Случай Ленинграда

Введение

Диссидентское движение было в последние годы объектом исторических, советологических и социологических исследований. Они охватывают различные аспекты диссидентства: идеологию, идейные истоки и наследие, социальную базу. Однако, гендерный аспект участия в диссидентском движении, разделение ролей между мужчинами и женщинами, еще не изучался. Исследование этих вопросов необходимо для понимания диссидентской среды, реконструкции ее повседневной жизни, изучения статусов, ролей и стратегий выживания диссидентов в условиях преследований. Изучение участия женщин в диссидентском движении важно также и потому, что оно вносит вклад в исследование проблем женского участия в политической деятельности, в том числе и в совершенно особой подпольной (нелегальной).

Объектом данной статьи является мотивация участия и сценарии вовлечения женщин в диссидентское движение; разделение ролей между мужчинами и женщинами в движении; особенности повседневной жизни диссидентов, обусловленные участием в оппозиционной деятельности и преследованиями властей. Исследование охватывает истории жизни трех групп участниц диссидентского движения: участниц подпольных групп (преимущественно 1956-65 гг.), оппозиционных кругов (1965-85 гг.) и участниц феминистской группы (1979-82 гг.).

Понятие "диссидентское движение Ленинграда"

В данном исследовании понятие "диссидентское движение" рассматривается в более широком смысле, чем "движение за права человека". Под "диссидентством" понимается сочетание инакомыслия и инакодействия, оно не подразумевает конкретной политической ориентации. Это совокупность мыслей и поступков, не соответствующих идеологии, нормам и ценностям советского общества, направленных на изменение или подрыв советской общественной системы. Под "движением" понимается "коллективное образование, действующее в течение достаточно длительного времени, целью которого является содействие или сопротивление социальным изменениям в обществе или группке, частью которой оно является." (Р.Тернер, Л.Киллиан, цит. по Здравомыслова 1993:18). Вопрос о периодизации диссидентского движения дискуссионен. С социологической точки зрения, "рассматривать сопротивление режиму как общественное движение возможно лишь по отношению к периоду, начавшемуся в 1956 году... XX съезд КПСС зафиксировал окончание эпохи безоговорочного господства ортодоксального сталинизма. Хрущевская "оттепель" стимулировала распространение не только инакомыслия, но и инакодействия" (Voronkov 1993: 940). Движение закончило свое существование около 1985 года, с началом реформ Горбачева, а окончательно оно прекратило свое существование после 1987, когда были освобождены политзаключенные и стали возможны открытые формы политической деятельности. Таким образом, движение существовало примерно тридцать лет (1956-85) и, "говоря об этом тридцатилетии, следует считать движение сопротивления единым, поскольку объективно главной целью его существования был именно подрыв монополий на идеологию и политическую деятельность" (Voronkov 1993: 940).

Диссидентское движение разделяют обычно на два этапа: период становления движения (1956-65 гг.) и правозащитный период (1965-85). Первая стадия движения проходила в Ленинграде так же, как и в других крупных городах. Возникло два направления общественного движения: "общее" движение, которое проявлялось в многочисленных дискуссиях в стенах Вузов и в домах интеллигенции, в появлении самиздата и магниздата, и "реформаторское" движение, участие в котором было небезопасно и в него были вовлечены немногие. В это время были предприняты первые попытки объединения для выражения политического протеста, а именно тайные политические кружки и подпольные группы.1 В период после 1965 года характер диссидентского движения приобрел свою специфику по сравнению с движениями в Москве и других городах.

Специального исследования, посвященного специфике диссидентского движения в Ленинграде, еще не было проведено но некоторые исследователи рассматривали этот вопрос. Например, историограф диссидентского движения Л.Алексеева, сравнивая движение в двух столицах, приходит к выводу, что развитие общественной жизни в Ленинграде шло в одном направлении с Москвой, оно "проходит те же стадии, но каждая из них в Ленинграде оказывается продолжительней, чем в Москве, и 'отставание по фазе' с течением времени не исчезает, а, возможно, углубляется." (Алексеева 1993: 270) По ее мнению, инакодействие в Ленинграде характеризуется также большей "подпольностью". Так, например, в Москве, подпольные группы как форма протеста к концу 60-х прекратили свое существование, тогда как в Ленинграде они продолжали существовать и в дальнейшем.

Анализ интервью и воспоминаний показывает, что ленинградское движение имело инфраструктуру, подобную московскому правозащитному движению. Так, функционировали сеть взаимопомощи (фонд помощи политзаключенным, "открытые дома"), сеть информации ("Хроника текущих событий", различные самиздатские бюллетени и журналы). При этом ленинградское движение было только отчасти "филиалом" московского, но в целом оно имело иную, в большей степени "культурную", чем "политическую" направленность. Судя по деятельности многих диссидентских кругов Ленинграда, целью их было прежде всего восполнение информационного вакуума в гуманитарных областях и открытие для свободной дискуссии произведений неизвестных западных и русских авторов и исторических документов и публикация их в самиздате.

Методы исследования.

Исследование проводилось методом коллективной биографии2. Было проведено 18 свободных биографических интервью3 (интервью о жизненном пути) с бывшими участницами ленинградского диссидентского движения. В интервью рассматривались следующие темы: детство; юность; школьные и студенческие годы; формирование мировоззрения и инакомыслия; политические взгляды; мотивы, побудившие к участию в движении; агенты рекрутирования; любовь, семья, воспитание детей; образование, профессия и работа; деятельность в диссидентском движении; опыт заключения или поездок на свидания в лагеря. Полученные интервью обрабатывались при помощи качественного контент-анализа.4

Особенности <рассказов о своей жизни>5 у сообщаемых женщинами.

Об особенностях женских рассказов о своей жизни и о различиях между восприятием своей биографии мужчинами и женщинами писали многие исследователи автобиографий. Например. Альбрехт Леманн указывает на существенные, по его мнению, различия между рассказами о жизни мужчин и женщин: "Женщины переживают такие же периоды жизни, как мужчины, и они включены в тот же процесс исторического развития. Однако, их жизнь движется по иным рельсам, чем жизнь мужчин... Течение жизни мужчин и женщин имеет разные центры. Если мужчина, как правило, живет, прежде всего, своей профессией, то "женский" рассказ о жизни нередко представляет собой 'историю брака'." (Lehmann 1983: 50-51) Хотя по отношению ко многим женщинам, это не полностью правдоподобно, такую тенденцию можно проследить и на примере интервью с диссидентами. Особенность информантов-женщин заключалась в том, что, независимо от уровня образования и профессионального статуса, они больше и подробнее рассказывали о повседневной жизни своей семьи, о ежедневных проблемах, о своих детях, чем мужчины из их круга. Эти особенности женских рассказов делают их ценными источниками как для изучения биографической ситуации участниц движения, так и для реконструкции субкультуры диссидентской среды.

Коллективная биография участниц диссидентского движения: социализация и <путь к диссидентству>

Сравнение рассказов о жизни участниц диссидентского движения позволяет реконструировать обобщенный жизненный путь героинь данного исследования. В этой коллективной биографии отражены основные этапы социализации женщин и факторы, оказавшие влияние на их вовлечение в оппозиционную деятельность.

