Современная Франция находится в явно предкризисном состоянии. Оба долгоиграющих последеголлевских президента, независимо от того, к какому политическому лагерю они принадлежали - Франсуа Миттеран и Жак Ширак вместо того, чтобы решать возникающие перед страной проблемы «в порядке поступления», концентрировались на
обустройстве собственного политического и личного комфорта.

Быть политическим предсказателем - задача неблагодарная. Но все же мне представляется, что на грядущих выборах победит Николя Саркози. Большинство граждан напуганы перманентными беспорядками и жаждут «твердой руки» на французский лад.

Саркози (что бы не говорили у нас про него люди, чье сердце кровью обливается за российских олигархов и их прерванный в Куршавеле досуг) производит впечатление дельного и порядочного управленца. Однако технические решения, которые он, в случае избрания президентом, начнет принимать, не решат проблем, стоящих перед страной.

Дело не только в том, что технические силовые меры по «наведению порядка» во Франции слишком запоздали, но и в том, что оные проблемы относятся к категории «нерешаемых». Если посмотреть на ситуацию с точки зрения теории Льва Гумилева (что отнюдь не обязательно - но надо же выбрать какую-то систему координат), то можно с большой долей уверенностью сказать, что французский этнос находится на переломе от благополучной инерционной фазы к фазе обскурации. Со всеми вытекающими отсюда
неприятными последствиями. Которые, естественно, можно при грамотной политике смягчать и корректировать, перенаправлять в другое русло. Но здесь нужны смелые решения, наподобие тех, которые принимал Шарль де Голль.

Судьба генерала де Голля представляет собой крайне интересное явление, особенно, для послевоенной Европы. Он, скорее, человек прошлого или будущего. Не зря де Голля самые разные люди называли «коннетаблем» (высшая военная должность в средневековой Франции с чрезвычайными полномочиями). На фотографиях он напоминает то ли Дон Кихота, то ли Ланселота Озерного - человек очень высокого роста, неулыбчивый, с романтическим взглядом, устремленным куда-то вдаль.

В силу своей анахроничности сытому межвоенному мельтешению, де Голль, несмотря на свои способности и высокую репутацию, весьма медленно продвигался по карьерной лестнице (до пятидесяти лет он был полковником). Не способствовали служебному продвижению и его активно отстаиваемые взгляды сторонника маневренной войны.

Тут что интересно. Перед Первой мировой войной французы, проникнувшись наступательным духом военной теории Клаузевица, готовились к наступательной войне. Однако к 1914 году военная техника вышла на тот виток, когда наступление становится крайне затратной формой. Мощная артиллерия, пулеметы, траншеи, колючая проволока, блиндажи,
минные поля приводили к чудовищным потерям при минимальных достижениях.

Поэтому французские маршалы и генералы (Петен, Вейган и пр.) в двадцатые - тридцатые годы отстаивали концепцию оборонительной войны, результатом чего явились
огромные вложения в линию Мажино.

Но не зря мудрые китайские стратеги типа У-Цзы учат нас трепетному вниманию к уникальности момента. Ибо развитие военной техники уже выходило на новый виток, когда появилась возможность маневренной войны - благодаря усовершенствованию и массовому применению танков и самолетов. Об этом предупреждали и в Англии, и во Франции,
и в Советской России. Но своевременные выводы сделали в только Германии.

Классическая схема блицкрига выглядит следующим образом. Вначале авиация устраивает интенсивные бомбежки укрепленных позиций противника, «вбивая» того в землю. Артиллерия, соответственно, выполняет аналогичную работу. Под прикрытием авиации и артиллерии, к нужным участкам подходят специальные штурмовые группы,
проделывая «дыры» в линиях обороны - в противном случае, танки станут гореть как свечки.

Дыры проделаны - можно пускать танки. Они преодолевают оборонительные линии противника и выходят на оперативный простор, круша всю инфраструктуру, и изолируя части противника друг от друга в «котлах». Дальше - идет пехота.

Такую тактику немцы успешно опробовали в Польше. Война с англичанами в Африке добавила еще один аспект - к танкам были прикомандированы противотанковые пушки. Если англичане подтягивали к месту прорыва собственные танки, фельдмаршал Роммель быстро разворачивал эти орудия, уничтожая машины противника и сберегая собственные (танк - штука дорогая).

А вот французы долгое время мыслили категориями Первой мировой войны, когда танки придавались пехотным частями и играли вспомогательную роль.

Но «коннетабль» де Голль не зря так любил боевые машины - они напоминали ему рыцарскую кавалерию. А главное преимущество кавалерии - скорость, поэтому из истории мы знаем немало случаев, когда слабая пехота сковывала действие собственной же сильной конницы, чем приводила к поражению. Например, битва при Каталаунских полях, где
был разбит сам Аттила.

Поэтому де Голль яростно (но тщетно) боролся за создание самостоятельных танковых корпусов и армий. Чем нажил себе немало врагов среди военной и политической верхушки собственной страны.

