает впечатление, что это экспонаты, сбежавшие со всемирной выставки, а не новая часть города; они свидетельствуют о космополитическом и дезорганизованном характере развития нашего общества.
Бобур - один из таких монстров, и, воплощая в себе современную утопию культуры, он является прекрасным примером опустынивания культуры и города, примером неудержимой эрозии культурного рельефа, постепенного сведения социальности к самым простым ее проявлениям. Ибо все указывает на то, что мы неуклонно движемся к неразличению культуры и жизни, к отрицанию культурой даже отличительных признаков жизни в обстановке приспособления города и его коммуникаций к банализации социального поведения.
Слишком много капиллярной диффузии, слишком много осмотического движения, слишком много перемещений, слишком много сообщающихся сосудов, сцеплений, взаимодействия. Слишком много общения в опустошенном пространстве, в городе, ставшем похожим на Музей Идеальной Деконструкции. Именно музеификация и массированная урбанизация призваны замаскировать процесс опустошения и опустынивания, и одновременно они сами являются ярчайшим его свидетельством.
В связи с этим я хотел бы упомянуть одно знаменательное событие, правда, оно случилось несколько лет тому назад; я имею в виду забастовку мусорщиков в Бобуре. Эта забастовка, предпринятая ради удовлетворения нескольких требований младшего персонала, быстро превратила Бобур из культурного пространства в пространство гигантской свалки. Как раз в то время в Бобуре работала выставка, посвященная проблеме отходов. Стоит ли говорить, что Бобур, превратившись благодаря забастовщикам в некое пространство, заваленное мусором, намного превосходил по своей наглядности эту заурядную выставку. Разумеется, никто не осмелился назвать забастовку культурным действом или представить забастовщиков как настоящих деятелей Контркультуры, и все же они выступили в этой роли, ибо только они смогли наглядно показать - in situ [4] и в натуральную величину, - в каком состоянии находится культурная среда города.
Урбанистическая проблематика подводит нас, через понятия концентрации и опустынивания, к другому понятию, имеющему, на мой взгляд, первостепенную важность, к понятию критической массы.
Данное понятие, идущее от материи и от наук о материи, от физики и химии, а значит, и от космологии, применимо также и во всех областях гуманитарного знания. Возникает вопрос, является ли человек действительно социальным существом. Этого нельзя утверждать наверняка; по крайней мере, у социальной сущности человека есть свои пределы. Все более плотные скопления миллионов людей на городских территориях, их совместное проживание там неизбежно ведут к экспоненциальному росту насилия, обусловленного тем обстоятельством, что в условиях вынужденного промискуитета люди как бы взаимно аннулируются. А это уже нечто противоположное социальному бытию или, наоборот, верх социальности, крайнее ее проявление, когда она начинает разрушаться сама собой. Появление масс на горизонте современной истории знаменует собой наступление и одновременно катастрофическое крушение социальности. В этом суть проблемы критической массы. Известно ее решение в космологии: если масса Вселенной ниже некоторого порога, то Вселенная продолжает расширяться и big bang [5] длится бесконечно. Если же порог превзойден, то начинается имплозия, Вселенная сжимается, это уже big crunch [6]. Наши информационные артерии, Интернет и создание в скором будущем, как нам обещают, всемирной связи наводят на мысль о том, что мы как раз переступаем тот порог глобальности информации, ее доступности в любой момент и в любом месте, за которым возникает опасность автоматического сжатия, резкой реверсии, опасность информационного big crunch. Возможно, мы уже переступили через этот порог, возможно, катастрофа уже происходит, если обилие сведений, поставляемых средствами массовой информации, аннулируется само собой и если баланс, выраженный в терминах объективной информации, оказывается в некотором смысле отрицательным (извращенный эффект перенасыщения информацией). Во всяком случае мы наверняка уже преодолели этот порог в сфере социального, если учесть бурный рост населения, расширение сетей контроля, органов безопасности, коммуникации и взаимодействия, равно как и распространение внесоциальности, приводящее к имплозии реальной сферы социального и соответствующего понятия. Эпицентром этой инверсии фазы, этого гравитационного провала и является современный мегаполис.
В мегаполисе представлены все элементы социальности, они собраны здесь в идеальный комплекс: пространственная близость, легкость взаимодействия и взаимообмена, доступность информации в любое время. Но вот что происходит: ускорение и интенсификация всех этих процессов порождает в индивидах безразличие и приступы замешательства. Моделью этого вторичного состояния, когда в атмосфере всеобщего безразличия каждый вращается на собственной орбите, словно спутник, может послужить транспортная развязка: пути движения здесь никогда не пересекаются, вы больше ни с кем не встречаетесь, ибо у всех одно и то же направление движения; так, на экране определителя скорости видны лишь те, кто движется в одну и ту же сторону. Может, в этом и заключается суть коммуникации? - Одностороннее сосуществование. За его фасадом кроется все возрастающее равнодушие и отказ от любых социальных связей.
В результате качественного изменения, происходящего благодаря превышению критической массы, все эти перенасыщенные информацией и техникой и излишне опекаемые сообщества начинают порождать своего рода обратную энергию, своего рода инерцию, которые грозят в будущем вызвать гравитационный коллапс. Ибо происходит полная инверсия всех устремлений.
Ибо все положительные устремления, все влечения, в том числе и влечение к социальности, инвертируются и превращаются в отрицательные влечения, в безразличие. Влечение сменяется отвращением. Ведь в атмосфере всеобщей коммуникации, пресыщенности информацией, прозрачности бытия и промискуитета защитные силы человека оказываются под угрозой. Символическое пространство уже более ничем не защищено. Ничем не защищено интеллектуальное пространство собственного мнения. Когда техника делает доступным все, что угодно, я уже не могу решить, что полезно, а что бесполезно; пребывая в недифференцированном мире, я не в состоянии решить, что прекрасно, а что безобразно, что хорошо, а что плохо, что оригинально, а что нет. Даже мой организм не в состоянии разобраться, что для него хорошо или плохо. В ситуации невозможности принять какое-либо решение, любой предмет делается плохим, и единственной защитой становится противореакция [7], неприятие и отвращение. Это иммунная реакция организма, с помощью которой он стремится сохранить свою символическую целостность, иногда ценой жизни. Вот почему я считаю, что ненависть, представляя собой чрезмерную форму выражения безразличия и неприятия этого недифференцированного мира, есть крайнее проявление жизненной реакции организма.