Участницы диссидентского движения принадлежат к различным биологическим и социологическим поколениям6. Среди них те, кто принадлежит к поколению "шестидесятников" (родившиеся до войны), и те, кто родился в 50-х - начале 60-х годов. Их социальное происхождение (место рождения, профессия родителей, их образовательный уровень, материальное положение семьи) было различным. В диссидентском движении участвовали женщины, родившиеся в Ленинграде и в провинции, в семьях рабочих, военных, интеллигенции... и т.д. Таким образом, социальное происхождение не было дифференцирующим фактором, отличавшим участниц оппозиционной деятельности. Наиболее значимы были события периода вторичной социализации: вовлеченность в неформальные кружки и среды, прочитанные книги и критически воспринятые общественно-политические события конфликты с советской системой и влияние "значимых других". Рассмотрим подробнее эти этапы социализации:

Участие в неформальных кружках и средах.

Формирование мировоззрения и инакомыслия, критического взгляда на окружающую действительность было во многом обусловлено социализацией в дружеской среде, где дискутировались происходящие в обществе события и процессы, обсуждались книги и фильмы, в обмене мнениями рождались различные идеи. Чаще всего такой средой были неформальные кружки. Для периода оттепели, в конце 50-х и в 60-е годы, было характерно возникновение кружков среди комсомольских активистов, объединенных вначале совместной общественной деятельностью. В семидесятые годы это чаще бывали кружки по интересам (например, литературные объединения). Для участниц феминистской группы характерна социализация в кругах "второй культуры".

"Глаза открылись немножко, когда я поступила в университет. И у меня появился доступ к литературе, к книгам. Магмех всегда отличался этим, туда поступали люди, которые мыслили самостоятельно, отличались оригинальностью мышления. В этом смысле мне повезло, потому что я столкнулась в университете с неординарными людьми. Скорее всего, знакомство с людьми дало толчок к критике. На матмехе люди сохраняли традиции старой аристократии, считалось, что человек должен уметь и знать все. Поэтому люди, которые там учились, интересовались литературой, живописью, все писали если не стихи, то прозу... играли на гитаре, сочиняли песни. Там был такой кружок, интересы кружка были достаточно разнообразны. Ну и, конечно, были разговоры в духе Галича, что хотелось бы свободы." (М.М, 1957 г.р. )

Критическое восприятие общественно-политических событий.

Важным фактором, формирующим инакомыслие и подталкивающим к сомнению в существующем режиме, были общественно-политические события, переживаемые в период вторичной социализации и обсуждаемые в кругу знакомых. Наиболее значимыми в интервью с оппозиционерами "шестидесятники" назвали следующие события, происшедшие в стране и за рубежом: XX съезд КПСС, забастовки в Польше и венгерская революция, происшедшие осенью 1956 года, Всемирный фестиваль молодежи и студентов, который проводился в Москве в 1957 году. Местные (ленинградские) события этого периода, оказавшие влияние на их современников - это открытие выставки Пикассо в Эрмитаже, а также студенческие дискуссии и волнения на площади Искусств в декабре 1956 года.

"А потом наступила осень со всеми ее трагическими событиями одновременно. Это был Суэцкий кризис, потом следом за польскими начались венгерские события. Венгерские события стали очень серьезной вехой. Потому что молчать больше было нельзя." (И.В., 1932 г.р.)

На последующее поколение оппозиционеров наибольшее влияние оказали: ввод советских войск в Чехословакию (1968) и в Афганистан (1979), кампания по осуждению в прессе Сахарова и Солженицына (1973). Эти события обсуждались в кругу "своих", и нередко они служили поводом для акций протеста.

"Когда вошли в Чехословакию наши танки, я это услышала по радио. Впечатление было ужасное. Я помню, что я заплакала." (Т.Щ., 1930 г.р.)


Конфликты с советской системой

Для участниц диссидентского движения характера активная жизненная позиция. Они организовывали различные мероприятия в школе, вузе, интересовались литературой, историей, искусством. На почве общественной заботы или в процессе учебы из-за невозможности найти ответы на свои вопросы у учителей и в книгах, возникали и открытые конфликты с советской :системой, и внутренние конфликты, что было важным фактором формирования инакомыслия.

"Началось осознание коммунизма как помехи в духовном развитии человека. И я почувствовала невозможность оставаться в этих пределах, тем более, насильственных таких. Возникло желание больше узнать, скажем, о христианстве - я наткнулась на то, что книг нет, ничего нет. Даже в Публичной библиотеке в рубрике "Христианство" я нахожу книги только по научному атеизму. И возникла такая как бы внутренняя оппозиция постепенно." (Т.Щ., 1939 г.р.)

Значимые другие

Характерно для женщин было то, что к личному участию в деятельности их подтолкнуло знакомство и близкие дружеские отношения с оппозиционно настроенными "значимыми другими". Как правило, это были знакомые, обладавшие авторитетом. Социализация в их кругу, идентификация с ними, а затем желание принять участие в общем деле и помочь способствовали раскрепощению и перерастанию пассивного инакомыслия в готовность к инакодействию. Также для женщин было очень характерно вовлечение в диссидентское движение через любовно-романтические отношения и замужество.

"Стремление к справедливости, оно еще в школе стало проявляться, а не было возможности реализовать. И эту возможность реализации дали они, ребята, друзья, Они мне помогли самореализоваться, потому что можно быть один на один со своими мыслями, а куда их деть, не знаешь." (Л.К., 1939 г.р.)

"Разумеется, муж расковал меня... Дал мне возможность более свободно и раскованно думать, я уже не говорю даже, что действовать." (И.В., 1932 г.р.)

Мотивация участия и сценарии вовлечения в движение

В социологии общественных движений разработаны различные модели участия, которые по-разному отвечают на вопрос: кто и почему участвует в движениях, какие социально-психологические характеристики личности толкают ее к вовлечению в них. Так, С.Липсет считает, что предпосылкой участия в радикальных движениях являются авторитарные установки личности. У.Корнхаузер, Р.Нисбет, О.Клапп выделяют поиск идентичности, поиск новых форм коллективности как значимый фактор, толкающий к участию в движении. Г.Кантрил и К.Кенистон считают, что причиной вовлечения в движения является поиск смысла происходящего, и мотивом участия является приверженность ценностям-целям движения, совпадение ценностей личности и движения. Дж. Гешвендер, Л.Зурхер и др. формулируют модель относительной депривации. Причиной участия в движениях является, по их мнению социально-психологическое состояние, которое характеризуется несоответствием экспектакций личности ее реальному положению. "Согласно этой модели, люди становятся участниками общественных движений, когда разрыв между желаемым и действительным достигает порогового значения" (цит. по Здравомыслова 1993: 45-47). Р.Тернер и Л.Киллиан подвергли критике представление о том, что участие можно объяснить каким-либо одним мотивом. Они показали, что "мотивы участия в движении разнообразны. Ими могут быть стремление к самореализации, ориентация на цели движения, честолюбие, корыстные интересы и пр. В движении принимают участие люди. имеющие различную мотивацию, разные обстоятельства жизни, разные убеждения" (Здравомыслова 1993: 49). Эта точка зрения представляется наиболее убедительной и применимой к данному исследованию. Рассмотрим. какие мотивы побудили женщин-диссидентов к участию в оппозиционной деятельности.

Анализ интервью показал, что мотивы участия женщин в подпольных группах (в 50-х - 60-х и позже) и в деятельности диссидентских кругов 70-х - 80-х были одинаковы, тогда как мотивы участниц феминистической группы существенно отличаются от них. Поэтому мотивы участия и сценарии вовлечения в движение будут рассмотрены отдельно для каждой из этих групп.

Участницы подпольных групп и оппозиционных кругов (50-х - 80-х годов)

МОТИВЫ УЧАСТИЯ. Солидарность.

