– Вы только посмотрите, какие они зелененькие – Ольга встала на цыпочки, чтобы поближе рассмотреть свежие, только что вылезшие листочки. Игорь наклонил ветку пониже, Ольга втянула в себя неповторимый весенний запах и, улыбнувшись, бросила на него озорной взгляд. Сегодня все ее удивляло. И белые льдины на голубой воде – запоздалый лед с Ладоги, и белые облака на голубом небе, и то, что холодные камни набережной, казалось, тоже пахли весной, и этот необычный человек, которого она видела всего второй раз.

Казалось, что не было трудных лет замужества, развода, безработицы, смерти отца. Сегодня в свои тридцать восемь лет Ольга чувствовала себя совсем юной. Казалось, что настоящая жизнь только начинается.

– Игорь, Вы мне что-то обещали. Пора исполнять обеты, или Вы забыли?

– Конечно, нет, просто у Вас такое романтическое настроение. Мне не хотелось нарушать его своими нравоучительными беседами.

– Но разве мы ни для этого встретились? У меня Вы все выспросили на презентации про наше благотворительное движение, но мне ничего не успели рассказать. Давайте, рассказывайте, что такое этот ваш Фалуньгун. Я правильно его назвала?

– Правильно. Как Вам сказать? Вы знаете, для меня Фалуньгун – это как пробуждение. Я как та маленькая почка, которая зрела, зрела и вдруг лопнула и увидела солнце, увидела мир и готова подарить всем свою красоту, свои листочки, свои плоды. Счастье в том, чтобы отдавать, в том, чтобы сделать что-то для других. Как это сделать, как достичь такого состояния, этому и учит Фалуньгун. Это самосовершенствование.

– Совершенствование? Но ведь человек – венец творения, разве нужно еще совершенствоваться?

– Думаю, что нужно. Посмотрите вокруг. Везде алчность, злоба, насилие, зависть, жадность. Я не говорю, что наш мир плох, но мы, люди, что-то делаем не так, может быть, поэтому мы не можем покончить с войнами, нас мучают все новые болезни. А сколько катастроф происходит в последнее время. Может быть, боги наказывают нас за наши пороки. Так что нива совершенствования нас ожидает обширная. Я вот принес Вам книжку…

– И что же только сейчас встал такой вопрос, раньше, видимо, люди были лучше, и им не надо было этим заниматься?

– Я думаю, что совершенствование было всегда. Ведь религия – это тоже совершенствование. Христос призывал людей стать лучше, поступать лучше – по заповедям. Он говорил: «Будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный». И Фалуньгун тоже призывает людей стать лучше, стать добрее, честнее, терпеливее, милосерднее. Приблизиться к Богу. Может быть, в этом и есть цель жизни. Многие чувствуют это, а многие – нет. Ведь в нашем мире все перемешано: прекрасное и ужасное, правда и ложь, радость и горе.

– Ну что ж, в таком случае, я тоже не прочь стать лучше, а что для этого нужно?

– Для этого не нужно ничего. Не надо никуда записываться, не надо никому отчитываться, не надо платить денег, не надо никуда уходить или уезжать. Но с другой стороны для этого нужно все. Вся жизнь должна измениться, все мысли, все поступки и все Ваше мировоззрение. Если обычный человек живет для себя, то человек самосовершенствующийся старается в первую очередь думать о других. Попробуйте в следующий раз, когда возникнет трудная ситуация, не ставить на первое место свои интересы, попробуйте позаботиться о другом человеке. Даже если это Вам не выгодно, даже если это ущемляет Вашу гордость. Скажу Вам, это не так легко, как кажется.

У Ольги зазвенел сотовый телефон.

– Ой, извините, это мама. Да, да мам… Что? Погоди, погоди, говори толком… Давно?... Хорошо, хорошо, сейчас еду… Е-ду. Извините, Игорь, мне надо ехать.

