У современной российской армии два образа. Образ первый. Предлагаемый кремлевской пропагандой. Это та армия, которую мы видим, включив телевизор. Этим «официальным» Вооруженным Силам, конечно, далеко еще до Советской Армии, которая остается идеалом для военно-политического руководства страны. Но все-таки теперь дела идут несравненно лучше, чем в 90-е. Благодаря астрономическим ценам на нефть военный бюджет все время путинского правления устойчиво рос на 22-25 процентов ежегодно. И если в 1999-м на оборону выделялось 109 миллиардов рублей, то на 2006-й запланировано 688 миллиардов.
Согласно официальной версии, успешно завершив в 2003 году военную реформу (о чем министр обороны Сергей Иванов публично доложил Верховному главнокомандующему Владимиру Путину), наша армия денно и нощно крепит обороноспособность страны. Если в 1997 году в каждом из округов с трудом удавалось провести по одному ротному учению, то теперь территория страны просто охвачена военными маневрами, в которых задействованы тысячи военнослужащих. В этом году такие маневры состоялись в Северо-Кавказском, Дальневосточном и Приволжско-Уральском военных округах, на Северном и Балтийском флотах. Более того, выучка нашей армии столь высока, что не стыдно и друзьям показать.
В августе прошли российско-китайские военные маневры с участием стратегических бомбардировщиков, боевых кораблей, а также подразделений воздушных десантников и морских пехотинцев. А осенью наши воины продемонстрируют боевое мастерство в совместных маневрах с индийскими и узбекскими коллегами.
Модернизация коснулась и организации Вооруженных Сил. Принятая два года назад программа по их частичному переводу на службу по контракту успешно реализуется. Как отрапортовало Минобороны, в 2003-м добровольцами была укомплектована 76-я дивизия ВДВ, в 2004-м – размещенная в Чечне 42-я мотострелковая дивизия, в этом году на контракт предполагается перевести около 40 частей и соединений. Благодаря этому солдат-срочников уже не будут посылать в горячие точки, а срок службы сократится до одного года.
Наконец, началось перевооружение. В прошлом году было испытано сверхсекретное стратегическое оружие. А в этом году президент, как нам сообщили официальные источники, находясь на борту стратегического бомбардировщика, лично испытал новейшую крылатую ракету, предназначенную для уничтожения террористов.
Остается только согласиться с Владимиром Путиным, когда он с гордостью заявляет: «Знаете, я помню совсем недавнее время, когда корабли стояли у стенки, самолеты не летали. К сожалению, был такой период в начале 90-х, когда с офицеров в общественном транспорте сбивали фуражки. Было такое отношение к Вооруженным Силам, не будем об этом забывать. За это время очень многое изменилось – прежде всего в общественном сознании и в сознании военнослужащих, которым достаточно низкую по тем временам заработную плату не платили месяцами. Проблем еще очень много... Но все-таки, мне кажется, произошли принципиальные изменения, прежде всего касающиеся боеготовности Вооруженных Сил. Она растет. Мы приступили к модернизации Вооруженных Сил, стали делать их более современными и будем продолжать эти усилия».
Однако что-то все-таки мешает разделить путинский оптимизм.

Поле боя – казарма

Образ второй. Без косметики.
Согласно официальным данным, только за восемь месяцев этого года в результате «преступлений и происшествий» в российской армии убиты 662 человека. По тем же данным, небоевые потери в среднем составляют 1000-1200 человек в год, то есть ежегодно по бригаде, укомплектованной по штатам военного времени.
Это потери армии, которая участвует в локальном конфликте среднего масштаба. До тысячи солдат и офицеров в год СССР терял в Афганистане. За два с половиной года войны в Ираке погибло около 1900 американских солдат. Получается, что российская армия ведет тяжелую изматывающую войну... сама с собой. И несет при этом немалые потери.