Исчезли сильные влечения и порывы положительного, избирательного, аттрактивного характера. В результате действия какого-то таинственного фактора исчезла определенность вкусов, желаний, как, впрочем, и воли. Напротив, кристаллизация злой воли, чувства неприятия и отвращения значительно усилилась. Возникает впечатление, что именно это обстоятельство служит источником отрицательной энергии, именно оно вызывает в нас аллергическую реакцию, заменяющую нам желание; отсюда и наша жизненно обусловленная противореакция на все, что нас окружает, при полном отсутствии стремления что бы то ни было изменить; это неприятие в чистом виде. В наше время симпатии стали неопределенными, определенно лишь чувство отвращения. Не имея возможности точно знать, чего же нам хочется, мы зато знаем, чего мы больше не хотим. Наши поступки (и даже болезни) все более лишаются "объективной" мотивации; чаще всего они проистекают из той или иной формы неприятия, которое заставляет нас избавляться от нас самих и нашей энергии каким угодно способом. Следовательно, в их основе лежит своего рода экзорцизм, а не тот или иной принцип деятельности. Это новая форма экзорцизма с магической коннотацией, экзорцизма, направленного на себя, на других, на Другого. Это новая разновидность неистового заклинания (несомненно, тоже символическая). А, может быть, это новая форма принципа Зла?
Вернемся снова к массам. Они представляются этаким социологическим черным ящиком, в котором все цели и задачи, все устремления инвертированы; это своего рода источник отрицательного статического электричества. Именно в массах следует искать корни социального неприятия и политического равнодушия, так хорошо нам известных. Ибо, как говорил Зиммель, "нет ничего проще отрицания ... и широкие массы, будучи не в состоянии поставить перед собой общую цель, находят себя в отрицании". Бесполезно спрашивать, какое у них мнение или какова их положительная воля, их просто нет. Они живут во мраке отрицания и находят свое определение в негативности. Они наделены неопределенной потенцией, сильны лишь своим неприятием и отрицанием, прежде всего отрицанием всех форм культуры и организации, недоступных их пониманию. Они испытывают глубокое отвращение к политическому режиму (что не исключает и конформистских взглядов),- к политическим амбициям и трансцендентности власти. Если политическому выбору и политическим суждениям свойственна страстность, то глубинное отвращение к политике порождает насилие. Именно в этом заключается источник ненависти, находящий свое проявление не только в преступности и расизме, но и в самом обычном равнодушии. Ибо сказанное относится не только к массе, но и к каждому индивиду в той мере, в какой он, сидя в своей улитке, замыкаясь на себя и десоциализируясь, сам по себе составляет массу.
Если традиционное насилие порождалось угнетением и конфликтностью, то ненависть порождается атмосферой тесного общения и консенсуса. Наша эклектическая культура - это культура промискуитета противоположностей, сосуществования всевозможных различий в культурном melting-pot [8]. Но не будем обманывать себя: именно такая культурная множественность, терпимость и синэргия провоцируют глобальную противореакцию, утробное неприятие. Синэргия вызывает аллергию. Чрезмерная опека влечет за собой ослабление защитных сил и иммунитета; антитела, оказавшись без работы, обращаются против самого организма. Такова же и природа ненависти: как и многие современные болезни, она проистекает из самоагрессии и автоиммунной патологии. Мы уже с трудом переносим атмосферу искусственного иммунитета, царящую в метрополиях. Мы уподобились некоему виду животных, лишенных естественных врагов, в результате чего они обречены на быстрое вымирание или самоуничтожение. Чтобы как-то защитить себя от отсутствия Другого, врага, неблагоприятных обстоятельств, мы прибегаем к ненависти, которая способствует возникновению своего рода искусственных, беспредметных невзгод. Таким образом, ненависть - это своеобразная фатальная стратегия, направленная против умиротворенного существования. Ненависть при всей своей двузначности представляет собой отчаянный протест против безразличия нашего мира, и в этом своем качестве она, несомненно, является гораздо более прочным видом связи, чем консенсус или тесное общение.
Различие между ненавистью и насилием совершенно четкое. Историческое насилие или насилие, вызванное страстным влечением, имеет свой предмет, своего врага, свою цель; у ненависти же ничего этого нет, она совсем иное явление. Совершающийся ныне переход от насилия к ненависти представляет собой переход от предметной страсти к беспредметной. Если мы хотим охарактеризовать основные формы коллективной страсти, коллективного насилия (хотя такая характеристика всегда будет произвольной), то следует выделить следующие их формы в соответствии с их появлением в истории культуры: священный, жертвенный гнев - историческое насилие - ненависть как чистая и недифференцированная, виртуальная форма насилия. Последняя представляет собой как бы насилие третьего типа, сосуществующее ныне с насилием второй степени - терроризмом (который более насильствен, чем насилие, ибо у нас нет определенных целей), а также со всеми вирусными и эпидемическими формами инфекций и цепных реакций. Ненависть более ирреальна, более неуловима в своих проявлениях, чем обычное насилие; это хорошо видно на примере расизма и преступности. Вот почему так трудно с ней бороться как профилактическими, так и репрессивными мерами. Невозможно уничтожить причину ненависти, поскольку никакой эксплицитной мотивации в ней обнаружить не удается. Ее нельзя обездвижить, ибо ею ничто не движет; ее нельзя даже подвергнуть наказанию, ибо в большинстве случаев она ополчается на самое себя; это типичная страсть, которая борется сама с собой.