– Что-то случилось?

– Да. Дочка. Ей плохо. Мама вызвала неотложку.

– Книгу-то, книгу возьмите.

Ольга машинально сунула книгу в сумку.

***

Застывшую тишину нарушил тихий всхлип Анны Петровны.

– Ну что ты, мама, не надо – стал ее успокаивать Виталий, но глаза Анны Петровны уже наполнились слезами, и остановиться она уже не могла.

– Говорила вам, живите, как люди, нет. Все гордость свою надо показать. Где же мы теперь такие деньги-то возьмем? – причитала она.

– Ну что они не звонят, уже полчаса прошло. Оля, позвони, наверно они забыли – забеспокоилась Клавдия Ивановна и поежиласть, покосившись на открытую форточку.

– Мам, ну успокойся. Сказано, позвонят. Думаешь, мы одни такие, чего зря людей дергать.

Ольга отодвинула подальше от форточки инвалидное кресло-каталку, на котором сидела Клавдия Ивановна, и укрыла ее пледом, но форточку не закрыла. В комнате было душно. Впервые за два года бывшая семья собралась вместе, только на этот раз свело всех горе.

Наконец зазвонил телефон. Там долго что-то говорили. Ольга отвечала коротко, односложно

– Да… Понятно… Будем ждать…

– Что? – нетерпеливо спросил Виталий, когда она повесила трубку.

– Ну, вот – голос Ольги дрогнул, наверное, в первый раз за все это нелегкое время – мы зарегистрированы, поставлены в очередь, надо ждать. Сколько – не известно. Говорят, многие ждут по два года. Как появится почка для пересадки, они сообщат.

– Ну, понятно, сообщат… Не в этом дело. Сунуть надо кому следует, вот в чем дело. Да, надо поехать и сунуть. Сейчас без этого никуда.

– Виталий, ну что ты говоришь такое.

– Нет, конечно, вы можете пустить дело на самотек – говоря «вы», он почему-то смотрел на Ольгу – можете спокойно сидеть и ждать. Некоторые по два года ждут. А что со Светочкой будет за эти два года, вы подумали?

– О дочери заботишься. Ну, хорошо, хорошо, я завтра поеду и суну. А сейчас уходите все. – Ольга решительно встала и ушла в свою комнату. Через минуту дверь приоткрылась, и показалась голова Виталия.

– Оль, на минутку… – он просочился в комнату и сел на стул, зажав руки между колен – Слушай, Оль, – начал он, раскачиваясь взад и вперед, – ну, может хватит дуться, ну что мы с тобой, ну, поцапались и все, ну ладно тебе.

Ольга подняла глаза к потолку и сделала глубокий вдох.

– Ну что ты, в самом деле…

– Нет! – отрезала Ольга так, что Виталий тут же встал и попятился к двери – уходи.

– Ну вот, я ж хотел как лучше…

– Ну что, опять прогнала? – спросила Клавдия Ивановна, въехав на своем кресле в комнату дочери, когда Виталик ушел.

– Опять – ответила Ольга, уже немного поуспокоившись – она обняла мать за шею и прижалась щекой к ее лицу.

– Экая ты у меня непутевая – Клавдия Ивановна погладила ее по плечу – а правильно свекровь-то сказала, гордые все стали. Раньше-то разводов, почитай, и не было совсем. Жили люди всю жизнь, хорошо ли, плохо ли, а жили.

– Мам, ну что ты говоришь, ну ты же знаешь его, ты же все видела.

– Видела. Да только ты о дочке подумай. Она ж молодая, ей и нарядиться охота, и чтоб не хуже других. А ты одна у нас кормилица, моя пенсия – это ж крохи. И так-то вертишься на работе юлой, дома тебя не видно. Сколько ты фирм бухгалтеришь, три? Вот. А еще сейчас сколько выложить придется. Да и без мужика жить – тоже не порядок. А ты уж не девочка, на дискотеки не ходишь, где тебе жениха найти. А вот смирила бы гордость-то свою, да, может, и сладилось бы. А сейчас, такое несчастье, как ты одна будешь, без поддержки, без мужского плеча?