Причины очевидны: нравы и быт российской казармы не слишком отличаются от тюремных. По данным заместителя начальника Главного управления воспитательной работы (ГУВР) Вооруженных Сил РФ Виктора Бусловского, количество правонарушений в Вооруженных Силах в 2004 году возросло на 1,5 тысячи и составило 16 тысяч. При этом «проявления дедовщины составляют 20-30 процентов от общего количества преступлений в армии и на флоте». И в этом нет ничего удивительного. Как сообщил недавно начальник службы кадровой и воспитательной работы военного ведомства генерал Николай Панков, 39 процентов призывников – с криминальным прошлым (из них 9 процентов имели приводы в милицию, 5 процентов судимость, 4 процента входили в молодежные преступные группировки). Призывать их в армию – все равно что раздавать «калашниковы» в колонии для малолетних преступников.
Массовое дезертирство выглядит в таком случае вполне закономерным. В 2004 году зарегистрировано 5000 случаев дезертирства и умышленного членовредительства. «Солдаты не просто бегут, а бегут с оружием, оставляя за собой расстрелянных сослуживцев, шлейф других кровавых преступлений», – констатирует Генеральный прокурор Владимир Устинов.
Население о ситуации в Вооруженных Силах прекрасно осведомлено. Поэтому уклонение от призыва в армию стало массовым. По официальным данным, ежегодно от службы уклоняются 17 тысяч человек. При этом следует иметь в виду, что «уклонистами» военные считают лишь тех, кому удалось вручить повестку и кто потом не явился в военкомат. Однако гораздо больше таких, кто вручения успешно избегает. Только в Москве их свыше пяти тысяч человек, а в России в целом – не менее 50 тысяч. Кроме того, существует гигантская индустрия отсрочек, в нее вовлечены многочисленные вузы, превратившиеся в конторы по выдаче справок, коррумпированные сотрудники военкоматов и медицинские работники. В результате в армии оказываются те, кто ни по интеллектуальным, ни по моральным, ни по физическим качествам служить там не может. Это замкнутый круг – юноши не желают идти в армию из-за творящихся там зверств; военкоматы набирают тех, чье присутствие в Вооруженных Силах лишь усугубляет ситуацию.
Представители Министерства обороны напирают на то, что число убитых в результате дедовщины невелико – всего несколько десятков ежегодно. Остальные погибли-де в дорожно-транспортных происшествиях, в результате самоубийств и по неосторожности при обращении с оружием. Что, мягко говоря, вызывает сомнения. В 2002 году Главный военный прокурор Александр Савенков неосмотрительно заявил, что от рук сослуживцев погибли 800 солдат (позже на прокурора, видимо, цыкнули, и в отчете за 2003 год фигурировала совсем другая цифра – 16 человек). Но давайте попробуем поверить официальной информации. Предположим, две сотни солдат, покончивших в 2005 году жизнь самоубийством, сделали это не из-за казарменного мордобоя, а исключительно по причине неразделенной любви. Разве ежегодная гибель в армии сотен мальчишек в дорожно-транспортных происшествиях и из-за неосторожного обращения с оружием снимает хоть толику ответственности с государства, которое призывает их под знамена, вроде бы чтобы обучить военному делу?
Правда, кому, собственно, учить? Само же Минобороны сообщает, что каждую четвертую должность командира взвода занимает либо так называемый «двухгодичник», выпускник военной кафедры гражданского вуза, либо младший лейтенант, испеченный на 10-месячных курсах. Заместитель главкома Сухопутных войск генерал Владимир Молтенской приводит еще более обескураживающие цифры: более 80 процентов командиров взводов в соединениях постоянной готовности – «двухгодичники». И действительно, вчерашние студенты служат лейтенантами уже в элитных частях – воздушно-десантных войсках и морской пехоте. От солдат-срочников их отличает только наличие звездочек на погонах, а отнюдь не знания и умения.