Поскольку в нашем обществе нет более места реальному насилию, насилию, направленному на определенный объект, историческому, классовому насилию, то оно порождает виртуальное, реактивное насилие. Ненависть, которую можно принять за архаичный, первичный порыв, парадоксальным образом представляет собой страсть, оторванную от своего предмета и своих целей. (Подобно тому, как теперь принято говорить о "ксероксном" уровне культуры, можно говорить и о "ксероксном" уровне насилия). Вот почему ненависть современна гиперреализму крупных метрополий. Однако она отличается своеобразной холодностью. Порожденная равнодушием, в том числе равнодушием, распространяемым средствами массовой информации, она становится холодной, непостоянной, может перекинуться на любой предмет. В ней нет убежденности, пыла, она исчерпывает себя в acting out [9] и часто ограничивается созданием собственного образа, кратковременной вспышкой насилия; современная пригородная преступность может служить тому примером. Таков и Полен, выходец с Гваделупы, который несколько лет тому назад терроризировал население, убивая пожилых женщин. Это действительно чудовищная личность, но в то же время он человек холодный, неагрессивный, без определенной национальности и пола, метис. Он убивал без насилия, без крови, а затем с забавным безразличием рассказывал о своих преступлениях. Он был равнодушен к самому себе. Однако невозможно отрицать, что за всем этим скрывалась радиальная ненависть. Полен, несомненно, "ненавидел", но его ненависть выражалась в учтивой, спокойной, ирреальной форме.
Ненависть как защитная противореакция соответствует новой форме насилия со стороны самой системы. Также и в этом случае можно выделить первичную форму насилия: это насилие, связанное с агрессией, подавлением, произволом, демонстрацией силы, унижением, грабежом, - словом, это одностороннее насилие, совершаемое по праву сильнейшего. Ответом на такое насилие может быть противоположное насилие: историческое, критическое насилие, насилие негативности. Это насилие разрыва с системой, трансгрессии (к нему можно добавить насилие анализа, интерпретации, смысла). Все это разновидности насилия с определенной направленностью, имеющего начало и конец; у него есть свои причины и следствия, и оно соотносится с трансцендентностью власти, истории, смысла.
Всему этому противостоит нынешняя форма насилия. Оно изощреннее по сравнению с насилием агрессии; это насилие разубеждения, умиротворения, нейтрализации, контроля - насилие безболезненного уничтожения. Это терапевтическое, генетическое, коммуникационное насилие - насилие, рожденное консенсусом и вынужденным общежитием, своего рода косметическая хирургия социальности. Это прозрачное и невинное насилие; с помощью разного рода снадобий, профилактических мер, психической регуляции и регуляции, осуществляемой средствами массовой информации, оно стремится выкорчевать корни зла, а тем самым искоренить и всякий радикализм. Это насилие системы, которая подавляет всякое проявление негативности, единичности (включая предельную форму единичности, каковой является смерть). Это насилие общества, в котором нам виртуально отказано в негативности, в конфликтности, в смерти. Это насилие, некоторым образом кладущее конец самому насилию, поэтому на такое насилие уже невозможно ответить тем же, остается отвечать лишь ненавистью.
Однако наиболее тяжким запретом, самым тяжким лишением, в числе прочих, является запрет на инаковость. Для фундаментальной проблемы Другого нашлось своего рода "окончательное решение" (имеется в виду уничтожение): подключение к сети универсальной коммуникации. В этом Трансполитическом Новом Порядке над нами нависла угроза не столько лишиться самих себя (Verfremdung "очуждение"), сколько лишиться всего другого, всякой инаковости (Entfremdung "отчуждение"). Мы уже не претерпеваем процесс очуждения, не становимся другими (в этом присутствовала по крайней мере какая-то доля инаковости, и, оглядываясь назад, мы воспринимаем очуждение как Золотой век), нас уже не лишают нас самих в пользу Другого, нас лишают Другого в пользу Того же самого; иными словами, нас лишают всякой инаковости, всякой необычности и обрекают на воспроизводство Того же самого в бесконечном процессе отождествления, в универсальной культуре тождественности.
Отсюда рождается сильнейшее чувство озлобления, ненависти к самому себе. Это не ненависть к Другому, как принято считать, основываясь на стереотипе расизма и его поверхностном истолковании; это ненависть, вызванная досадой по поводу потери инаковости. Хотят, чтобы ненависть в основе своей была ненавистью к Другому, отсюда и иллюзия борьбы с ней путем проповедывания терпимости и уважения к различиям. На самом же деле ненависть (расизм и т. д.) - скорее фанатизм инаковости, чем неприятие Другого. Потерю Другого она пытается компенсировать, прибегая к экзорцизму и создавая искусственного Другого, а в результате им может быть кто угодно. В лоботомированном мире, где возникающие конфликты немедленно локализуются, ненависть пытается возродить инаковость, хотя бы для того, чтобы ее уничтожить. Она пытается избежать фатальной одинаковости, аутистического замыкания в себе, на которое нас обрекает само развитие нашей всемирной культуры. Конечно, это культура озлобления, но за озлобленностью на Другого следует видеть озлобленность на самого себя, на диктатуру самости и Того же самого, озлобленность, которая может перейти в саморазрушение. Понять это - значит избежать определенного числа бессмысленных утверждений.
Ненависть - чувство анормальное (ее следует отличать от насилия как противоправного акта, которое является составной частью социальности и истории). У ненависти нет истории, она характерна для конца социальности и конца истории. Когда система достигает стадии насыщения, когда она действительно достигает универсальности (а наша система, в силу своей крайней сложности и операционализации, достигла именно этой виртуальной стадии исчерпанности всех своих возможностей), она автоматически превращается в аномальную систему, и ей начинает грозить резкая реверсия. Когда сама система оказывается entfremdet "отчужденной", лишенной своих врагов, лишенной той антагонистической силы, которая смогла бы ее уравновесить, ей начинает угрожать гравитационный коллапс. Именно в таком положении мы и находимся, и ненависть является симптомом и в то же время агентом этого краха, оператором конца социальности, конца инаковости, конца самой системы. Ибо по всей справедливости конечное решение, принимаемое системой, оборачивается против самой системы.
Таким образом, ненависть, при всей ее двусмысленности, следует рассматривать как сумеречное чувство, характеризующее конец современного мира, конец инаковости, конфликтности, крах современности, если только не конец истории, ибо парадоксальным образом конец истории никогда не наступал, поскольку проблемы, поставленные историей, никогда не находили окончательного разрешения. Скорее происходит преодоление конца истории, когда ни одна проблема так и не решается. И в нынешней ненависти присутствует также глубокое чувство досады по поводу того, что так и не произошло.
