Исследователи справедливо отмечают, что первые две версии жизни первого русского писателя полны противоречий и умолчаний. И если первая жизнь о.Иллариона похожа на икону, поставленную в красный угол, то вторая просто гротеск - чистокровная сатира на злобу Бог знает какого дня. Иконописная литература - агиография - страдает вычурностью, если не вымученностью. Высасыванием фактов из пальца и акцентуацией внимания на событиях, не стоящих выеденного яйца. И потом: писать икону с живого человека опасно: вслед за возвышеными и необоснованными фантазиями сознание летит в пропасть нигилизма. Ведь у каждого живого человека есть есть теневые стороны, которые неизбежно вылезут в самый неподходящий момент. У каждого под кроватью скрывается ночной горшок, в кровати - нередко есть жена или что-нибудь похуже...

С другой стороны - пламенный пассионарий и яростный фанатик - прибежище женщин и подростков, отстающих в развитии. Эти достойные категории населения от инх без ума, которого никогда и небыло. А люди взрослые фанатиков с любым знаком всегда боятся. Не важно, какого знака этот людоед - за наших он или против наших. Важно только одно: в конце концов он доведёт всех ему поверивших до греха

Именно поэтому в глазах пытливых и любознательных обе биографии первого литератора - крайности, а истина лежит где-то там, посередине. Где же искать правду? Ответ пришёл из Парижа: там в старых королевских архивах обнаружили написанную на классической латыни ксерокопию жития отца Иллариона, тайно вывезенную зарубеж княжной Анной ещё в 1048 году.

Согласно этому документу, о.Илларион был сыном Ярослава Мудрого. Но не только его: злые языки говорили, что отец Ярослава - Владимир Великий - часто заходил к снохе потолковать о возвышенных материях. И вообще проверить - всё ли у женщины хорошо. И нередко уходил довольно поздно. Родился ребёнок, и Ярослав сразу же не полюбил сына - поверил, видимо, сплетням. Однако мать его оказалась доброй и мудрой женщиной: зная, что дитяти не светят воинские подвиги, стала готовить его к поприщу духовному. С утра до вечера твердила мальчику, что вырастет и покажет своему отцу, что он достоин славы дедушки.

Говорят, что юный Илларион учился в школе без особого энтузиазма. Для того, чтобы приобщить его к культуре, мама уговорила папу отправить ребёнка в Константинополь. Попав в руки настоящих учителей, Илларион сразу раскрыл свои немалые таланты. Вернувшись в Киев, он становиться преподавателем, а затем, несмотря на молодость, ректором Академии управления при великом князе - этой кузнице кадров аппарата империи.

Отточив свои педагогические таланты на оселке опыта, он вступает в идеологическую схватку с многоликим Змеем Горынычем - врагами православной веры. В то время у Аспида было три головы: язычество, католицизм и иудаизм. С язычниками разговор был простой: застенок и дыба. С католиками - всё больше простыми немецкими мужиками в рясах - отец Илларион разделался в два счёта, имея за плечами риторскую школу. С иудеями пришлось напрячь все интеллектуальные силы: противник был серьозный. Но имено диспуты с раввнинами привлекли внимание всех образованных киевлян и создали о.Иллариону заслуженную славу блестящего полемиста.

Герой наш в то время был ещё в небольших летах и горяч чрезмерно. Он с упоением читал жития мученников 3-го века и алкал немедленной святости. Христианам времён Диоклетиана легко было попасть в рай: достаточно было просто заявить о себе первому попавшемуся центуриону - и его бросали на арену со львами. Но в Киеве 11-го века с этим было сложнее. Но о.Илларион придумал выход: он внёс столько экспрессии в споры с иудеями, столько личных эмоций, что была у него надежда - зарежут его оппоненты прямо во время дискуссии. Однако раввины только кряхтели и огрызались: ну кто в трезвом уме и доброй памяти поднимет руку на княжича? Папа его хоть и не любит, но обязательно использует этот повод, чтобы развалить семейный бизнес.