В то же время ежегодно Сухопутные силы покидает свыше 15 процентов профессиональных офицеров. Такая «текучка» в офицерском корпусе, такое количество резервистов на командных должностях характерны для воюющей армии. Именно так предполагала вести боевые действия Советская Армия – когда место убитых в первом же бою кадровых офицеров займут тысячи запасников, чьих знаний и умений будет достаточно, чтобы выполнить боевую задачу и тоже погибнуть в первом бою. Если солдат-призывник существует на положении раба, то офицер, особенно младший, – крепостной. Его карьера и жизнь полностью зависят от отношения к нему непосредственного начальника и офицера-кадровика. Эти два человека могут сделать с ним что угодно: без всякого объяснения задержать присвоение звания, не выдвигать на вышестоящую должность, не посылать на учебу и т. д. В том, что офицеры совершенно беззащитны перед любым произволом, и состоит главная причина их исхода из Вооруженных Сил.
Ради чего же ведется эта война на уничтожение? Ради поддержания на должном уровне обороноспособности страны, как уверяют высокие чины военного ведомства? Но говорить о боевых возможностях такого воинства бессмысленно. Если бы случилось чудо и российская армия вдруг получила сверхточное оружие, лазерные системы наведения, беспилотные самолеты-разведчики, всевозможную компьютерную технику, любопытно было бы знать, кто сможет воспользоваться этим богатством. Солдаты-призывники, две трети которых не имеют среднего образования? А может быть, летчики, которые летают не более 40 часов в год, – достаточно, чтобы научиться взлетать, но мало, дабы уверенно садиться.
На самом деле за стремление руководства Минобороны сохранить любыми средствами советскую модель массовой мобилизационной армии – а именно этим на протяжении последних тринадцати лет занимался генералитет – страна расплачивается жизнями своих сыновей. При таких вооруженных силах военная служба не может быть профессией, скорее – самым тяжелым налогом государства на своих граждан.
В итоге наши Вооруженные Силы представляют собой уменьшенную втрое и совершенно не работающую модель вооруженных сил советского образца. Такая армия если и может быть эффективной, то только в условиях тоталитарного общества. То есть тогда, когда все мужское население страны является мобилизационным резервом, а вся промышленность готовится к тому, чтобы начать производить в час «Ч» вооружения и военную технику.
Между тем демографическая ситуация в современной России такова, что к концу десятилетия численность юношей в возрасте 18 лет сравняется с количеством солдатских и сержантских должностей в Вооруженных Силах. Это означает, что концепция массовой мобилизационной армии не может быть реализована в принципе. Кроме того, в России, где все же нет пока полицейского государства и существует рыночная экономика, попытка сохранить вооруженные силы советского образца неизбежно оборачивается их разложением. Что и происходит.

Добровольцы или наемники?
Ситуацию не спасает и широко разрекламированная попытка создать несколько десятков соединений постоянной готовности, укомплектованных исключительно добровольцами. Генералитет с самого начала эту программу саботировал. Именно поэтому контрактные части стали формировать, не создав предварительно корпуса профессиональных сержантов, чья обязанность – превратить в настоящих солдат далеко не лучший «человеческий материал», который добровольно приходит в казарму. Именно поэтому к реализации программы приступили, не создав программ боевой подготовки и учебы контрактников. Именно поэтому к контрактникам изначально относились как к наемникам, всячески обманывая их с жалованьем.
Подобный подход не замедлил сказаться. До сих пор с огромным трудом удалось укомплектовать контрактниками всего два соединения – 76-ю воздушно-десантную дивизию и 42-ю мотострелковую, расквартированную в Чечне. Причем чтобы отчитаться в том, что в 42-ю дивизию набрано необходимое количество солдат, военное руководство зачисляло туда воевавших в Чечне парашютистов-контрактников из 76-й дивизии, за которых уже один раз отчитались. Среди контрактников – чудовищная текучка. Как заявил Главный военный прокурор, свыше тысячи контрактников 76-й были уволены за пьянство и нарушения дисциплины. А из 42-й военнослужащие бегут сами. Известны случаи, когда из отпуска не возвращались десятки человек. Недавно в печати появились свидетельства солдат, что офицеры присваивали большую часть их жалованья, заставляли покупать запчасти и даже оружие у местных жителей. В результате планы конктрактизации меняются на ходу. Еще недавно объявлялось, что Воздушно-десантные войска будут переведены на контракт целиком, а сейчас сообщили, что одна дивизия ВДВ так и будет формироваться из числа срочников.