Мы все ненавидим. Не от нас зависит, сидит ли в нас ненависть или нет. Мы все испытываем двойственное чувство ностальгии по поводу конца мира, иными словами, нам хочется сделать его конечным, придать ему цель, причем любой ценой, даже ценой озлобления и полного неприятия мира как он есть. К ненависти примешивается ощущение настоятельной необходимости ускорить ход вещей, чтобы покончить с системой, освободить дорогу для чего-то иного, для какого-то события, наступающего извне; мы хотим, чтобы пришел Другой. В этом холодном фанатизме содержится милленарная форма вызова и (кто знает?) надежды.
Тут я вспомнил о коллоквиуме на тему о конце мира, который проходил, если память мне не изменяет, лет десять тому назад, в Нью-Йорке, на 5-ой авеню. Первая моя реакция была такая: что за прекрасная мысль выбрать для коллоквиума Нью-Йорк - идеальный эпицентр конца мира. Вторая реакция: абсурдно обсуждать эту тему здесь, в Нью-Йорке, ведь всемирная метрополия и есть реальное воплощение конца мира. Вот он совершается перед нами, так стоит ли о нем рассуждать? Но в конце концов стало ясно, что поводом для данного собрания интеллектуалов вопреки банальной реальности конца мира, происходящего как раз в месте его проведения, было спасение именно идеи конца мира, спасения утопии конца мира. Этим мы и занимаемся немножко сегодня, здесь, в конце нашего века.
Авторы Апокалипсиса были методичными людьми, они беспрестанно обменивались посланиями вместо того, чтобы испросить мнение самого Антихриста.
Жан Бодрийяр
Перевел с французского Б. П. Нарумов
http://www.ruthenia.ru/logos/number/1997_09/06.htm
Есть такие, довольно редко правда встречающиеся, пары в которые на равне с любовью стоит и ненавить дрг к другу. Они вообещм-то и любят друг друга, боготворят, сходят с ума... страсть неимоверная, но из мелких ссор раздувается большой скандал и уже смотря на этих людей видишь только ненависть. и на самом деле в это время они ненавидят друг друга ЛЮБЯ. ЛЮБОВЬ ли это- или это просто два безумца сами не знающие чего они хотят в жизни?!...
Автор: STORMIK
http://lipstick.ru/forums.php?act=more&i=1683
Столько всякого написано и напутано о ваххабитах, что настало время разобраться с тем, что такое ваххабизм, на основании того, как сами ваххабиты излагают свое учение. Это позволит, с одной стороны, показать, что именно они считают правильным в качестве изложения ваххабитского учения, а с другой стороны - позволит любому желающему (как защитнику, так и противнику ваххабизма) проверить точность и правильность изложения ваххабитских взглядов, ибо источники, в которых излагаются ваххабитские идеи (книги, брошюры, листовки) доступны российскому читателю.
1. Ваххабизм представляет собой результат селекции (отбора) и адаптации (приспособления) положений Корана и Сунны к ваххабитским представлениям и идеям. Вот что пишет о типично ваххабитском подходе к Корану и Сунне современный ваххабитский автор. "В этой книге я ответил на все вопросы, касающиеся постулатов исламской веры, подкрепляя по мере возможности (так!) свои ответы цитатами из Корана и достоверного Хадиса, чтобы убедить читателя в правильности ответов" (Мухаммад ибн Джамил Зину. Исламская акида - вероучение, убеждение. воззрение - по Священному Корану и Достоверной Сунне. Москва: "Бадр", 1998. С.4).
Действительно, подавляющее большинство сочинений ваххабитских авторов построено по следующему принципу. Сначала идет некое положение, затем "по мере возможности" приводится цитата из Корана или Сунны, призванная это положение подтвердить. (В случае, если такой цитаты не обнаруживается, авторы ваххабитских трактатов оставляют провозглашаемое положение без цитирования Корана и Сунны.)
Этот прием, при том, что он создает впечатление соответствия провозглашаемых положений Корану и Сунне, реально имеет обратную направленность по сравнению с традиционным для ислама отношением к Божественному Откровению. В исламе задача улемов-ученых состоит в том, чтобы понять, что Бог счел нужным довести до людей в Коране и в Сунне Божьего Посланника, а не в том, чтобы использовать цитаты из Корана и Сунны для подкрепления собственных идей.
При этом в ваххабитских сочинениях игнорируются не совпадающие с ваххабитскими постулатами положения Писания. Так, в ваххабитском учении важное место занимает концепция "неверия", причем к "неверным" ваххабиты относят иудеев и христиан (об этом - ниже). Но ни в одном участке ваххабитских текстов на русском языке, где обосновывается "неверие" иудеев и христиан, не приводится коранический аят: "Поистине, те, которые уверовали, и те, кто обратились в иудейство, и христиане и сабии, которые уверовали в Бога и в Последний день и творили благое, - им их награда у Господа их, нет над ними страха, и не будут они печальны" (Коран, 2:62).
Поскольку ваххабизм является результатом селекции и адаптации исламских положений, при его анализе и оценке необходимо, с одной стороны, не рассматривать в качестве ваххабитских те исламские положения, которые не содержатся в ваххабитских произведениях, а с другой - не расценивать как общеисламские те положения, которые в этих сочинениях обнаруживаются.
