В противовес оговоренному с Тланги-Лой, вторая встреча с Эльвилем у меня состоялась не на Крылатских Холмах, а в небольшом парке и не во вторник, а в субботу. Дело в том, что когда я позвонил ему на следующий день после разговора с девушкой и сообщил о своем желании постичь тайны магии, он, предложил мне пройти теоретические основы шаманизма в более сжатые сроки, дабы я поскорее влился в общее русло занятий с другими учениками. Для меня его предложение было довольно странным и даже вызвало некоторое огорчение, так как мое вчерашнее смирение с необходимостью вести записи никак не подразумевало под собой первые несколько лекций посвятить лишь им одним. К тому же, как я понял со слов Эльвиля, писать придется и тогда, когда я присоединюсь к остальным членам группы. В расстроенных чувствах я задал ему вопрос:
– А сколько вообще времени потребуется корпеть над конспектами, и будут ли даваться хоть какие-то шаманские практики?
В моем голосе явно звучали нотки недовольства и сдерживаемой претензии, но шаман остался невозмутим.
– Сколько времени? – переспросил он и, недолго помолчав, продолжил. – Хм, да в принципе, можно вообще не писать. Правда я думаю, что, углубляясь в тематику шаманизма, при таком варианте труднее будет понять, о чем ведется речь. Записывать необходимо только для того, чтобы человек мог свободно ориентироваться в терминах учения, чтобы он не задумывался о том, что означает то или иное понятие, потому что в этом случае осмыслить сказанное будет столь же трудно, как пытаться объясниться с иностранцем, язык которого вы не знаете.
Затем Эльвиль сказал, что в обществе, где шаманские традиции являются неотъемлемой частью жизни и где ученик постоянно находится рядом с наставником, все эти понятия естественным образом откладываются в его сознании.
– А у нас, – добавил он, – встречи проходят лишь раз в неделю. Поэтому и необходимо конспектировать и, возможно, даже заучивать некоторые термины, чтобы потом, при обсуждении того или иного аспекта учения, незнакомые слова не вызвали бы путаницы в голове.
Что я мог возразить? Объяснения Эльвиля показались мне не лишенными смысла и я, почувствовав себя ужасно глупо из-за своего раздражения, оставшиеся вопросы отложил до лучшего момента. Мы договорились, что встретимся в субботу в пять вечера около станции метро, опять-таки предварительно созвонившись на случай дождливой погоды. Но дождя не было и в указанный час на выходе из «подземки» меня ожидали Эльвиль и Тланги-Ла.
По пути в парк Эльвиль, спросив, не буду ли я возражать, если мы перейдем на «ты» (на что я, естественно, дал согласие), заявил:
– Для лучшего хода дела, я думаю, нам стоит познакомиться немного поближе. Будет хорошо, если каждый расскажет о том, почему он остановил выбор на шаманизме. Ну, начнем с меня.
И он коротенько поведал мне свою историю. Правда, я дополнил ее некоторыми эпизодами, о которых услышал от шамана гораздо позже.
Оказалось, что мистика всегда привлекала Эльвиля. Его детство сплошь и рядом было окружено различными обрядами, заклинаниями и тому подобными вещами. Иногда ему даже удавалось влиять на ход событий, из-за чего как-то раз он с родителями опоздал на поезд. Ну а сны, ходом которых Эльвиль мог управлять усилием воли, являлись для него обычным делом. Но постепенно все это отошло на второй план, а потом и вовсе забылось, уступив место интересам совсем иного рода. В частности, устремления Эльвиля целиком обратились на поиски праздного времяпрепровождения со своими друзьями-алкоголиками, на игру на гитаре, на карты и на девочек. Такой беспечный образ жизни он вел довольно долго, больше ни о ком и ни о чем не задумываясь. Практически он не жил, а существовал, как фикус на подоконнике, и словно пребывал в каком-то дурном сне.
Но однажды Эльвиль тяжело заболел. Тогда, при очень высокой температуре, его посетила череда ужасных видений, которые не были ни сном, ни явью, а скорее напоминали нечто среднее между двумя этими состояниями. И вот, в одном из таких видений к нему явился шарообразный дух и своей единственной рукой схватил его за горло.
– Я думал, что умру, – вспоминал шаман, – потому что физически ощущал, как задыхаюсь от стальной хватки длинных многосуставных пальцев. Но, как сказал дух, мое время еще не пришло, хотя, пожалуй, и стоило бы забрать с собой такое никчемное существо. А потом он добавил, что если я ничего не изменю в своей жизни, то следующая встреча с ним неминуемо приведет меня к смерти. После этого дух исчез, а вместе с ним отступила и болезнь. Правда, на горле у меня еще несколько дней оставались синяки от его пальцев.