Расчет Минобороны был очень прост: провалить переход на контракт и доложить президенту, что страна не созрела для столь радикальных изменений в военном строительстве. А затем предложить все оставить по-старому. Недаром министр обороны Сергей Иванов настойчиво твердил – сокращение срока службы может произойти только в результате формирования контрактных частей. А раз нужного количества этих частей сформировать не получилось, то и служить все будут как раньше – два года.
Однако в конце прошлого года стало ясно: сокращение срока службы до одного года должно стать важнейшим позитивным итогом второго президентства Путина. Стало быть, это должно быть сделано при любых обстоятельствах. Но реализация программы перевода на контракт означала бы, что половина солдатских и сержантских должностей в армии занята добровольцами. И что призывать надо на 130 тысяч человек меньше. Однако в случае срыва программы у военных просто не остается иного выхода, кроме как резко увеличивать количество призывников.
Результат налицо. Николай Панков заявил, что начиная с 2008 года ежегодно будет призываться 495 тысяч человек (сейчас ежегодно призывают около 320 тысяч). Дабы увеличить призыв в полтора раза, Минобороны для начала решило «забрить» студентов. В конце прошлого года Сергей Иванов заявил, что слишком много развелось «талантливых балалаечников», имеющих отсрочку от призыва. Дума была уже готова внести поправки в законодательство. Но номер не прошел. Власти испугались, что возмущенные студенты присоединятся на улицах к пенсионерам, к тому времени уже митинговавшим по поводу монетизации льгот. Вместо того чтобы призывать студентов, решили закрыть 161 военную кафедру гражданских вузов и забирать в армию выпускников. При этом впервые в истории военные гарантировали, что счастливцы, закончившие элитные учебные заведения, где сохранятся военные кафедры, никогда не будут призваны в армию в мирное время. Еще недавно любой высокопоставленный военный считал своим долгом сетовать на то, что наша армия является «рабоче-крестьянской». Однако теперь они, похоже, решили закрепить это положение законодательно.

Требуется агрессор
Но, может быть, только так, поддерживая из последних сил некий муляж массовой мобилизационной армии, и удастся обеспечить безопасность государства, сдержать «международный терроризм», от которого, как неоднократно заявлял Кремль, и исходит главная угроза безопасности страны?
Ответ на этот вопрос нетрудно получить, проанализировав содержание маневров. В сценариях всех этих военных игр слово «терроризм» – буквально в каждой строчке. Сразу после событий на Дубровке Владимир Путин повелел внести антитеррористические задачи в планы боевого применения Вооруженных Сил. Некоторые отечественные и иностранные эксперты поспешили заявить о коренном повороте в российской военной стратегии, который окажет решающее влияние на судьбу военной реформы.
И они, конечно, были бы правы, если бы путинский приказ был выполнен.
Начнем с того, что антитеррористические действия ведутся мелкими группами и предполагают высокую степень обученности солдат и сержантов, их разностороннюю подготовку. Кроме того, от младших офицеров требуется умение проявлять инициативу и готовность принимать самостоятельные решения – качества, которых военное руководство безуспешно добивается едва ли не со времен осады Севастополя.
Однако эти качества бесполезны (если вообще не вредны) для Вооруженных Сил, действующих крупными массами. В этих условиях слабая личная подготовка рядовых компенсируется их численностью, а от офицера требуется лишь скрупулезное безоговорочное выполнение любых приказов во имя осуществления планов высшего командования, в которые его, конечно же, никто и не собирается посвящать.