Симпатия к участникам движения и желание оказать им поддержку была наиболее сильным побудительным мотивом, обусловившим не только пассивное инакомыслие и согласие с ценностями-целями движения, а личное участие в нем. Это было связано и с тем, что те люди (друзья, подруги, любимые мужчины и мужья), за которыми женщины пришли в оппозиционный круг, были для них самыми авторитетными, и инициатива, исходящая от них, вызывала полное доверие, желание присоединиться и оказать содействие.

"Надо чтобы как-то так была высказана идея, она должна так прийтись по душе, чтобы я что-то делать стала. А чтобы я стала что-то делать, надо чтобы меня еще попросили и сказали: "Кроме тебя некому!" (.) Меня интересуют конкретные дела все-таки. Конкретное дело, не идея, а живые люди. Если что-то надо от меня, так я могу делать." (Н.Л., 1950)

"Насчет той деятельности... Я наверное, добрый человек, у меня всегда было стремление не брать, а отдавать, мне хотелось теплом согревать." (Л.К, 1939 г.р.)

Приверженность целям-ценностям движения.

Этот мотив не был наиболее значимым для личного участия, но он был фоном, на котором происходило вовлечение в движение, и который обусловил знакомство с инакодействующим дружеским кругом, в деятельности которого женщины впоследствии приняли участие. Для женщин, как правило, не были характерны создание собственных оригинальных идеологий, поиск возможных путей развития России, написание теоретических текстов. Такие виды деятельности были более характерны для мужчин, особенно для лидеров идеологов, которые были в каждом оппозиционном кругу и в каждой подпольной группе. Для женщин был первичен поиск авторитетов, причем показателем авторитетности была, в первую очередь, не образованность идеолога, а человеческая надежность. Нередко, найдя авторитетных <значимых других>, они полностью принимали доминирующую в своем кругу идеологию и, как правило, не подвергали ее сомнению:

"Эти идеи несли люди, которых я уважала, я знала, что они умные, чистые и порядочные, и что они не могут думать плохое, И поэтому, идеи эти очень быстро меня покорили. Правда, я не очень читала классику, а так приняла на веру/' (Н.Г., 1939г.р.)

"Я доверяла ребятам, Когда мы с ними разговаривали, я, в основном, слушала, Они были подготовлены теоретически. (.) Они говорили, что это тоталитарный режим, который давит на личность. Они теоретики были грамотные, и я, конечно, им очень верила и могла им помогать. И я знала, что это люди чистые, бескорыстные, которые действительно жили во имя того, чтобы всем было хорошо. Так что многое было основано на доверии." (Л.К., 1939г.р.)

Бывали случаи (см. "декабристский" сценарий вовлечения), когда диссидентство было вторичным, т.е. сами идеи, инакомыслие имели меньшее значение, и преобладающим мотивом было стремление оказать содействие мужу. Но чаще всего идейная основа участия в диссидентском движении у женщин присутствовала. Ее суть заключалась в неприятии закрытого советского общества, где нарушались гражданские права, ориентация на борьбу за права человека в целом, а, прежде всего, за свободу чтения, дискуссий для себя лично и издание независимой прессы.

"Человек рано или поздно чувствовал себя глубоко оскорбленным. Я прекрасно знала, мы все видели, все понимали, кто там сидит в этом Политбюро, и кто эти чиновники, которые осуществляли цензуру. Мне было оскорбительно, что там сидят какие-то тупицы и распоряжаются тем, что мне читать, что мне не читать, быть мне верующей или не быть. И это для меня имело очень большое значение, т.е. это, я думаю, была защита личности - просто у меня мотивы были такие - зашита своего достоинства как личности и свободы. (Т.Щ., 1930 г.р.У)

Относительная депривация.

Неудовлетворенность жизнью проявлялась чаще всего в двух сферах:

а) в частной жизни " одиночество, поиск коллективной идентичности;

б) в общественной сфере - отсутствие самореализации. Анализ интервью показал, что в биографиях молодых участниц диссидентского движения прослеживается общая черта: сразу после школы они отделились от семьи и самостоятельно обеспечивали свою жизнь, принимали все ответственные решения. Это происходило в результате отъезда на учебу в другой город, ранней смерти родителей или разлуки с семьей по разным другим причинам. Этот фактор способствовал поиску круга людей, объединенных тесными товарищескими узами, в котором теплые дружеские отношения, в частности, с людьми, старшими по возрасту, могли заменить отсутствующую поддержку родительской семьи. У части женщин, вовлекшихся в движение в возрасте 30-40 лет, поиск коллективной идентичности был связан с несложившейся, "женской судьбой": несчастной любовью, разводом, отсутствием детей. Это мотивировало их к поиску интересного круга общения и новых друзей.

Поиск профессиональной самореализации как мотив участия в диссидентском движении прослеживается, как правило, у участниц оппозиционных кругов 70-х - 80-х годов. Этот мотив нехарактерен для участниц подпольных групп 50-х - 60-х годов. Это иллюстрирует сравнение их историй жизни.

Для молодых участниц подпольных групп 50-х - 60-х одной из наиболее значимых ценностей было получение высшего образования и профессиональный рост.

"У меня уже родилась дочь, но когда я закончила институт, мне так хотелось еще учиться, снова ходить по этим коридорам, слушать лекции, и я пошла в аспирантуру. У меня был диплом с отличием, я сдала на все пятерки вступительные и поступила на ту кафедру, на которой я специализировалась, Я была на кафедре с девяти до девяти, иначе было не успеть все сделать. Я была очень увлечена наукой." (Н.Г., 1939)

Эти женщины были активными участницами дискуссий и мероприятий времен хрущевской оттепели. Участие в подпольной группе было лишь одной из сторон (и часто не самой значимой) их разносторонней деятельности. Либеральная обстановка периода оттепели не предвещала ареста, и арест их самих или их мужа был для них неожиданным и нарушил их профессиональные планы. Через несколько лет после освобождения всех членов семьи они снова нашли приемлемую для себя возможность самореализации в профессии. Таким образом, диссидентство как уход из общества, как позиция аутсайдера не было их сознательным выбором, оно оказалось скорее стечением обстоятельств.

Женщины младшего поколения, участницы диссидентского движения 70-80-х годов, стали участвовать в движении, когда уже было известно, что диссидентство рассматривается как противозаконная деятельность, что участие в движении делает невозможным достижение высокого профессионального статуса и даже затрудняет получение высшего образования. Вовлечение в диссидентское движение было в этом случае выбором инакодействия в ущерб профессиональной самореализации. Часть участниц этого периода изначально не были ориентированы на получение высшего образования и профессиональный рост. Диссидентство заменило им профессию. Они искали работу, где не было идеологического контроля, которую было не жаль потерять, которая не требовала много времени и давала возможность заниматься "своими делами". Они принадлежали к "поколению дворников и сторожей", работая надомными машинистками, сторожами, вахтерами, уборщицами, операторами котельной.

"Чтобы уйти из науки в подполье, надо было скрыть диплом, скрыть, что у тебя высшее образование, сказать, что учился, мол, не доучился, да вот, болтался... Мол, дурачок, голова плохо работает, детей много. Мне это удалось, и я устроилась работать на стоянку вахтером. И у меня там и время свободное, и деньги появились." (Г.Г. 1948 г.р.)

Другие женщины вынуждены были уйти с работы или были понижены в должности из-за своей оппозиционной деятельности. Таким образом, ими был сделан выбор в пользу "жизни не по лжи" и инакодействия.