Вообще, Франция в период между двумя великими войнами представляла собой весьма поучительную картину. В Первую мировую там был силен патриотический порыв, позволивший нации (благодаря большой военной помощи России, Англии и финансовым вливаниям США) победить немцев - чудо, да и только. Однако страна «истекла
кровью», потеряв цвет населения.

В двадцатые и тридцатые здесь возобладали пацифизм, гедонизм и т.д. При этом, республика была весьма благополучна (не считая периода Великого кризиса - ну да он носил общемировой характер), промышленность развивалась неплохо. А вот с демографией было худо - отрицательный прирост населения. Поэтому противостоять немцам,
превосходившим Францию почти вдвое было сложновато. Армия была срочной, время службы - 1 год. Что явно недостаточно даже для освоения боевой техники тридцатых
годов.

У нас много писали о «предательстве» французами своих союзников - чехов, поляков, «отданных» Гитлеру на растерзание. Однако, при принятой во Франции военной системе - «улитки в раковине», трудно было бы ожидать, чтобы эта улитка вылезла из своей скорлупы (линии Мажино) и с голым телом атаковала бы немцев на их территории.

Я, шутки ради, попробовал в стратегии "День Победы 2" сыграть за Францию в 1939 году. Пока немцы завоевывали Польшу, мои французы всеми силами атаковали Германию на западе. И что же - полный разгром французской армии.

Впрочем, действительно, правящие политики страны, независимо от их политических взглядов, были охвачены тогда каким-то безумием.

Безумие правящей элиты встречается в мировой истории (нам ли этого не знать!). Применительно к предвоенной Франции оно выразилось,
в частности, в оказании технической помощи Финляндии во время советско-финской войны, и планах, в связи с этим, действуя из Сирии
(тогда - подмандатная французская территория), разрушить нефтепромыслы СССР в Баку. Напомним, что шел 1939 год (!)

Впрочем, Франция в собственной истории нередко действовала вопреки своим интересам, руководствуясь «ложными идеями», а не «здоровым инстинктом» (подобно Англии). Может быть, это следствие пресловутого французского «рационализма», культа Разума (который,
увы, часто порождает заблуждения).

Итак, грянула Вторая мировая война, совсем непохожая на Первую. Польша была сломлена вермахтом в течение двух недель, затем
наступила очередь французов. Масса виднейших политиков (чуть ли не из всех партий, за исключением коммунистов), маршалов, высших
чиновников оказались в рядах коллаборационистов. Де Голль же успел вырваться в Англию, где создал организацию «Сражающаяся Франция». В этом он нашел поддержку Уинстона Черчилля, который, будучи пассионарием сам, умел ценить пассионарность в других.

Ценить то ценил, но независимость французского генерала (и генералом ставшим лишь в 1940 году) крайне раздражала Черчилля. А уж
демократ Рузвельт и вовсе не переваривал Шарля де Голля с его квазимонархическими средневековыми замашками. Союзники все время
пытались создать параллельные эмигрантские структуры, слить с ними «Сражающуюся Францию», разбавить ее и пр.

Но то, что так хорошо получается в современной российской политике (все эти разводки), не прошло с де Голлем. Романтичный генерал
оказался отличным политическим стратегом. В сущности, он располагал единственным ресурсом - добрым именем патриота, сохранял его в
течение всей политической карьеры, и выжал из него максимум политических дивидендов.

А продажность и идейное убожество конкурентов де Голля постепенно становилось ясным даже их покровителям. Большую роль здесь
сыграла хорошая выдержка генерала, привыкшего играть вдлинную. И - его высокое чувство собственного достоинства. Свои представления
о военной и политической стратегии де Голль еще в предвоенные годы изложил в замечательной книге «На острие шпаги» (там заметно
влияние философа Бергсона).

Решая задачи укрепления собственной власти как единственного законного представителя Франции (никем, кстати, неизбранного), генерал
выполнил и выдающуюся патриотическую роль. Он сумел закрепить в сознании мирового сообщества имидж Франции как одной из
держав-победительниц. Что было далеко не так легко сделать, ибо на стороне стран фашистской Оси французов воевало ничуть не меньше,
чем против нее.

В первые послевоенные годы генерал оказался признанным лидером страны. Тем не менее, он не вписался в восстановленную в стране
партийно-парламентскую систему власти и добровольно ушел в отставку с поста главы Временного правительства.

Позднее, в 1947 году генерал пытался создать собственную партию - РПФ («Объединение французского народа»). Однако она не оправдала
возлагаемых на нее ожиданий. На долгие десять лет де Голль оказался вне политики. Но он умел ждать. Здесь, кстати, проявилось изрядное
мужество нашего стратега - ему ведь шел уже седьмой десяток, и время неумолимо отсчитывало свой ход.