2. Неверие Ваххабиты абсолютизируют понятия "неверие" (араб. куфр, в ряде текстов на русском языке называется "безбожием") и "многобожие" (араб. ширк, в некоторых текстах называется "язычеством"). Ваххабиты провозглашают строгое единобожие, т.е. единственность Бога (араб. Аллах). Это - главное положение ваххабизма, и последователи этого учения даже называют себя соответствующим образом - единобожники. В истории ислама как монотеистической религии в рамках правоведения (фикх), теологии (калям), философии (фальсафа), теоретического суфизма (тасаввуф) реализована задача максимально полного и адекватного пониманию сути единобожия, как оно доведено до людей в Коране и Сунне. Но ваххабиты, отрицают саму возможность теологического и, тем паче, философского понимания текста Корана и Сунны. И в определении сути единобожия они идут по иному пути - "от противного", через определение того, что единобожием не является. В этом нетрудно убедиться на примере главного произведения ваххабизма - "Книга единобожия" Ибн-Абд-аль-Ваххаба (М.С.Тамими. Книга единобожия. Москва: "Бадр", 1999 г.), а также современных ваххабитских сочинений (см.: С.В.Фавзан. "Книга единобожия", Махачкала: "Бадр", 1997; М.А.Башамил. Как мы понимаем единобожие. Махачкала: "Бадр", 1997) Эти книги на восемь-девять десятых своего объема посвящены рассмотрению того, что есть "многобожие" и "неверие" как отрицание единобожия или отход от него. Что же такое, по утверждению ваххабитов, "многобожие" и "неверие", и, соответственно, кто такие "многобожники" и "неверные"?
2а.Неверные "Неверными" в ваххабитской литератуте объявляются иудеи и христиане ("Программы по изучению шариатских наук". Совместное издание Министерства по делам Ислама, вакфов, призыва и ориентации КСА, российского фонда "Ибрагим Аль Ибрагим". Москва, 1999. Раздел "Хадисы и термины". С. 89). В самом тексте "Книги единобожия" Ибн-Абд-аль-Ваххаба это положение подтверждается отобранными высказываниями Пророка Мухаммада: "Когда у них (у христиан. - А.И..) умирает праведный человек или праведный раб Аллаха, они сооружают на его могиле храм и рисуют в нем его изображения. Это (т.е. христиане. - А.И.) наихудшие из творений Аллаха!" "Да падет проклятие Аллаха на иудеев и христиан, которые превратили могилы своих пророков в храмы!" (Тамими. "Книга единобожия". С. 119). "Неверие" и "многобожие" иудеев и христиан - общее место ваххабитских трактатов. Иудеи и христиане являются "многобожниками" потому, что они "избрали могилы своих пророков местами для совершения молитв" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Основы исламского вероучения". С. 66). Подобные люди, строящие церкви над могилами своих праведников и украшающие их иконами, "относятся к числу наихудших созданий перед Аллахом" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Хадисы и термины". С. 62).
2б.Неверные "Неверными" объявляются мусульмане, совершившие, по оценке ваххабитов, малейшее отступление от единобожия ("вероотступничество"). Собственно, вся "Книга единобожия" Ибн-Абд-аль-Ваххаба посвящена рассмотрению этих отступлений. Это - возвеличивание праведников, и поклонение Аллаху у могилы праведного человека (вали), не говоря уже о поклонении самому упокоенному праведнику, и поклонение идолам, и колдовство, и гадание по звездам (астрология), и любые виды предсказаний, и амулеты, и ношение каких-то предметов для отвращения неприятностей, и поклонение памятникам и монументам, и возвеличивание какого-то человека, и масса других вещей (см. также: Фавзан. "Книга единобожия"; Башамил. Как мы понимаем единобожие"). Кроме того, "неверными" объявляются те мусульмане, которые "вводят какие-либо новшества в сферу религии" ("Программы изучения шариатских наук". Раздел "Хадисы и термины". С. 21). К такого рода "неверным" отнесены, в частности, суфии (Там же. С. 22).
Провозглашение "неверными" мусульман, совершивших, по оценке ваххабитов, малейшее отступление от единобожия - такфир, - сущностная примета ваххабитского учения. В отличие от принятого в исламе положения о том, что верующий, совершивший некое действие (например, надел амулет, возложил цветы к памятнику, совершил зиярат к могиле праведника-вали - сделал, то, что ваххабиты расценивают как "неверие"), остается при этом верующим, если только это действие не представляет собой отречение от символа исламской веры "Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад - Его посланник", - в отличие от этого ваххабиты утверждают, что любое, малейшее отступление от единобожия превращает мусульманина в "неверного". И он оказывается в этом случае "вероотступником", а "вероотступничество" в исламе наказывается смертью. Ваххабиты прямо заявляют, что ни произнесение формулы "Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад - Его посланник", ни даже строгое следование положениям ислама не являются гарантией того, что мусульманин, совершивший малейшее отступление от единобожия, остается мусульманином (см.: Тамими. "Книга единобожия". С., 68, 69). Более того, ваххабиты утверждают, что мусульманин перестает быть мусульманином в случае мельчайшего отступления от единобожия, и его жизнь и имущество перестают быть неприкосновенными, т.е. он может быть убит, а имущество его будет изъято. "Ее произнесение само по себе не обеспечивает неприкосновенности жизни и имущества, также не обеспечивают этого ни понимание смысла свидетельства ("Нет божества, кроме Аллаха, и Мухаммад - Его посланник". - А.И..) наряду с его произнесением, ни его подтверждение, ни обращение в намазах (молитвах. - А.И.) к Одному только Аллаху, у которого нет сотоварища. Имущество и жизнь человека будут неприкосновенны лишь тогда, когда все указанное выше будет дополнено полным отвержением всех объектов поклонения, кроме Аллаха. Любое же сомнение или колебание лишает неприкосновенности имущество и жизнь человека" (Тамими. "Книга единобожия". С. 68. Выделено мной. - А.И. Данная формулировка принадлежит Ибн-Абд-аль-Ваххабу, без малейших изменений она повторяется современным ваххабитским комментатором. - Там же. С. 69).
Особым разрядом "неверных" среди мусульман оказываются так называемые "лицемеры". "Лицемер" - это тот мусульманин, который "выказывает приверженность к исламу и скрывает неверие" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Основы исламского вероучения". С. 7, 53-61), т.е. это мусульмане, которые скрывают "неверие". Иными словами, "лицемером" и "неверным" ваххабиты могут объявить любого мусульманина. "...Нарушающий (по-ваххабитски трактуемое единобожие - А.И.) открыто или тайно (так!), должен знать, что он становится безбожником и должен ожидать возможности убийства или заключения его" (Бен Баз. Необходимость соблюдения Сунны Посланника Аллаха и признание безбожниками тех, кто отвергает ее. Эр-Рияд: Генеральное управление печати при министерстве Вакуфов, 2000. С.35).