СЦЕНАРИИ ВОВЛЕЧЕНИЯ

Сценарии вовлечения определяются мотивами участия и, прежде всего, лишь арностью. Вовлечение в движение женщин в большинстве случаев происходило через "агентов рекрутирования", т.е. тех людей, совместно с которыми женщины начали участвовать в оппозиционной деятельности. Этими агентами были, как правило, муж и/или друзья и подруги. Можно выделить 2 различных сценария вовлечения, коррелирующих с мотивами участия:

"Декабристский". Это такой сценарий вовлечения, когда женщина была вовлечена в диссидентское движение в результате замужества. В этом случае солидарность была доминирующим мотивом участия. Как правило, ее роль в движении до ареста мужа заключалась в том, что она "создавала условия", т.е. не препятствовала его деятельности и, как правило, выполняла функции гостеприимной хозяйки дома. В случае ареста мужа некоторые из этих жен сами включалась в диссидентское движение более активно с целью оказания помощи мужу и друзьям.

"До того, как я встретилась с мужем, я была активная комсомольская девушка... Когда я встретилась с будущим мужем, это было страшно. Сначала надо было переломать все представления о жизни и совершенно иначе ко всему относиться. А потом мне стало легко, и воспринимать жизнь легко стало. Это было так - хороший человек рядом и у него высокий уровень ценностей, моральных и этических. Идеалы, желание жить не по лжи. (.) Я знала, что он принимает участие в семинарах. Но я не участвовала. У меня родился ребенок, и меня все это не особенно увлекало." (Т.П., 1950)

"Товарищеский''. Это более распространенный сценарий вовлечения, когда женщины участвовали в движении не только в качестве "жен диссидентов", но как "товарищи по борьбе". В этом случае они начинали участвовать в деятельности оппозиционного круга или подпольной группы вместе с друзьями, любимым мужчиной/мужем, но у них было свое дело, они выполняли какие-либо функции до и после ареста мужа и друзей, и они были включены в более широкую социальную сеть оппозиционеров.

Участницы феминистической группы МОТИВЫ УЧАСТИЯ

Относительная депривация: стремление к творческой самореализации. Этот мотив был наиболее значимым для вовлечения в феминистское движение, в первую очередь, его лидеров, главных авторов и издательниц журналов "Женщины и Россия" (1979), "Мария" (1980-82), организаторов клуба "Мария". Их профессиональный путь схож с биографией участниц диссидентского движения 70-х, но их образование и интересы отличаются гуманитарной направленностью, и с этим связано их стремление к самореализации в литературном творчестве. Они получили высшее гуманитарное образование и не смогли реализовать свои творческие замыслы из-за принадлежности к кругам "второй культуры", из-за оппозиционности взглядов и оригинальной, отличной от официально разрешенной, направленности литературных произведений. Движение началось с создания самиздатского журнала, где они опубликовали свои статьи, посвященные проблемам женщин в СССР. Журнал стал новой сферой приложения их творческих замыслов, позволившей сделать себе имя во "второй культуре".

"Для меня самое важное - это момент, как возникла мысль о том, как создать сам журнал. (.) Я могу сказать, почему я во вторую культуру пошла: потому что мою повесть не напечатали первую. Это была дикая трагедия. В 1974 году, когда я принесла это в журнал "Нева", мне сказали, что главного героя надо было сделать секретарем комсомольской организации, весь конфликт переместить .совершенно в другую сферу, то, что самое главное -убрать... У меня был шок или кризис, я тяжело заболела и год лечилась на юге. Я вернулась в 1975 году и узнала, что есть вот эти нелегальные журналы, есть "вторая культура". Просто мне практически никуда в другое место не было хода, потому что в официальном меня не публиковали. И поэтому с 1975 года я участвовала в журнале "37". (.) Но вот работа там меня убедила, что они просто не хотят, именно мужская часть редакции не хочет, брать в журнал никаких острых социальных проблем. Там были философские абстрактные темы холодные, они не задевали никакой реальности. Там меня тоже не хотели печатать, потому что это был живой материал, относящийся к "низкой жизни", а нужен был высокий дух.

В 1979 году - я очень хорошо помню этот момент - мы стояли на стрелке Васильевского острова и говорили о статье про роды. Потом я села на трамвай, и когда мы заехали на верх моста, вдруг у меня поднялось чувство, что я на гору какую-то поднялась. Само это ощущение, мысль о том. что не просто женский журнал сделать, а сделать женское именно движение возникла у меня. Хотя я ничего не знала о том, что это есть на Западе". (Н.М., 1947 г.р.)

Прагматический мотив. Этот мотив характерен для некоторых лидеров, но, прежде всего, для <второго эшелона> феминистского движения - тех, кто позже присоединился к издательницам журналов и иногда сотрудничал с ними. Эти активистки были ориентированы на эмиграцию и свое участие в движении расценивали в том числе и как "политический капитал", возможность быть высланными на Запад и быть принятыми там в качестве "борцов за права женщин". Поскольку власти предпочитали высылать феминисток, особенно, имеющих детей, на Запад, а не арестовывать их, эти цели были многими достигнуты. К началу восьмидесятых многие издательницы феминистских журналов, хотели они этого или нет, были высланы на Запад.

Приверженность целям-ценностям движения. Создание своей идеологии и возможность ее развития и распространения были значимы для участниц феминистического движения. Это движение по своей направленности было правозащитным, однако акцент делался именно на придании гласности проблемам женщин и нарушению их прав. Задачей движения было также создание журнала, ориентированного не на философские дискуссии и литературные проблемы, а на самые актуальные социальные проблемы общества.

Об идеологии феминистского движения можно судить по его изданиям, самиздатским журналам "Женщина и Россия" (1979) и "Мария" (1980-82). В таких номерах критикуется советское общество в целом, но больше всего внимания занимают статьи на различные актуальные темы: психологические аспекты взаимоотношений мужчин и женщин, проблемы семей, неравное участие отца и матери в воспитании детей, неполные семьи, специфически женские практики (аборты, роды), изнасилование, положение женщин в тюрьме, женщины-бомжи, и т.д. Зарождающееся феминистское движение сначала было ориентировано, прежде всего, на констатацию существующих в советском обществе и замалчиваемых женских и общечеловеческих бед. В дальнейшем была выработана стратегия возможного пути решения проблем. Если сравнивать феминизм диссидентского периода в Ленинграде с современным ему западным, то его можно соотнести с либеральным и радикальным направлениями западного феминизма.

В дальнейшем этот ("русский") вариант феминизма пошел по своему оригинальному пути. Движение получило название "христианского феминизма". Была выработана идеология выхода из духовного кризиса, в котором многие годы жили мужчины и женщины, подавленные закрытым обществом, в котором фактически отсутствовали возможности творческой самореализации. Феминистки провозгласили, что именно русская женщина может стать носителем духовных перемен в себе и в окружающем мире. Для выполнения этой миссии она должна была вернуться в христианским ценностям. Символом этого движения был образ богородицы, и журнал феминисток получил название "Мария". Также стал называться клуб, созданный участницами движения.

СЦЕНАРИИ ВОВЛЕЧЕНИЯ

Поскольку основными акциями феминисток было издание журналов и участие в семинарах на темы проблем женщин, то типичным сценарием вовлечения в деятельность этой группы было согласие на предложение подготовить публикацию в журнал, или участие в организуемых ими дискуссиях. Рекрутирование в движение осуществлялось по дружеским сетям. Приглашались подруги, которым доверяли, а также известные в своем кругу женщины из кругов ''второй культуры".