Так вот, Эльвиль до того проникся предостережением, что решил, во что бы то ни стало, измениться. Он ушел в отшельничество, порвал со своими старыми друзьями и привычками, в общем – пытался осмыслить свое существование. Думал даже заложить окна кирпичами, чтобы ничто не отвлекало бы его от размышлений и медитаций, но по некоторым соображениям отказался от этого. А позже Эльвиль устроился работать бутафором в цирковые мастерские и там повстречался с Кочапом Тыкентекьевым, его будущим учителем. Тот приехал с Севера в составе фольклорного ансамбля и заходил к Эльвилю справляться на счет декораций. Так получилось, что они разговорились. Кочап оказался хорошим слушателем, и будущий шаман излил ему душу, рассказав о своей жизни, о видениях, об отшельничестве, и еще сказал, что хочет все бросить и куда-нибудь уехать.
Примерно через месяц, в течение которого Кочап жил у Эльвиля и продавал камчатские сувениры, он неожиданно предложил гостеприимному хозяину поехать вместе с ним на Крайний Север. Тот согласился, надеясь заработать там денег, чтобы потом отправиться в паломничество по святым местам. Когда они добрались до дома Кочапа, Эльвиль узнал, что его проводник был шаманом. В августе, на празднике оленеводов, из Эльвиля были изгнаны злые духи, и там же проведен обряд посвящения. В обряде помимо молодого адепта приняли участие еще несколько человек. Эльвиль так и не узнал, кто были эти люди и вообще больше никогда их не видел. На его же расспросы Кочап сказал, что все они принадлежат к различным этническим группам, и после ритуала разъехались по домам.
Прожив у Кочапа несколько месяцев и так и не найдя хорошей работы, Эльвиль вернулся обратно. Уже будучи дома он обнаружил в себе тягу к творчеству, побудившую его сначала стать художником, затем заняться писательской деятельностью. А потом, когда он начал практику частного психолога, встретился с Тланги-Лой, и они поженились…
Эльвиль прервал свой рассказ и, улыбаясь, кивнул мне, мол: «Есть вопросы?» Мы только что уселись в парке на деревянных скамейках за таким же столом и были обращены лицом друг к другу. Его кивок, по-видимому, был вызван недоумением, которое отобразилось на моей физиономии после слов о женитьбе Эльвиля. Я был поражен тем, что он начал рассказывать о своей жизни, да еще и мне предложил сделать то же самое в отношении своей. Ведь в голове у меня кипели мысли по поводу стирания личной истории, о чем дон Хуан так много говорил своему ученику Карлосу Кастанеде. Под влиянием этого я не желал, чтобы кто-то знал о моем прошлом. К тому же я считал, что шаман – это одинокий воин и женщина ему попросту не нужна. Поэтому, набравшись смелости и узнав у Эльвиля, можно ли с ним говорить начистоту, я с некоторым напором сообщил ему о своих соображениях. И вообще попросил его высказать свое мнение относительно учения дона Хуана, так как был раздосадован расхождениями во взглядах московского и мексиканского шаманов, на что Эльвиль ответил:
– Ну, вообще-то учение дона Хуана, если брать его в целом, не вдаваясь в детали, согласуется с Учением Ворона, и если индеец Хуан Матус действительно существовал, то он был великим шаманом. Что же касается стирания личной истории, то, в принципе – это вещь хорошая. Но в мегаполисе, да и в любой социальной среде, где на жизнь человека большое влияние оказывают государственные организации, ты никогда не сможешь полностью избавиться от личной истории. В той же школе или институте, или, скажем, в домоуправлении – в любом учреждении, куда бы ты ни пришел, предположим, устраиваться на работу – везде о тебе есть сведения, везде на тебя заводят досье. Если тебя на улице задержит милиция, не будешь ведь ты скрывать свое имя и данные, иначе сам можешь представить, чем это обернется. Вот и все. Все твои амбиции о том, что ты стираешь личную историю, окажутся всего лишь иллюзиями… Хотя, знаешь…
Эльвиль сделал небольшую паузу и подал корпус немного вперед, будто собирался нашептать мне нечто важное. Я, влекомый его движением, так же чуть наклонился над столом и, навострив ухо, собрался внимательно слушать. Так мы и застыли, несколько секунд выжидающе вглядываясь друг другу в глаза, а потом он промолвил:
– Есть в Москве люди, которые действительно стерли свою личную историю. Кто они? Откуда? Этого не знает никто. Они живут в своей собственной сказке силы, и им ровным счетом нет ни до кого дела. Не знаю, многие ли из них являются шаманами, но если хорошо подумать, то, пожалуй, можно сказать, что все, хотя можно сказать и обратное... И ты неоднократно сталкивался с ними, все сталкивались с ними.