Ольге вдруг вспомнились слова Игоря о том, что надо думать о других, даже если не выгодно, и если ущемляется гордость. А гордость ущемлялась, ой как ущемлялась.

– Ну ладно – сказала Ольга, сделав над собой усилие, – я подумаю.

– Подумай, подумай, да в следующий раз намек-то ему и сделай, какой-никакой все ж мужик. А теперь спать иди, поздно уже.

Ольга легла, пыталась уснуть, но в голове бушевал сонм разных мыслей. Самое главное, где взять деньги. Да если и взять, то надо еще дождаться, пока эта почка появится, а сколько ждать – никто не знает. Бедная Светка, за что ей такое, в ее пятнадцать лет, уж она-то в чем виновата, чтобы такое терпеть? Сон никак не шел. Ольга встала, включила торшер и бросила взгляд на столик, где среди газет лежала подаренная Игорем книжка.

– Фалуньгун – прочитала она на обложке – ну что ж, посмотрим.

После первых страниц Ольга почувствовала, что книжка удивительно спокойная. Правда, многие слова были ей незнакомы, некоторые вещи вызывали недоумение, но она говорила себе – сейчас не понятно, может быть, пойму потом. Постепенно ее волнение утихло, мысли успокоились, как будто кто-то аккуратно разложил их на свои места, и глаза стали слипаться. Ей вспомнилось, как она успокаивала Светку, когда та была совсем маленькая.

Однажды вечером Светка устала, раскапризничалась, разбросала игрушки. Тогда Ольга стала спокойно собирать ее кукол и укладывать их спать в коробку из-под телевизора, приговаривая: «А теперь уложим куклу Машу, спокойной ночи, Маша». Наконец все куклы были аккуратно сложены в коробку, остался только плюшевый мишка. Он был большой и в коробку не помещался. Тогда Ольга закрыла коробку и посадила мишку сверху, а Светка положила его и сказала «Спокойной ночи, Мишаня!»

***

– Ну, что Вы, что Вы, ни в коем случае, разве можно – высокий худощавый доктор мягко отстранил Ольгину руку, когда она пыталась сунуть ему конверт – даже не думайте, Вам и так предстоят большие расходы. А ускорить процесс я все равно не могу, это же большая система, много городов связано. Да не волнуйтесь Вы так, найдется для Вас почка, все будет хорошо.

– Найдется, но когда? Сколько времени она может так жить, постоянно привязанная к этому аппарату. Врач говорит, что ей периодически нужно делать этот…

– Гемодиализ.

– Да, да. А ее состояние не может стать хуже?

– Ну, гемодиализ это конечно временная и небезопасная мера. Трудно сказать, сколько времени она может пользоваться искусственной почкой. Конечно, чем быстрее будет сделана имплантация, тем лучше. Но у нас большая очередь. Мы можем получать почки только от умерших людей или от доноров, а их очень мало. Кроме того, далеко не каждая почка подойдет для пересадки. Видите, даже Ваша почка не подошла Вашей дочери. Поэтому, что тут можно сделать, надо ждать.

– Но доктор, я этого не выдержу, как можно ждать, зная, что жизнь твоего ребенка вот-вот может оборваться. Это невыносимо. Ну, сделайте что-нибудь, Вы же доктор, Вы давали клятву помогать людям.

– Ну, хорошо, скажу Вам по секрету. У нас государственное учреждение, а есть еще частные фирмы. Адрес, конечно, я Вам дать не могу, но попробуйте поискать в Интернете. Но, сами понимаете, это совсем другое дело, вы сами несете ответственность за Ваши действия, понимаете меня? И, пожалуйста, я Вам ничего не говорил.