2в.Неверные "Неверными" объявляются при этом последователи всех без исключения идеологических течений. Так, "принадлежность к атеистическим течениям наподобие течений коммунистических, светских, демократических, капиталистических или иных подобных им течений неверных является вероотступничеством от религии Ислама" (Фавзан. "Книга единобожия". С. 64). Список этих идеологических течений включает также "антирелигиозный секуляризм, угнетательский капитализм, марксистский социализм, атеистическое масонство" (Зину. Исламская акида. С.131). Конечно же, коммунизм - это явное "неверие" (Там же. С.65-67). Сильно достается "иудаизму, который стоит за спиной всех и за каждой разрушительной доктриной, подрывающей мораль и духовные ценности"; к таковым доктринам относятся "масонство, мировой сионизм и бабувизм" (Там же. С.68). В последнем случае ("бабувизм") не хочется гадать, что это такое.
2г. Неверие. "Неверием" является, по оценке ваххабитов, реализация любой формы социально-политического устройства, если оно целиком, полностью и исключительно не основано на шариате, как его представляют ваххабиты. "Неверие" - это "правление и суждение не на основе ниспосланного Аллахом" (Фавзан. Книга единобожия". С. 58). "Неверием" объявляется и любая человеческая законотворческая и нормотворческая деятельность. "Неверие" - "притязание на право издавать законы, разрешать и запрещать" (Там же. С. 60. См. также: М.А.-Л.Ибрагим. Установление законов Аллаха. Махачкала: "Бадр", 1997). Ваххабиты объявляют "неверным" всякого, кто включается в систему общественных отношений, предполагающих делегирование полномочий и перераспределение общественных ресурсов, в том числе - в процессе обмена ценностями и услугами. Является, по утверждению ваххабитов, "многобожником" и "неверным" тот, "кто взывает с мольбой к пророку, царю, правителю или еще кому-нибудь, либо испрашивает помощи не у Аллаха..." (Тамими. "Книга единобожия". С. 97).
ПРАВО СУДИТЬ И МИЛОВАТЬ
3.Ваххабиты приписывают ваххабитскому движению абсолютную непогрешимость<>b/ в вопросах единобожия и узурпируют право суда и санкций в отношении "неверных", "многобожников", "лицемеров". В ваххабизме есть, наряду с другими, один пункт, от обсуждения которого они чаще всего уходят. Кто дал или что дало им право, в исламе принадлежащее Богу и никому более, выносить окончательное суждение о том, является ли человек истинным единобожником (особенно - в случаях так называемого "скрываемого" или "тайного" "неверия" - "лицемерия") или нет, и применять к нему санкции (вплоть до лишения жизни)?
Но ваххабиты не могут игнорировать эту проблему - им о ней постоянно напоминают противники-мусульмане. И ваххабиты пытаются решить эту проблему тремя способами.
Во-первых, голословно утверждается, что ваххабиты следуют истинному единобожию. Еще они себя называют салафитами, т.е. теми, кто следует тому, чему следовал Пророк и первые три поколения мусульман - сподвижники Пророка, те, кто следовал за ними, и последователи тех, кто следовал за сподвижниками Пророка. Называют они себя и "спасенной группой" - так называется в одном из хадисов Пророка группа, которая избегнет (предполагается: на Страшном Суде) адского пламени (Зину. Исламская акида. С.120-121).
Но все равно в этом случае утверждается то, что еще предстоит доказать, и поэтому ваххабиты, во-вторых, изыскивают дополнительные признаки своей избранности. Они заявляют, что "спасенная группа" "представляет собой меньшинство" в умме - сообществе мусульман (Зину. Исламская акида. С. 121). Кстати сказать, в этом случае выделяется действительно миноритарность ваххабитов (то, что они составляют меньшинство) и сектантский характер их движения.
Дополнительным признаком избранности ваххабитов делается то, что ваххабитское движение исходно носит особый этнический характер. Ваххабиты вносят уточняющий элемент в то, какая именно группа является носительницей истинного единобожия. Это, по мнению ваххабитов, арабы. "Именно арабы были носителями миссии Ислама... Претворив в жизнь Ислам, они станут лучшими на земле" (Зину. Исламская акида. С. 130). Обоснование этой идее в виде цитаты из Корана или Сунны не приводится, этого ваххабиты и не смогли бы сделать. Ислам с самого начала был религией наднациональной, отрицающей превосходство одной племенной, национальной группы над другой. А среди "носителей миссии Ислама" даже на самых ранних его этапах были и арабы, и эфиопы, и персы, и евреи, и берберы...
Но ваххабитам важно сделать эту заявку, чтобы уточнить характеристику той группы, которая еще до Божественного приговора на Страшном Суде знает, что именно она - "спасшаяся". И свое учение ваххабиты характеризуют как арабское. Неоднократно цитированная выше книга, изданная и распространяемая в России Министерством по делам Ислама КСА и фондом "Ибрагим Бин Абдулазиз Аль Ибрагим" (их эмблемы красуются на обложке), называется по-русски "Программы по изучению шариатских наук". Но она имеет на той же обложке логотип на арабском: "Программы по изучению шариатских и арабских (или аравийских) наук". Данный логотип в увеличенном размере вывешивался на семинарах, конференциях, курсах, которые проводились в России указанными выше министерством и фондом. В связи с этой книгой примечательны два момента. С одной стороны, издатели и распространители прекрасно знают, что в книге излагается особое религиозное учение (шариатские и арабские или аравийские науки), с другой стороны, они предпочитают не сообщать этого русскоязычным читателям, на которых направлена ваххабитская проповедь, и эти читатели полагают, что они изучают исламский шариат.