Разделение ролей в диссидентском движении. Функции женщин.

Разделение ролей между мужчинами и женщинами в диссидентском Движении во многом воспроизводило гендерную систему советского общества. Оно возникло уже в первых подпольных группах конца 50-х годов и оставалось неизменным вплоть до середины 80-х. Это разделение касалось прежде всего сфер деятельности, которые были традиционно и в силу обстоятельств <женскими> или "мужскими". Так, "женской сферой" была прежде всего работа по созданию и поддержке инфраструктуры диссидентского движения, осуществление информационного обмена и "благотворительная" работа по оказанию помощи политзаключенным. "Мужской" сферой было "теоретизирование" (создание идеологии и плана действий), идейное и организационное руководство осуществлением акций, создание текстов воззваний и бюллетеней. Сферой приложения "общих сил" были сами акции и Их подготовка: распространение листовок, написание лозунгов, присутствие на судах политзаключенных и выражение им солидарности в зале суда, сбор Подписей под письмами протеста, .участие в семинарах.

Несмотря на то, что функции женщин в движении оставались Преимущественно Прежними, некоторые изменения на протяжении существования диссидентского движения имели место. Участницы подпольных групп раннего периода сообщали, что они выполняли только вспомогательные" работы, тогда как интервью с участницами движения 70-х -80-х годов показывают, что роль женщин стала в рамках одних и тех же функций более самостоятельной и творческой. В сфере инфраструктуры женщины часто руководили и сами определяли что и как необходимо делать.

Мужчина - идеолог, руководитель или ответственный исполнитель различных акций протеста оказывался, в первую очередь, мишенью для КГБ. Уже к началу семидесятых всем участникам движения было известно, что любая акция протеста ведет к лишению свободы. Со временем "нормальными" страницами биографии мужчины-диссидента и даже определенным "кодексом чести" стали достойное прохождение допросов и отбытие срока заключения.

"Нас интересовал процесс, как мы пройдем через следствие, выстоим, устоим ли, то есть, были заражены, я, по крайней мере, - таким архетипом диссидентского движения, и хотелось через все это пройти, чтобы почувствовать себя человеком. Становление такое диссидентское." (В.П 1957г.р.)

"Инфраструктурная" деятельность женщин была также преследуемой и опасной. Она также являлась политическим и моральным протестом. Но, несмотря на это, женщин арестовывали реже, чем мужчин. Стратегия властей заключалась в том, чтобы не арестовывать матерей. Об этом говорит тот факт, что преобладающая часть женщин, которые провели несколько лет в заключении по политическим статьям с 1957 по 1986 год, не имели перед арестом несовершеннолетних детей (хотя есть и исключения из этого правила). Возможно, это было связано с тем, что арест диссидентов, имеющих детей, вызывал наибольшую реакцию протеста на Западе. Поэтому в семьях диссидентов была типичной ситуация, когда муж находился в лагере, а жена оставалась на воле с детьми. У женщин, как и у мужчин, был свой взгляд на проблему арестов.

"Когда сидит мужчина, это ситуация более нормальная, чем когда сидит женщина. Вот где самый страх... В лагере убивали втихомолку. Убивать напрямую было нельзя, а постучать головой о железо можно. Или забрать у женщины все теплое и держать ее в холодном карцере... Они потом рожали детей после долгих мучений. Это просто чудо, если они вообще могли это сделать... Когда женщина сидит в лагере, это ужасно, а когда она сидит дома и воспитывает детей, это естественно." (Н.Л., 1950 г.р.)

Функции женщин в диссидентском движении

Преимущественно женскими были три сферы деятельности в диссидентском движении:

(1) машинописные работы самиздата (машинистки);

(2) налаживание контактов, осуществление информационного обмена между диссидентской средой на воле и местами заключения, осуществление связи с Западом ("связные");

(3) создание и поддержание в своих квартирах "открытых домов" диссидентского движения, в частности, домов "центров помощи" и "центров информации", которые были узловыми точками его инфраструктуры (хозяйки "открытых домов").

Рассмотрим подробнее каждую из этих функций.

Фашинистки

"А вообще... особенность женщин в этом движении - то, что они с утра до вечера сидели и печатали на машинках - бюллетени, литературу разную." (М.М, 1957 г.р.)

У каждого круга и подпольной группы, у издателей самиздатских журналов были свои машинистки, которые большинство материалов печатали свободное время бесплатно. Перепечатка материалов - это одна из малозаметных, на первый взгляд, функций, но без нее не мог бы существовать машинописный самиздат - информационная сеть, объединявшая различные диссидентские круги, составлявшая часть инфраструктуры диссидентского движения.

"Связные"

Функция женщин по осуществлению связи и по передаче информации ложилась в результате того, что они, как правило, оставались на воле, тогда как их мужья попадали в лагерь. Во время поездки на свидания жена передавала мужу новости с воли, а он, в свою очередь, передавал через нее "ксивы" записки, содержащие информацию о зоне, которые жены должны были конспиративно вывезти из лагеря и передать в "Хронику текущих событий" или друзьям на волю.

Также женщины оказывали дружескую поддержку одиноким юлитзаключенным. В частности, они писали письма в зону не только своему лужу, но и политзаключенным, которые не имели семьи.

"Я уже не могу вспомнить, почему, у меня как-то очень большой образовался круг писем. Я писала довольно много - и в лагеря разные, и в тюрьму. Мы, жены, зная о том, насколько тяжело жить в замкнутом пространстве, старались отправить открытку красивую, яркую, даже не важно, что напишешь. Особенно тем, у кого никого нет. Я писала вот таким людям." (Л.И. 1938 г.р.)

Одиноким людям в лагерь посылали посылки с едой или одеждой, формируемые из пожертвований. Некоторые женщины ездили в лагеря на свидания, возили туда еду, выдавая себя за сестер или невест политзаключенных.

Другой, не менее важный поток информации, постоянно шел от женщин-диссидентов на Запад. Вовремя переданное на зарубежную радиостанцию сообщение могло в редких случаях спасти арестованного из заключения, или, например, способствовать перемещению тяжело больного из тюремной больницы в лучшие условия для лечения. Информация о диссидентском движении, передаваемая по западному радио, предавала гласности акции, имена, факты преследования диссидентов и, тем самым, их деятельность приобретала больший резонанс.

"Основное мое занятие - я сидела на телефоне и звонила на Запад - в Вену, на "Свободу" в Мюнхен. Я делала массу международных звонков и прямым текстом гнала информацию. Вся информация, которая только что случилась, и надо ее передать". (Н.Л., 1950 г.р.)

Хозяйки "открытых домов"

Все акции диссидентского движения готовились или осуществлялись в квартирах его участников. Это были единственно возможные места встреч, которые вызывали доверие, где все происходившее могло при необходимости остаться в пределах их стен. Поэтому феномен "открытого дома" - квартиры, функционирующей в качестве квази-публичного пространства, был в диссидентской среде очень распространен. "Открытые дома" выполняли в диссидентском движении самые разные функции, например, функцию места встречи, штаб-квартиры лидера, места оказания помощи, информационного центра, библиотеки, и т.д. Квартира могла выполнять все эти функции вместе или только одну из них, смотря по обстоятельствам. Хозяевами "открытого дома" могли быть мужчина или женщина, или семейная пара. "Профиль" открытого дома зависел во многом от того, кто был его хозяином или хозяйкой. Выделим несколько видов "открытых домов".

