Что такое молодость? Это громкая музыка, пиво и сигареты, танцы до утра и похмелье, которым ты гордишься. Это потная спина, радостный стон и оргазменный колотун беззаботной ровесницы. Это когда смешная сумма гонорара в газете искренне кажется смешной. В последние два года молодость перестала для меня быть такой.

Я уже не люблю громкую музыку и танцую, только если нужно распустить перья перед спутницей на вечеринке. Вместо пива я пью вино, наслаждаясь тонкими оттенками вкуса, или ром в коктейле, так, чтобы через банальный вкус Колы пробивался ехидный и язвительный вкус крепкого спиртного – это напоминает мне мое чувство радости, когда, глядя на молодые парочки, нежно целующиеся в парке, я сладко предвкушаю их разочарование друг в друге, его или ее слезы непонимания, подлость измены – все то, что превращает скуку в кино и литературу. Только похмельем я все еще горжусь – иногда нет ничего радостнее, чем задумчиво поблевать в невинно-белый немецкий унитаз. Это превращается в циничный манифест моей победы над здравым смыслом, апогей насилия человека над природой (на этот раз собственной – сильнее уже не ранишь), распевное рычание одинокой заброшенности в экзистенцию. А головная боль на утро – символ откровения, к которому ты пришел через страдание – быстро и за сравнительно небольшую сумму.

Любовь и секс перестали иметь для меня мифологическое значение – так бывает, когда одно без другого. В обоих вариантах. И в обоих направлениях. Я перестал воспринимать любовь как что-то, что получаешь просто потому, что молод и хорош собой, а секс как выражение доверия и повод продолжать общение.
У меня была любовь. Искренняя и бескорыстная. Любовь по основным канонам «Ветвей Персика» – в единстве влечений души, разума и тела. Она не прошла, она просто невыносимо далеко. Я храню ее в себе, надеясь когда-нибудь ее вернуть. Именно эта любовь стала одним из cornerstones моей жизни – я впервые познал тело женщины, для которой была ценна моя личность. Моя ценность не измерялась моим доходом, а мое тело не было спортивным тренажером – таким, который используют гребцы, чтобы не потерять навыки в межсезонье.


Однажды один из классиков психологии Жан Пиаже сказал, что для человека инструментом адаптации является интеллект. Для меня инструментом адаптации являются деньги. Может быть, из-за того, что живя в пока еще не совсем понятной культуре, в которой я продолжаю оставаться чужим, я еще не нашел наиболее эффективного применения моему интеллекту, или потому, что мой интеллект имеет прямое выражение в моих словах, которые в Минске для девятнадцатилетнего пиарщика я продавал достаточно успешно, деньги достаются мне с большим трудом.
Если для мужчины в тридцать или сорок лет быть бедным стыдно, то в двадцать лет быть бедным грустно. И одиноко. Ты не можешь пригласить девушку в кафе, съездить к ней в другую страну, а перспектива снимать жилплощадь, большую, чем твоя комната в общежитии, еще вызывает у тебя страх.


Но в условиях хождения по бритве общего прожиточного минимума особенно сильно растет мотивация достигнуть индивидуального прожиточного максимума. Это называется амбицией. Молодость, это когда ненависть становится твоим оружием а одиночество делает ее холодной и расчетливой, когда сильная, но невозможная любовь указывает на то, чего не хватает в тебе, чтобы сделать возможной другую, когда ты проходишь через отчаяние, которое ломает одних и делает сильнее других. После того, как много-много раз ты просыпался с душной и горькой мыслью: «Блин, начался новый день, скорей бы он закончился», ты начинаешь просыпаться улыбаясь с мыслью: «Суки! Новый день начался. Кто не спрятался – я не виноват». Ну, или что-то в этом роде. Молодость это не страдание, которое проходит, это страдание, которое ты побеждаешь. Но все-таки страдание.
Недавно я ехал в метро и мне было очень грустно. Я думал о том, что в последние два года моя молодость принесла мне гораздо больше страданий, чем радостей. А когда я повзрослею, я буду по ней скучать. Какой тогда смысл? Когда тебя постоянно что-то обламывает с разных сторон твоей жизни, трудно воспринимать обломы как испытания. Но очень многие вещи оказываются тем, чем мы их называем. У нас и только у нас есть свобода и ответственность выбирать между обломом и испытанием. Важно знать, что это одно и тоже, один и тот же греческий актер под двумя разными масками.
Чья это постановка?
Моя.
Кто не спрятался – я не виноват.
Curtain up!


Mo_Jah_Head





Уже опубликовано:

1. Мои соседи вчера трахались
   
2. С Новым Годом!