4. Только абсолютное подчинение ваххабитской группировке и активная вражда (вплоть до убийства) по отношению ко всем, кто к ней не принадлежит, является, по утверждению ваххабитов, решающим свидетельством единобожия того или иного человека. Как человек может уберечься от того, чтобы его провозгласили "неверным" и, тем самым, спастись от санкций за свое "неверие"? Естественно, отказаться от любых форм "неверия" и "многобожия" (см. выше) и, покаявшись в своем "неверии", стать последователем единобожия, как его понимает ваххабизм. Но это не убережет такого человека от обвинений в "неверии" и "многобожии", ибо он может иметь колебания и сомнения, а то и может быть обвинен в "лицемерии", т.е. в тайном, скрываемом "неверии" и быть подвергнутым такфиру, что лишит неприкосновенности его жизнь и имущество, и он станет объектом санкций вплоть до убийства.
Решающий довод единобожия человека (в первую очередь мусульманина), т.е. условие, при котором мусульманин не провозглашается "неверным", это - лояльность (симпатия, любовь, признание) по отношению к ваххабитам и враждебность ко всем не-ваххабитам. "Это может быть достигнуто лишь любовью к исповедующим таухид Аллаха (к единобожникам, так называют себя ваххабиты. - А.И.), преданностью им и оказанием им всяческой помощи, а также ненавистью и враждой по отношению к неверным и мушрикам (многобожникам, политеистам. - А.И.)." (Тамими. "Книга единобожия". С. 70).
Принадлежность к ваххабитской группировке устанавливается принятием идентификационных признаков - особым внешним видом (например, мужчины бреют усы и не бреют бороду) и особой одеждой (носят короткие, выше щиколоток брюки и т.п.). Примечательно, что опять-таки это делается "от противного" - как реализация принципа "недопустимости подражания неверным" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Хадисы и термины". С. 88 и сл.).
Но главное - мусульманин, принявший ваххабизм, должен подтверждать свое единобожие "ненавистью и враждой". Истинный единобожник, как его представляют ваххабиты, должен ненавидеть всех тех, кого ваххабиты считают "неверными", "многобожниками", "лицемерами". Однако ненависть - это эмоция, которую трудно проконтролировать. Ваххабиты особое внимание обращают на внешнее поведение человека. Именно такое внешнее проявление ненависти может уберечь мусульманина от обвинения в "неверии", в противном случае лишаются неприкосновенности его жизнь и имущество. Ненависть должна иметь постоянное внешнее проявление - вражду по отношению к "неверным". Чтобы быть мусульманином, человек должен "враждебно относиться к многобожникам и неверным. Сколько же есть еще мусульман, чистых и свободных от язычества (многобожия. - А.И.), но не питающих к язычникам (многобожникам. - А.И.) вражды! В подобном случае человек не может быть мусульманином....Каждый истинный мусульманин должен в обязательном порядке проявлять в язычникам вражду и испытывать ненависть" (Зину. Исламская акида. с.31-32.) Налагается запрет на какое-либо положительное отношение или доброе дело по отношению к "неверным". "Дружелюбие по отношению к неверным и оказание им помощи не разрешены" (Там же. С.101).
Главная санкция в отношении всех "неверных" - лишение их жизни. Так, если человек не следует шариату, как это следование понимают ваххабиты, то он "неверный". А, по утверждению ваххабитов, "Всевышний сказал: "Тот, кто допустил подобное, тот неверный, которого следует убить", если он не вернется к Закону Аллаха и Его Посланника" (Ибрагим. Установление законов Аллаха. С.10). Убийство "неверных" должно, по утверждениям ваххабитов, проводиться системно и организованно - в форме джихада против "неверных".
5. Джихад как вооруженная борьба является, по мнению ваххабитов, условием распространения их учения. Джихад направлен против "неверных", "многобожников" и "лицемеров". Ваххабиты указывают разные типы джихада. Например, "Джихад бывает четырех типов: 1.Джихад против шайтана. 2.Джихад против души. 3.Джихад против неверных. 4.Джихад против лицемеров" (Зину. Исламская акида. С.59). Однако в ваххабитской литературе, распространяемой на русском языке, не обнаруживается никаких подробностей относительно "джихада против шайтана" или "джихада против души". Ваххабитские постулаты о джихаде касаются джихада против "неверных", "многобожников" и "лицемеров", т.е. тех, кого ваххабиты таковыми объявляют (см. выше).
Джихад определяется как "вооруженная борьба с позиций ислама" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Жизнеописание Пророка". С.21; иного определения джихада на 420 страницах книги нет), "отстаивание интересов Аллаха вооруженным способом" (Бен Баз. "Необходимость соблюдения Сунны Посланника Аллаха..." С.9). Если джихад, в трактовке ваххабитов, есть вооруженная борьба, то тогда понятно, почему в их текстах не обнаруживается никаких положений, например, о "джихаде против души" (предполагается: о нравственном самосовершенствовании). Странно выглядели бы рассуждения о "вооруженной борьбе" человека против собственных пороков. Джихад, трактуремый ваххабитами как вооруженная борьба, является обязательным. "Джихад - это высшее проявление ислама, как сообщил об этом посланник (имеется в виду Пророк Мухаммад, но соответствующие слова Пророка не приводятся. - А.И.). Он - горнило, в котором выплавляются мусульмане, и которое позволяет отличить скверного [мусульманина] от хорошего. Он также является пропуском в рай", а "рай - под сенью мечей" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Жизнеописание Пророка". С. 21). Нелишне подчеркнуть (хотя это и очевидно), что "вооруженная борьба" есть использоване оружия с намерением убить противника. "В вооруженной борьбе мусульмане выходят победителями в обоих случаях: убили ли они или их убили" (Там же. С.25).
Цели джихада как вооруженной борьбы следующие (в разных ваххабитских публикациях различается последовательность пунктов). Во-первых, вооруженная борьба против всех, кто препятствует распространению ваххабитского учения и его монопольному господству. "1.Вооруженная борьба во имя того, чтобы слово Аллаха было превыше всего остального, а вся религия была целиком посвящена Аллаху" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Жизнеописание Пророка". С. 21). Или в несколько иной формулировке: "2.Ликвидация любых препятствий, мешающих распространению призыва к Аллаху. 3.Защита религиозных догм и исламской акиды от любых опасностей, которые угрожают им" (Зину. Исламская акида. С.100).
