Десять лет назад бард ушёл.
Кому-то были песни его важней, чем собор.
Объединял, улицу нашу нагрел.
(А теперь никакой невозможен сбор.)
По Калуге – когда-то его – бреду,
На школе мемориальную доску вижу.
Солнечных пятен вбираю свет,
Что выжигает эмоций негожих жижу.
Помню ли песни? Тут ясен ответ.
1
Восьмигранник церкви Сан-Витали
Бежеват, и патина вверху.
Ну а вы чего помимо ждали,
Ведь названье церкви на слуху.
Новые ворота фонарями
Ярко в час ночной озарены.
А сквожение аркад мы сами,
Если день и зной, ценить должны.
Мавзолеев мир и мир базилик.
Спят епископы у древних стен.
Слой за слоем снять едва ль осилишь –
Время непонятно нам совсем.
2
Сан-Апполинаре с древней башней –
В тридцать с гаком метров высотой.
Время кончилось как будто, день вчерашний
Вечною тут растворён водой.
3
Башни – чудо! Стрельчатые окна,
Черепица, мавзолеи, лад.
И былого нежные волокна
Каменною силою блестят.
4
Купола, мозаики и стены,
И сквозящий воздух тут медов.
Кипарисы – тень былой вселенной,
Что не поняла бы наших слов.
5
Пьяццо открывается ветрам.
Горное есть нечто в том хребтовом
Очерке базилики, что сам
Чудом почитаешь – вечно новым.
Даже не решаешься зайти.
Кладка кирпича. А вон вокзал.
Гость не знает верного пути,
Оттого восторг его не мал.
6
Строенья – узурпация пространства,
Не о базиликах, конечно, речь –
Их внешний миф! И тех глубин убранство,
Где ощущаешь ход воздушных рек.
Камнями оправданье ляжет в душу
Того, что истоптали люди сушу.
7
Богатство интерьера контрастирует
С довольно внятной внешней простотой.
Равенна церкви мира дарит миру и
Тебе всей суммой древности златой.
Всей суммой сложной – той кирпично-красной,
Колоннами, мозаиками, всем.
Что в мире выше сумм и мысли ясной?
Пожалуй, вера – эта тема тем.
* * *
Эта жизнь как свеча на ветру
Задувающим, резком, осеннем.
Ощущенье и знанье – умру
Не мешает ведь грезить спасеньем.
Но свеча – значит пламя и свет,
Жизнь, лишённая этого – мелочь.
На вопрос коль находишь ответ –
Это значит – действительна зрелость.
Всё ж – свеча на ветру, всё же страх,
Что погасят столь зыбкое пламя.
Жизнь рассеянную в зеркалах
В отражениях ведаем сами.
* * *
Сколь кремлёвские высоты подавляют?
Сад василь Блаженного цветёт.
А внутри аскеза потрясает –
Телу дан железный укорот.
Мост широк чуть далее, приподнят.
Небо над простором каково!
Дом Пашкова человек припомнит –
Вот изящных линий торжество.
Сквер Миусы – маленький и милый,
А Дом Пионеров рядом крут.
Он массивен. Только перспективой
Ныне, друг, увы, не пахнет тут.
Разная Москва – пестра, криклива,
Яркая, вот переулков сеть,
Вот громоздкость нового массива.
Вся Москва - как солнечно диво,
Можно не любить её посметь?
* * *
В слезах захлёбываясь, ей
О муже в коме повествует.
Подруги не было верней!
Но ведь спокойно существует.
-Сижу я у него час-два.
А он растение, что делать?
И мнутся, давятся слова,
Давно уж потеряла смелость,
Надежду и т. п.
Слова
Успокоенья не помогут.
Подруга виски льёт. Права.
Не предлагать же йогурт.
Тесно ли было в ковчеге?
Доски скрипели.
Ветхие доски скрипели и пели,
Пели – едва ли о человеке.
Тесно ли было в ковчеге?
Масса ли водная в щели слепила?
Было.
Змеи ли ползали возле ног
Лошадей и баранов?
Сколько же утренних было туманов!
Ну а надежд! Ну а самообманов!
Нить золотая рвущихся строк.
Всё-таки будет надёжный полёт
Нежной голубки. Будет.
И человек до конца не погубит
Землю набором грехов и забот.