Военное руководство прекрасно осознало, чем может обернуться включение антитеррористических задач в число задач Вооруженных Сил, и откровенно проигнорировало приказ президента. Российские генералы без тени сомнений сообщают, что намерены бороться с террористами с помощью стратегических и дальних бомбардировщиков, крылатых ракет с неядерными боеголовками, а также атомного ракетного крейсера и авианосца. В этом конкурсе на самый абсурдный сценарий первое место у недавно завершившихся маневров сил ПВО «Боевое содружество» в Ашулуке под Астраханью. Там, ведя действия против террористов, коалиционные силы стран СНГ устраивали воздушные бои с авиацией «противника» и даже уничтожали запущенные им баллистические ракеты!
На самом деле в ходе серии стратегических маневров в этом году, как и прежде, идет отработка одного и того же стандартного сценария. Он предполагает, что против России осуществляется агрессия. На первом этапе врагу противостоят силы общего назначения (маневры на Северном Кавказе и Дальнем Востоке). Россия вместе с союзниками отражает удары с воздуха превосходящих сил противника (маневры в Ашулуке) и одновременно при поддержке стратегической авиации высаживает отвлекающие десанты (маневры в Китае). Однако из-за слабости обычных сил агрессора остановить не удается. И тогда стратегические бомбардировщики наносят демонстрационный ядерный удар по малонаселенным районам противника. Именно в этом этапе маневров участвовал Владимир Путин. Если же и это не помогает, то наносится удар всеми силами ядерной триады (в этому году его символизировал запуск ракеты с атомного подводного ракетоносца «Екатеринбург»). Дальше Генштаб не планирует, так как все это означает конец света.
Такие маневры проводятся российскими Вооруженными Силами с 1999 года, то есть со времени натовской операции против Югославии. Эти военные игры представляют собой предупреждение Западу, и прежде всего США. При этом совершенно невозможно поверить, что российское военное ведомство всерьез намерено воевать с американцами. Дело в другом. Никакого иного военного сценария отечественные стратеги просто не знают. И знать не хотят. Главное – у них есть все необходимые средства, чтобы одержать победу в войне, которую они сами для себя придумали.
Другие же маневры, будь они проведены, неизбежно показали бы упущения в боевой подготовке и неэффективную растрату средств. Скажем, 76-я дивизия ВДВ полностью переведена на контракт еще год назад, и это первое полноценное соединение постоянной готовности. То есть в момент кризиса оно должно быть немедленно переброшено в любой район страны. В этой связи было бы чрезвычайно важно проверить, как именно намерено командование перебрасывать 76-ю дивизию. Оба ее полка, а не одну роту, как это было сделано во время российско-китайских учений. Ясно, что сейчас для этого нет необходимого количества самолетов военно-транспортной авиации. Планируют ли военные «мобилизовать» гражданские самолеты или намерены доставлять десантников в район развертывания каким-то иным способом? Ответов на этот и прочие вопросы нет. И никто не собирается их искать.
Российский генералитет не случайно так твердо настаивает на необходимости готовиться именно к той, глобальной войне, которая никогда больше не случится. Ведь только она и оправдывает существование массовой мобилизационной армии, которая эффективна лишь в одном – обеспечивает сохранение за генералами высоких должностей сколь угодно долго.
И надо сказать, им удалось подобрать ключ к Владимиру Путину. Их стремление готовить Вооруженные Силы к войне с неким «глобальным противником» нашло у него неожиданное понимание и одобрение. Потому что для Путина принципиально важно хоть в чем быть равным американскому коллеге. Ядерное оружие – как раз то средство, которое, по мнению Кремля, ставит Москву на одну доску с Вашингтоном. Кремль исходит из того, что ядерный паритет с США подкрепляет российскую позицию даже в вопросах, далеких от ядерного сдерживания.