В пятидесятые годы чехарда парламентских кабинетов, развал колониальной империи и экономические трудности загнали страну в тупик.
Здесь-то взоры нации и обратились к одинокому генералу. Одиноким, он, конечно, лишь казался, умело подталкивая через своих влиятельных сторонников политическую ситуацию в нужном направлении.

Главной проблемой на тот момент была война в Алжире. Отказавшись от Индокитая и многих африканских владений, Франция упорно цеплялась за Алжир. Возникло немало праворадикальных организаций, которые, опираясь на симпатизировавших им генералов, устраивали
разнообразные заговоры против Республики. Кое-кто среди них возлагал определенные надежды на де Голля.

Впрочем, с его именем связывались и чаяний противоположного рода. Шарль де Голль же искусно хранил молчание, никого не разочаровывая, но во всех вселяя надежду. И чрезвычайно искусно чувствуя ситуацию.

1 июня в парламенте происходит голосование, сделавшее генерала главой правительства. На следующий день де Голль затребовал для себя
чрезвычайных полномочий.

«Я пришел с опозданием на десять лет... Если бы я мог рассчитывать на то, что у меня еще есть впереди десять лет...». Генералу было шестьдесят семь. И судьба отпустила ему как раз десять лет, чтобы управлять Францией.

Что же он сделал? Сначала необходимо было решить проблему Алжира. Де Голль желал сохранить его в составе Франции на правах своеобразной автономии, но процесс эмансипации зашел слишком далеко, это было невозможно. Пришлось, скрепя сердце, постепенно
начать процесс предоставления алжирцам независимости.

Ультраправые поняли, что обманулись в надеждах на де Голля. Но поднятые ими мятежи были подавлены, а покушения - продотвращены.

В августе 1962 года террористы атаковали автомобиль, в котором ехал де Голль. Генерал подтвердил смертный приговор лишь главарю
банды полковнику Бастьен-Тьери, потому что тот, "офицер французской армии, стрелять не умеет".

Прекращение колониальной войны позволило сосредоточиться на развитии страны. Генерал, провел конституционную реформу, превратившую Францию в президентскую республику. По словам французских коммунистов, в стране установился «режим личной власти де
Голля».

Далее, Франция превратилась в страну с самым высоким на Западе уровнем государственного планирования. Она жила по «планам экономического и социального развития». Ежегодный прирост экономики составлял где-то порядка 8%. Де Голль старался проводить политику «участия» рабочих в прибылях предприятий (то, что в Штатах называлось «народным капитализмом»).

Отрицательная демография сменилась положительной.

Но приоритетом генерала была внешняя политика. Шарль де Голль мечтал вернуть Франции былое величие. Увы, с ее ресурсами серьезно
конкурировать с США и СССР было невозможно.

Тогда генерал начал налаживать отношения с Западной Германией, заключив с канцлером Конрадом Аденауэром «соглашение об угле и
стали». Оно положило начало формированию Европейского Союза, хотя де Голль понимал его не как потенциальное сверхгосударство, а союз европейских стран, каждая из которых сохраняла свою уникальность (при гегемонии Франции J).

Генерал пытался сформировать самостоятельный центр силы. Однако в условиях биполярности сделать это было практически невозможно.
Все же, де Голль вывел Францию из военной организации НАТО, стараясь играть на противоречиях между Америкой и Советским Союзом.

Последнее событие произошло в 1967 году. А в мае 1968 года в Париже грянули знаменитые студенческие волнения, и - отдельно от них - массовые забастовки на предприятиях. Так сказать, «оранжевая революция».

События 1968 года имели массу серьезных причин.

К примеру, рост заработной платы рабочих сильно отставал от роста доходов капиталистов и чиновников (знакомая картина, не правда ли?).
Это объяснялось необходимостью «стабилизации» и «величия», расплачиваться за которые, естественно, приходилось отнюдь не высшим
классам.

Правда, стабилизация и величие при де Голле были отнюдь не виртуальными. Деньги, направленные на оборону не распиливались, а
доходили до места назначения (в частности, во Франции были созданы самостоятельные ядерные силы, испытана водородная бомба).

В основе более радикальных, чем коммунистические забастовки, студенческих волнений лежали глубокие социокультурные процессы,
затронувшие значительную часть мира (вспомним «Пражскую весну» или «культурную революцию» в Китае). Но сдетонировать беспорядки,
скорее всего, могла агентура США, крайне заинтересованных в уходе генерала. В принципе, поднести спичку к пороховой бочке дело
нетрудное. А идей «сексуальной революции» и т.п. почти восьмидесятилетний генерал (отличный семьянин) просто не понимал.

В связи с этим на ум приходят недавние бунты в Париже - аккурат после расхождений Франции с американцами на Ближнем востоке.

Де Голль, не любя парламентской демократии, стремился управлять Францией посредством референдумов. Он поставил на всенародный плебисцит вопрос за предоставление «государству, и, прежде всего его главе, полномочий для того, чтобы обеспечить обновление». А, проиграв - ушел в отставку. Через два года, в 1970 году Шарль де Голль умер от разрыва аорты.