"Штаб "квартира".

Примером "открытого дома", управляемого мужчиной, была штаб-квартира лидера-идеолога диссидентского круга или подпольной группы. "Штаб-квартира" могла базироваться как в квартире лидера, так и у его подруги (или жены), однако круг знакомых и то, что организовывалось в этой квартире (встречи, обсуждения или подготовка акций) были связаны, прежде всего, с его интересами. Подруга в этом случае брала на себя, прежде всего, роль хозяйки, которая "создает атмосферу" и обслуживает гостей, кормит их, приносит чай и вместе с тем принимает участие в дискуссиях.

''У мужа была большая система информаторов. От меня многое скрывалось. Жену надо было беречь, чтобы она потом в случае чего носила передачи. Это я, конечно, немножко утрирую. (.) А я была по части винегрета больше. Конечно, у нас круг определенный собирался. Я была хозяйкой "дома", причем не в сегодняшнем понимании, а в тогдашнем. У нас была небольшая комната в коммунальной квартире, и вот, я на кухне строгаю-режу винегрет, ставлю чай. И конечно, принимаю участие в разговоре. Мы обсуждали все политические новости, книги... Хотя по части разговора муж был человеком автократическим." (И.В., 1932)

Если мужчину арестовывали, а женщина оставалась на свободе, дом, как правило, менял свой "профиль" и становился "центром информации" или "центром помощи". Главой такого дома становилась женщина.

"Центр информации"

В "центр информации" попадали "ксивы" (или "пули") - письма и записки от политзаключенных из лагерей и психушек, которые переправлялись на волю к знакомым. Как правило, в дальнейшем, они попадали именно в такой дом, хозяева которого приводили эти записки в читаемый вид и переправляли их издателям "Хроники текущих событий" в Москву.

"Мне диктуют или суют мне бумажки, "пули", написанные неудобочитаемым способом. "Пуля" - это тюремная записочка, она очень маленькая, и на ней много чего написано. Их пишут обычно на папиросной бумаге, и выщелкивают, куда нужно. Как их передавали на волю, я до сих пор не знаю. И я бы никогда не решилась спросить. Но как-то эти штуки попадали ко мне. Там была информация, кто на какой зоне сидит и сколько. Особенно важными были, конечно, полит-изоляторы. Понимала ли я, что я делаю? Да, понимала. Понимала, что земля подо мною горит. Это были годы наиболее опасные для тех, кто делал "Хронику". То, что я осталась на свободе, это чудеса." (Е.Р., 1951 г.р.)



Повседневная жизнь диссидентской среды осложнялась тем, что часть участников движения постоянно находилась в тюрьме, под следствием, в заключении в лагере или в спецпсихбольнице. Поэтому оказание помощи политзаключенным, так же, как и поддержка их семей, оставшихся на воле, были необходимы. Дома - "центры помощи" выполняли различные функции: в одних распределялась материальная помощь, в других можно было просто поесть, пожить, получить совет и моральную поддержку.

"Диссиденты приходили, зная этот дом, раздетые, разутые и голодные, им там собирали деньги. И вообще в этой компании была взаимопомощь, скажем, всегда можно было прийти поесть, некоторые люди этим, конечно, и пользовались... Хозяйка дома была сугубо "теневым кабинетом". У нее в руках не было солженицынских денег, она сама ни в чем не участвовала. Но я знаю, что политзаключенным она помогала. Там всех кормили, поили, одевали, давали какие-то деньги... Как она это делала, я ее не спрашивала, тогда были вещи, которые никто ни у кого не спрашивал." (Р.И., 1932 г.р.)

В одном из таких домов содержался, например, "хламофонд" - склад детской одежды, где жены политзаключенных могли найти одежду для своих детей:

"Приходит женщина со своими заботами: мой обормот опять разорвал все свои ботинки. Давай посмотрим в твоем хламофонде, нет ли там чего-либо. Хламофонд собирался так: если у кого-то из моих знакомых, даже не имеющих отношения к диссидентству, я знаю, что растут парни, я говорю:

'Когда твой вырастет, ботинки, пожалуйста, мне принеси'. И у меня дома были огромные мешки с колготками и ботинками. И когда кому-то что-то надо было - несешь им это." (Л.И., 1938 г.р.)

Были и такие функции "открытых домов", для осуществления которых было неважно, кто является хозяином дома, - мужчина, женщина, или, супружеская пара. Примерами этого является "открытый дом" " самиздатская "библиотека" и "место встречи".

"Место встречи".

Квартира - "место встречи" характерна не только для диссидентской среды. Это явление встречалось также и в среде интеллигенции, у представителей неофициальной культуры и национальных движений. Это дом, где происходят семинары, концерты, спектакли литературные вечера, где устраиваются выставки, где собираются кружки по интересам, куда каждый день в вечернее время приходят люди, чтобы пообщаться. В диссидентской среде встречи, проходившие в стенах таких домов, носили более радикальную культурную, общественную или политическую направленность. Известным примером такого дома была квартира Т.Горичевой и В.Кривулина, где проходил семинар "37" и где издавался журнал под таким же названием.7

"Семинар возник в 1975 году... Вначале приходило два раза в месяц по 40-50 человек... Большинство участников семинара <37> принадлежало к неконформистской творческой интеллигенции. Было много поэтов, писателей, философов и художников, которые не могли печататься или устраивать официальные выставки своих работ. Семинар строго ориентировался на культуру, пытался найти новые пути для русской культуры. Его основатели стремились к соединению христианской культуры с современной неофициальной, надеясь на возможность творческого движения, обретения выхода из тупика послесталинского состояния общества." (ЭллисДж. 1990: 173)

"У них всегда кто-то жил в этом доме, были ночные чаепития, ночные поэтические бдения. Мы там по очереди мыли полы, что-то им готовили, какую-то пищу приносили... Через подоконник туда входили. Еще у них жило много кошек, которых звали всех по имени-отчеству." (Г.Г., 1948 г.р.)

"Библиотека самиздата".

Через квартиры - "библиотеки" проходил почти весь там- и самиздат, ходивший по городу. Хозяева были центром большого круга общения, и они осуществляли передачу литературы от одной части своего круга к другой. В "дом-библиотеку" приносилась на короткий срок литература и давалась читателям, которые ее очень быстро читали, размножали и возвращали обратно. В зтой квартире книги не залеживались. Они проходили через одну "библиотеку", потом переходили к другой, их циркуляция по городу прекращалась в случае изъятия при обыске. Необходимым условием для функционирования дома-библиотеки была репутация его хозяев как надежных и осторожных людей и наличие у них контактов с "поставщиками" самиздата. Книги, как правило, приходили через Москву или из-за границы. Обычно функции хозяев ограничивались координацией передвижения книг, они не участвовали в каких-либо других акциях протеста. Это позволяло "библиотеке" существовать долгое время (5-10 лет), а участники движения могли использовать такой дом, не "засвеченный" радикальными акциями протеста, как место хранения различных диссидентских материалов.

"Мне приносили гору книг, в основном, тамиздатовских. Книги всегда давали на очень короткий срок, а многие, очень многие, хотели их почитать. Я давала это своим знакомым, а они очень интенсивно все это перепечатывали на машинке, или переснимали на пленку. За книгами была большая очередь... Это была целая индустрия все это достать. Когда меня посадили, я целую неделю спала, потому что за десять лет я не могла выспаться... Еще у меня хранился архив... Потом на следствии меня ' обвиняли, что я была координатором и конспиратором." (М.К., 1938 г.р.)