Именно этим и можно объяснить то упорство, с которым российское руководство боролось за сохранение Договора по ограничению систем противоракетной обороны 1972 года: договор по ПРО был уникальным международным документом, констатировавшим, что в мире есть государство, способное уничтожить США. И, более того, Соединенные Штаты вынуждены мириться с этим фактом.
Когда сохранить договор не удалось, российская власть сконцентрировалась на том, чтобы доказать всему миру: российские ракеты по-прежнему могут преодолеть американскую систему противоракетной обороны. Последние полтора года и президент, и министр обороны регулярно говорят о некоем невиданном ракетном оружии. Эксперты единодушно полагают: речь идет о боеголовках межконтинентальных баллистических ракет, которые, войдя в воздушное пространство, начинают маневрировать и таким образом способны преодолевать американскую систему ПРО. Российские должностные лица уверены, будто, восстановив таким образом паритет с США, они возвращают себе возможность вести диалог с американцами на равных.
Однако, допустив конфронтационный подход к США, пусть даже весьма ограниченный и контролируемый, власть уже не может сопротивляться военным, когда они требуют строить армию, способную с Америкой воевать.
Контроль, которого нет
Существует несколько важнейших элементов военной реформы, которые Кремль до сих пор игнорирует. Это и нежелание создавать институт профессиональных сержантов, и отказ от кардинальных изменений в системе прохождения службы офицерами. Это, наконец, отказ от попыток создать полностью добровольческие вооруженные силы. Однако, пожалуй, главная проблема – в отказе Кремля от гражданского контроля над военной сферой.
На начало путинского правления пришлась трагедия «Курска». Президент с немалым для себя изумлением понял, как нагло могут врать высшие военачальники. Он также обнаружил, в сколь ужасном состоянии находятся Вооруженные Силы. И тогда он сделал максимум возможного: назначил министром обороны своего близкого друга, человека, которому полностью доверял, – Сергея Иванова. Вкупе с назначением на должность главного финансиста военного ведомства Любови Куделиной это и было объявлено очевидными доказательствами установления окончательного и полного контроля над Вооруженными Силами. При всем при том до сих пор Минобороны сообщает обществу не более 60 позиций, характеризующих военный бюджет. И после того как парламент окончательно принимает общий бюджет, каждый пятый рубль которого направлен на оборону, коллегия Министерства обороны решает, куда же потратить деньги.
Президент быстро понял: реальная военная реформа может противопоставить его генералитету. Этого Путин, пришедший к власти на волне чеченской войны и отстраивавший ее «вертикаль» в борьбе с олигархами, губернаторами и СМИ, допустить не мог. Добившись от генералов неких косметических реформ, он быстро утерял к ним интерес. А недавно откровенно признал, что отдает право выбирать приоритеты в развитии Вооруженных Сил неким «специалистам» из Генерального штаба.
К тому же генералы всегда готовы польстить своему главнокомандующему, подтвердить на весь мир, какой он «крутой», ведь стал же пассажиром стратегического бомбардировщика в ходе недавних маневров. Между тем на таких учениях у него другая роль: не ракеты запускать, а принимать решение о применении военной силы, учтя при этом все вероятные последствия. Любопытно, был бы Путин в таком же восторге, если бы вдруг выяснилось, что Вооруженные Силы не могут осуществить развертывание в соответствии с его приказом?
Что до Сергея Иванова, назначенного быть президентским оком в армии, то складывается впечатление, что он потерял интерес к Вооруженным Силам одновременно со своим президентом. Находясь в должности больше четырех лет, он, похоже, так и не дал себе труда уяснить разницу между подразделением и соединением. В одном интервью он сообщает, что к 2008 году на контракт будут переведены 144 тысячи солдат и сержантов, а в другом – 130 тысяч, «потеряв», таким образом, целую дивизию. И тому подобное.
Так стоит ли удивляться, что «специалисты из Генштаба» делают что умеют – готовят армию к мировой войне?

Специально для «Совершенно секретно» Александр Гольц