Папа вскоре нашёл применение молодецким силам сыночка: назначил его епископом в убыточную епархию. Прибыв на место, о.Илларион сразу понял, что организация хозяйства из рук вон: нужны кадры хороших управленцев. Тут сказался первый талант героя: он никогда не был узким националистом и тем более - простым антисемитом. Не считаясь с убогими предрассудками своих сотрудников, он он созвонился с теми солидными людьми,с которыми он дотоле вёл диспуты - и те присоветовали ему команду толковых менеджеров. Эти ребята в два года подняли на ноги запущенное хозяйство.

По мере роста авторитета отца Иллариона зашевелились его недоброжелатели: греческий митрополит и его клевреты стали распускать слухи, один гаже другого. Во-первых, что он продался евреям и пошёл в масоны. Действительно, Илларион открыто говорил, что узколобый антисемитизм не к лицу великому народу.Евреев боятся только слабые или запуганные жизнью люди - а разве русский народ слаб или запуган кем-то?

Вторая клевета касалась морального облика святого мужа: в подмётных листках ему инкриминировали многочисленные и неупорядоченные связи с особами женского пола.И слава Богу, что только женского! А ведь всё дело было в том, что о.Илларион был очень демократичен, очень доступен для малых сих - и женщины вериницами шли к нему за утешением. К тому же о.Илларион давал повод злопыхателям, слишком часто посещая женские монастыри в рамках пастырского надзора.

Уже в зрелом возрасте проявились дипломатические таланты о.Иллариона. Первый блин, разумеется, был здесь комом: в 43-м году он ездил во главе посольства в Берлин - сватать княжну Анну за тамошнего императора. Девушка, надо сказать, была не самого лучшего воспитания - просто оторвать и выбросить, но жалко. Фашисты долго крутили носом, набивали себе цену - и девица не первый сорт, и приданое пустяшное - издевались, как могли. Миссия не увенчалась успехом исключительно по вине противной стороны.

Недруги о.Иллариона недолго зубоскалили по этому поводу: в том же году он мастерски провёл переговоры в Константинополе по поводу наших пленных. Дело в том, что стареющий великий князь уступил слёзным просьбам своего любимого внука: внучек, будучи бесталанным вертопрахом, очень хотел прибить свой щит к воротам Царьграда - как Вещий Олег. Захотелось ребёнку славы за казённый счёт. И вот Краснознамённый ордена Ленина Черноморский флот двинулся к берегам Понта Эвксинского. Многие далеко не ушли - старые консервные банки стали тонуть от морской болезни. А те, кто дошёл до Босфора - были потоплены силами береговой обороны. Часть русских богатырей достигла берега и попала в плен. Вот о них-то и ездил хлопотать Илларион.

А в 1048 году он же блестяще провёл переговоры по поводу бракосочетания княжны Анны \всё той же самой\ с французским королём. Ему удалось втрое урезать требуемое ненасытными французами приданое да ещё вместо драгоценностей выдать ан руки только простые дорожные чеки. И ещё авизо на парижскую контору нашего Сбербанка. Источник прозрачно намекает о причине, по которой о.Илларион принимал такое активное участие в судьбе княжны Анны: она была его незаконной дочерью от одной жены князя Ярослава.

В 1051 году, учитывая огромные заслуги перед родиной, великий князь назначил его митрополитом всея Руси. Три года всё было очень хорошо и благостно, но как только скончался Ярослав Мудрый - начались неприятности. Новый князь Изяслав вёл прозападную политику и вступил в сношения с папой Римским - известным врагом православия. Администрация княжеская стала наполняться агентами Ватикана, паписты всё чаще и выше стали подымать голову в стольном граде Киеве.

Борьба с иностранной заразой была не равной: в окружении князя только его молодая супруга - польская принцесса - поддерживала митрополита.Однако ненадёжна была эта поддержка - князь Изяслав был был грубый самодур, тяжёлый на руку мужлан. Он бил свою жену - кроткую и деликатную голубицу - смертным боем, принуждая перейти в католичество. Несчастная женщина искала утешения у ног о.Иллариона - и недоброжелатели митрополита поспешили влить яд в уши великого князя...

Последние годы о.Иллариона прошли в Киево-Печерской Лавре: он добровольно принял постриг и удалился в пустынь, дабы молиться за своих погрязших во зле современников. Он был первым русским писателем, великим проповедником и национальным пастырем. И этого вполне достаточно, чтобы человека помнили и через 1000 лет.