Разделение ролей в семье диссидентов

Выше было рассмотрено разделение ролей между мужчинами и женщинами в сфере нелегальной деятельности. Необходимо сказать несколько слов о том, какие права и обязанности были у мужчин и женщин в сфере повседневной жизни, семьи и быта. Рассмотрим разделение ролей в семье. В диссидентской среде существовали такие же типы полных семей, как и в любом индустриальном обществе, где женщины и мужчины имеют возможность работать8.

"Эгалитарный" тип семьи, для которого характерно равноправное участие мужчины и женщины как в "публичной сфере" (диссидентской деятельности), так и в "частной сфере" (в семье). В этом случае мужчина и женщина примерно на равных содержали семью, воспитывали детей, участвовали в оппозиционной деятельности. Можно предположить, что такой тип семьи был в диссидентской среде наиболее распространенным.

"Патриархальный" тип. В этом случае сферой сосредоточения интересов и деятельности мужчины является диссидентское движение, а сферой приложения сил женщины - семья и дом. Материальным обеспечением семьи в силу специфики советского общества были заняты оба супруга, так же, как и в следующем типе семьи.

"Матриархальная" семья. Этот тип семьи также описан в историях жизни участниц феминистского движения. В противоположность предыдущему, в такой семье активность женщины была направлена на деятельность движения, а мужчина брал на себя большую часть работы по доме и частично заботу о детях.

Неполные семьи (как правило, мать и дети без отца) были достаточно распространены в диссидентской среде, как и в советском обществе в целом. Отдельного рассмотрения заслуживают семьи, ставшие неполными на период ареста и заключения отца. В такой семье женщина несла более, чем "двойную" (как все советские женщины) нагрузку: она должна была материально обеспечивать себя и детей, поддерживать посылками арестованного мужа в лагере, решать бытовые проблемы и проблемы воспитания, и, при этом, она нередко продолжала участвовать в диссидентском движении. В следующей главе будет подробнее рассмотрено то, как существовали такие семьи.

Частное и публичное в диссидентской среде. "общее дело" и частная жизнь.

Диссиденты жили, как и большинство других советских горожан, в коммунальных или отдельных квартирах, часто в составе большой семьи - с детьми, супругами, родителями, бабушками и дедушками. Вышеописанными "открытыми домами" становились, как правило, те квартиры, где жили только участники движения, без старших родственников, не разделявших их взглядов. Поскольку такой дом, где жила семья, нес "двойную нагрузку", - он был не просто местом жительства, но также выполнял определенную функцию в диссидентском движении - диссидентство не могло быть частным делом одного из членов семьи, оно так или иначе касалось всех обитателей квартиры. Поэтому диссидентство было, как правило, семейным делом. Во всяком случае, члены семьи, если они не были активны в движении сами, должны были принимать и понимать взгляды и деятельность своего родственника-диссидента. В противном случае, семьи распадались. Те же участники движения, которые попали в эту среду, будучи несемейными, были ориентированы на то, чтобы связать свою жизнь с человеком, разделяющим их взгляды, стиль жизни, лучше всего, с "товарищем по делу" :

"И вообще, представить себе невозможно, как за чужого выйти замуж, как объяснить это чужому, когда вдруг среди ночи к тебе придет бритый уголовник, которому товарищ дал твой адрес, как то место, где ему на пол бросят какое-нибудь пальто, где он может переночевать. Конечно, муж и жена должны это понимать." (E.P., 1951 г.р.)

"Если тебя могут посадить, то тебе не то, что жену не надо заводить, а и семью. А я завел не жену, а, так скажем, товарища по борьбе". (В.Р., 1951 г.р.)

"Жены были товарищами по делу. И очень часто они при этом переставали быть женщинами, переставали быть женами. Но они оставались, конечно, товарищами". (E.P,. 1951 г.р)

"Женщина - это соратница, прежде всего, а дети - общие". (А.С., 1957 г.р.)

Согласие супругов в вопросах участия в диссидентском движении, как и в семейных вопросах, было важно для оппозиционной деятельности, поскольку в ситуации "открытого дома" необходимо было полное взаимное доверие и хорошая координация действий. Нужно было удержать в равновесии обе сферы жизни - приватную (домашнюю) и квази-публичную (диссидентскую), которые, сосуществуя в пространстве дома, оказывали сильное влияние друг на друга. Приватная и квази-публичная сферы в диссидентской среде тесно переплетались: повседневная жизнь семьи нередко подчинялась нуждам диссидентского движения, а возможность осуществления диссидентской деятельности зависела от личных отношений между его участниками.

Ярким примером переплетения "общего дела" и частной жизни также является распространенный в диссидентской среде феномен "брака в тюрьме". Брак в тюрьме заключался чаще всего парой, которая не зарегистрировала свои отношения до ареста. Поводом для заключения брака был арест и связанная с ним необходимость оказывать помощь политзаключенному, ездить в лагерь на свидания. Бывало, что в диссидентской среде для различных целей заключались фиктивные браки. Чаще всего, хотя официальная регистрация брака констатировала существующие в реальности отношения, для молодоженов она имела, прежде всего, функциональное значение.

"На самом деле, брак с мужем нужен для личного свидания. На общее еще можно попасть как-нибудь, но на личное никак иначе. Это единственный реальный способ получить информацию и два дня покормить человека нормальной едой, ведь это достаточно много. Поэтому, брак регистрировался для всего". (Н.Л., 1950 г.р.)

Также переплетение частной жизни и деятельности диссидентского движения видно на примере семей, где мужчина находился в заключении. Такая семья вовлекалась в сеть взаимопомощи. Ей оказывал помощь, в том числе и Фонд Солженицына. Некоторые женщины, в свою очередь, включались в деятельность Фонда, т.е. они и получали помощь сами, и оказывали ее своим друзьям.

"Когда мужа арестовали, все хотели помочь. Из Москвы все время передавали какие-то деньги. Была поддержка моральная. (.) Потом ко мне пришел человек из Фонда Солженицына. Он не просто принес деньги, но душевно участвовал во всем - пытался найти адвоката, покупал мне продукты, помогал поехать на свидание к мужу. (.) Потом я тоже стала ему помогать." (Т.П., 1950 г.р.)

Итак, дружеский диссидентский круг во время отсутствия отца семейства морально поддерживал его семью. Бывали случаи, когда друзья брали на себя заботу о детях, например, когда жена должна была поехать на свидание к мужу или при других обстоятельствах. Одна из респонденток рассказывает о сыне диссидентов:

"Он остался почти сиротой. Потому что посадили его отца. И мать забрали в ссылку. Мы все его вели как-то. Он в поход ходил с нашими ребятами. До сих пор, когда я его вижу, мне хочется его к груди прижать как ребенка, который остался без родителей." (Л.К., 1939 г.р.)

Тот факт, что успех "общего дела" диссидентов зависел от личных отношений, подтверждает тезис о важности для оппозиционной деятельности гендерного разделения ролей. Мужчина был готов к тому, что его арестуют, и в то же время был уверен в том, что будет получать помощь с воли. Женщина знала, что она будет ездить на свидания, и что ее поддержит дружеский круг, своя среда. Оба претендовали на самореализацию в определенной сфере оппозиционной деятельности. Гендерное разделение ролей способствовало саморегуляции и устойчивости диссидентского движения.