Во-вторых, целью ваххабитского джихада как вооруженной борьбы является борьба со всеми "неверными", "многобожниками" и "лицемерами": "1.Борьба с язычеством (многобожием. - А.И.) и язычниками (многобожниками. - А.И.), так как Аллах абсолютно не допускает приобщения к Себе кого-нибудь еще" (Зину. Исламская акида. С. 100). "5.Вооруженная борьба с лицемерами" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Жизнеописание Пророка". С. 23). Правда, "неверные" могут спастись от убийства, если примут ислам или признают власть ваххабитов. "Предводитель мусульман, повстречав безбожников, призывает их принять ислам. Если они откажутся, тогда им следует платить подушную подать, а иначе - вооруженная борьба" ("Программы по изучению шариатских наук". Раздел "Жизнеописание Пророка". С.25). Но, здраво рассуждая, и это не спасет их от убийства. Ведь эти люди в любой момент могут быть обвинены ваххабитами в том, что они "лицемеры".
Наконец, в-третьих, джихад как вооруженная борьба ведется для "4.защиты мусульман и их родной земли" (Зину. Исламская акида. С.100). При этом есть один очень важный нюанс - защищать вооруженным путем ислам, мусульман и их родную землю ваххабиты призывают и в случае потенциального врага, т.е. такого, намерения могут быть расценены ими как враждебные. "2.Вооруженная борьба с врагом, воюющим или намеревающимся воевать с мусульманами" ("Программы По изучению шариатских наук". Раздел "Жизнеописание Пророка". С.22).
Мир в ваххабитской трактовке есть вынужденное обстоятельствами воздержание от обязательного джихада как вооруженной борьбы. "Ведение Джихада зависит от того, насколько это возможно. И так претворяются в жизнь мекканские аяты (более ранние аяты Корана. - А.И.), где говорится о мире, о прощении, пока мусульмане еще слабы, и мединские аяты (более поздние. - А.И.), предписывающие в обязательном порядке воевать и участовать в военных действиях, когда мусульмане обретут силы" (Зину. Исламская акида. С. 99).
Ваххабизм и российские Законы
Ваххабизм, наряду с идеями и постулатами, до которых российскому Закону нет дела, содержит в себе основополагающие для ваххабизма положения и нормы, которые находятся в противоречии с российским Законом и, в случае их реализации или даже просто распространения в качестве таковых (т.е. как норм и положений), становятся преступлениями, т.е. нарушениями Закона. Так, ваххабитское провозглашение единобожия абсолютно не занимает российский Закон, как, к слову сказать, и многобожие-политеизм или безбожие (разве что в плане гарантии свободы совести). Но российский Закон на территории Российского государства не может быть безразличен к содержащимся в ваххабитском учении унизительным характеристикам в отношении тех или иных групп граждан, к проповеди национальной и религиозной розни и вражды, к призывам к внесудебным убийствам и т.п.
1. Ваххабитское учение находится в вопиющем противоречии с российскими конституционными принципами и правовыми нормами, предусматривающими неотчуждаемое право граждан Российской Федерации на свободу мировоззренческого выбора, а также право на свободу совести и свободу вероисповедания. В этом отношении ваххабитское учение содержит в себе нормы и положения, ориентированные на осуществление противозаконной деятельности, предусмотренной Законом о свободе совести и о религиозных объединениях, - "воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и свободу вероисповедания, в том числе сопряженное с насилием над личностью, с умышленным оскорблением чувств граждан в связи с их отношением к религии, с пропагандой религиозного превосходства, с уничтожением или с повреждением имущества либо с угрозой совершения таких действий", а также "принуждение при определении своего отношения к религии, к исповеданию или отказу от исповедания религии, к участию или неучастию в богослужениях, других религиозных обрядах и церемониях, в деятельности религиозных объединений, в обучении религии".
2. Ваххабитское учение является экстремистским, так как содержит в себе нормы и положения, подстрекающие к деятельности, которая направлена на посягательства на права и свободы граждан, пропаганду войны, разжигание национальной и религиозной вражды, побуждение и принуждение граждан к отказу от исполнения установленных российским Законом гражданских обязанностей, нарушение общественной безопасности и общественного порядка, создание незаконных вооруженных формирований, насильственное изменение конституционного строя Российской Федерации. При этом указанные нормы и положения являются основополагающими в ваххабитском учении.
3. Ваххабитское учение содержит положения и нормы, которые сами по себе (даже без соответствующих действий по реализации этих положений и норм) представляет собой, по оценке российского Закона, терроризм ("насилие или угроза его применения в отношениии физических лиц или организаций") и террористическую деятельность, которая определяется Законом в том числе как "подстрекательство к... насилию над физическими лицами или организациями" (Федеральный закон о борьбе с терроризмом).
Во многих субъектах Российской Федерации, в которых мусульмане составляют вероисповедное большинство, ваххабизм запретили. Волна подобных запретов была начата Законом Республики Дагестан "О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан" (сентябрь 1999 г.) и продолжена в других субъектах Российской Федерации - Ингушетии, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии. Последним по времени (июль 2001 г.) является распроряжение главы Временной администрации Чеченской Республики о запрете деятельности религиозных организаций и групп, исповедующих ваххабизм.
Народное собрание Республики Дагестан вошло в Государственную Думу РФ (еще в мае 2000 г.) с законодательной инициативой о внесении изменений и дополнений в Федеральный закон "О свободе совести и о религиозных объединениях", предусматривающих запрет на территории России ваххабитской и иной экстремистской деятельности.
Запрет ваххабитской деятельности (в том числе распространения ваххабитского учения и создания ваххабитских объединений) на всей территории России является насущной задачей Федерального Собрания Российской Федерации - как минимум ради обеспечения права российских граждан (мусульман, христиан, иудеев, верующих других конфессий и неверующих) на свободу совести, не говоря уже об их праве на жизнь в условиях межконфессионального мира и общественной стабильности.
Александр Игнатенко
Об авторе: Александр Александрович Игнатенко - доктор философских наук, ведущий эксперт НИИ социальных систем МГУ им.М.В.Ломоносова.
http://www.ng.ru/ideas/2001-09-14/11_vahabizm.html