Бывшие участницы диссидентского движения сегодня

Политическая деятельность, как сообщили участницы данного исследования, не является их предназначением или любимым занятием. Часть женщин даже считают, что политика вообще не является подходящей для женщины сферой самореализации. Представление о месте женщин в обществе и наилучшей сфере приложения их сил у бывших участниц диссидентского движения следующее: во-первых, женщина реализуется в эмоциональной сфере - в любви, сфере контактов и взаимоотношений, в семье; во-вторых, в воспитании детей. В-третьих, важна профессиональная самореализация женщины, раскрытие ее творческого потенциала в оплачиваемом труде.

Анализ жизненного пути этих женщин за последние десять лет (1986-96) показывает, что в этот период, несмотря на изменившуюся структуру политических возможностей в обществе, бывшие диссидентки не делали попыток самореализации в политике.

Жизненные стратегии бывших участниц оппозиционных кругов/ подпольных групп и бывших участниц феминистской группы диссидентского движения различаются и сегодня.

Некоторые из бывших участниц оппозиционных кругов и подпольных групп работают теперь в благотворительных общественных организациях. Часть женщин вообще не участвуют больше в общественной жизни. Они профессионально самореализуются, работая, например, в печатных изданиях, ставших теперь легальными.

Из бывших, феминисток, большая часть которых живет сегодня на Западе, почти никто не продолжает работать в сфере женского движения. Они занимаются литературным трудом. В последние годы на Западе опубликованы их произведения: стихи, проза, философские размышления, воспоминания.

Заключение

В данной статье было рассмотрено несколько сюжетов - социализация женщин-диссидентов, мотивация участия и сценарии их вовлечения в диссидентское движение, разделение ролей между мужчинами и женщинами, соотношение частного и публичного в диссидентской среде и влияние диссидентства на ценностные ориентации и повседневную жизнь участниц диссидентского движения. Исследование привело к следующим выводам.

Наиболее значимыми факторами, способствующими вовлечению женщин в диссидентское движение были: участие в неформальных кружках и средах, критически воспринимаемые общественно-политические события, конфликты с советской системой, влияние инакомыслящих "значимых других".

Участие в различных группах диссидентского движения предполагало различные типы мотивации. Выделено две группы женщин, отличавшихся друг от друга мотивами участия и сценариями вовлечения: участницы подпольных групп/ оппозиционных кругов диссидентского движения и феминистки. Для участниц подпольных групп и оппозиционных кругов наиболее значимым мотивом участия была солидарность. Это определило сценарий вовлечения через замужество или в составе круга близких друзей. Для феминисток главным мотивом была творческая самореализация. Они вовлекались в движение, как правило, как авторы журнала, через подругу.

Гендерная структура диссидентского движения выражалась в том, что определенные роли и функции выполнялись преимущественно мужчинами или преимущественно женщинами. Преимущественно женской сферой деятельности было создание инфраструктуры диссидентского движения: информационной сети и сети помощи. Основные функции женщин: перепечатка самиздата, осуществление связи с местами заключения и с Западом, создание "открытых домов" - центров информации и центров помощи, которые были узловыми точками инфраструктуры диссидентского движения.

В диссидентской среде тесно переплетались сфера частной жизни и общего дела. Так, частная квартира выполняла функции квази-публичного пространства.

Исследование выявило наиболее важные роли женщин. Именно женщины оставались на воле и выполняли в диссидентском движении рутинную, практическую работу по поддержанию инфраструктуры движения. Кроме того, они хранили традиции своей среды и поддерживали в ней атмосферу солидарности, что было существенно для консолидации участников, наличия у них корпоративного духа и их способности противостоять властям.

В заключение следует отметить, что попытка анализа участия женщин в диссидентском движении поставила ряд новых вопросов и задач. В частности, одним из новых аспектов изучения диссидентства на материале биографических интервью с участницами движения представляется изучение субкультуры диссидентской среды, начало которому было положено в этом исследовании.

Литература

Алексеева Л. 1984. История инакомыслия в СССР. Новейший период. Benson, Vermont. Khronika Press.

"Женщина и Россия". 1980. Альманах женщинам о женщинах. Вып.1. Paris. Editions des Femmes.

Здравомыслова Е. 1993. Парадигмы западной социологии общественных движений. Санкт-Петербург. Наука.

Иофе В.В. (псевд. С.Д. Рождественский). 1982. Материалы к истории самодеятельных политических объединений в СССР после 1945 года. В сб. Память. Исторический сборник. Вып. 5. Париж. Editions Is Press Libre.

Иофе В.В. 1991. Предисловие к воспоминаниям М.М. Молоствова "Ревизионизм-58". В сб: Звенья. Исторический альманах. Вып.1.

Кривулин В. 1993. "37", "Северная почта". В сб. Самиздат. Санкт-Петербург. НИЦ "Мемориал".

"Мария". Журнал российского независимого женского религиозного клуба "Мария". 1981, 1982. № 1-3. Ленинград - Франкфурт-на- Майне.

Эллис Джейн. 1990. Русская православная церковь. Согласие и инакомыслие. Лондон. OPI.

Яковлев И.П. (сост). 1993. Социология. СПб. ИКА Тайм-аут". ^ Fuchs, Werner. 1984. Biographische Forschung: erne Einfuehrung in Praxis und Methoden. Opiaden, Westdeutsche Verlag.

Goritschewa, T. 1984. Von Gott zu reden ist gefaehrlich: meine Erfahrungen im Osten und im Westen. Freiburg. Herder.

Lehmann, A. 1983. Erzaehlstruktur und Lebenslauf. Autobiographische Untersuchungen. Frankfurt. Campus Verlag.

Mannheim, K. 1978. Das Problem der Generationen. In: Kohli, Martin. Soziologie des Lebenslaufs. Darmstadt, Luchterland.

Mayring, Ph. 1988. Qualitative Inhaltsanalyse. Grundlagen und Techniken. Weinheim. Deutscher Studien Verlag.

Schroeder, W. 1979. Kollektive Biographien in den historischen Sozialforschungen. In: Lebenslauf und Gesellschaft. Stuttgart. Klett-Colta.

Voronkov, V. 1993. Die Protestbewegung der "Sechziger"-Generation. Der Widerstand gegen das sowjetische Regime 1956-1985. In: Osteuropa, № 10.



Глоссарий

1 о подпольных группах периода 1956-65 гг. см. Иофе 1982, 1991.

2 метод коллективной биографии (прозопрография): исследование общих отличительных черт группы исторических действующих лиц через обобщенное изучение их жизненных путей. (SchroederW, 1985)

3 о биографическом интервью см. Fuchs W 1984.

4 О качественном контент-анализе см. Mayring, Ph. 1988.

5 "рассказ о жизни" соответствует англ. понятию "life-story" и немецкому "Lebensgeschichte". 3 Различия между биологическим и социологическим поколением рассмотрены К.Манхеймом в статье "Проблема поколений" (Mannheim 1978). О социологическом поколении шестидесятников и социальной базе диссидентского движения см. Voronkov, V. 1993.

7 Воспоминания организаторов этого квартирного семинара опубликованы: Т. Горячева О Боге говорить опасно" (Goritschewa, Tatiana. Von Gott zu reden 1st gefaehrlich: meine Erfahrungen im Osten und im Westen. Freiburg, Herder, 1984), Кривулин В.( "37", "Северная почта" ( // "Самиздат", НИЦ "Мемориал", 1993 .

8 В социологии семьи выделяется три формы власти в семье: "Патриархат - муж во главе, матриархат - жена во главе, эгалитарность - равенство." (Яковлев 1993: 76)


Софья Чуйкина