Эльвиль опять замолчал, с интересом глядя на меня. Я же, заинтригованный его заговорщическим тоном и потерявшись в догадках относительно этих таинственных личностей, то и дело попадавшихся на моем пути, с нетерпением спросил:
– И кто же они?
Эльвиль, еще некоторое время смотрел на меня, как бы решая, стоит ли говорить, а потом, откинувшись на спинку скамейки, непринужденно, словно выкинул бычок в урну, проронил:
– БОМЖи.
Девушка хихикнула и, прикрыв лицо руками, судорожно задергалась в припадке смеха, словно это была самая веселая шутка, которую ей доводилось слышать. Я же, совершенно опешив от ответа Эльвиля, улыбку которого не смогли скрыть даже борода и усы, несколько секунд молча вращал глазами, переводя взгляд то на одного, то на другого своего собеседника. А потом, как Тланги-Ла, немного успокоившись и взглянув на меня, вновь «закатилась» пуще прежнего, при этом обхватив руками живот и издавая сдавленные звуки типа: «А…, а…, а…», – я уже не смог оставаться равнодушным. Поначалу робко, а затем все увереннее и увереннее, моя внутриутробная шарманка набирала обороты.
После, когда все трое нахохотались от души, а девушка, смахнув слезы, сообщила, чтобы на нее не обращали внимания, потому что «это она так…», Эльвиль снова заговорил:
– Стирание личной истории – это внутреннее изменение. Что проку скрывать свое прошлое, если о нем все равно знают твои родители и друзья. В их глазах ты останешься тем же, кем и был, а все разговоры о том, что человек что-то стирает – обычная показуха. С другой стороны, когда ты перестаешь об этом говорить и просто меняешься… Ну, к примеру, у тебя появляются другие интересы, отпадают старые привычки, былые знакомства становятся тебе не нужны, и ты избавляешься от них, вот тогда твоя история и уходит в прошлое. Правда, в этом случае твои близкие, чувствуя и видя это, не дадут тебе просто так свернуть с прежнего пути. Они начинают наседать на тебя с вопросами: «А чем ты занимаешься?»; «А что, у тебя появились новые друзья?»; «Как же ты так – забыл о своих друзьях!?» Или: «…да ладно тебе, выпей с нами, или ты нас не уважаешь?», – ну и все в том же духе. Каждый захочет вернуть тебя в старое русло жизни, каждый предпримет попытку воссоздать тебя прежнего. Тут-то твое стремление и должно быть непоколебимо. Не желание избавиться от личной истории, а именно стремление к внутреннему изменению. Только тогда узы, связывающие тебя с прошлым, начнут разрываться и друзья твои, видя, что с тобой что-то творится (скорее всего, они решат, что ты сошел с ума или совершенно зазнался), в конечном итоге оставят тебя в покое. Ты останешься в их памяти таким, каким был, но о тебе настоящем и тем более будущем, они ничего не смогут сказать.
Ну а что касается моего предложения рассказать немного о себе, так я считаю, что нам стоило бы получше познакомиться друг с другом. Ты же сам расспрашивал обо мне у Тланги-Лы. Тебе было интересно, кто я такой... Конечно, если ты не хочешь говорить – это твое дело, никто тебя к этому и не принуждает, я лишь предложил. Так что – не вижу повода для беспокойства – мы можем сразу перейти к лекции.
Эльвиль замолчал, изучающе рассматривая меня. Мне подумалось, что этот человек, который, несмотря на наше недавнее знакомство уже успел мне чем-то понравиться, действительно прав. Его глаза в буквальном смысле слова излучали свет (так мне показалось) и в них не было ни тени лукавства. За словами Эльвиля чувствовалась какая-то сила – не то, что он обладал красноречием, а именно что-то сверхъестественное, что так притягивает и одновременно пугает. Пожалуй, присутствие этой силы и оказывало на меня такое влияние, что я начинал осознавать всю нелепость своих претензий и прежних убеждений, а в частности – относительно стирания личной истории.
Потупив взор, я уставился на муху, которая «бездыханно» лежала передо мной на столе. Она привлекла к себе мое внимание, когда мы только уселись на скамейки. Тогда я еще удивился, почему ее не склевал какой-нибудь воробей или не утащили муравьи, и предположил, что она рассталась с жизнью совсем недавно.
Я размышлял о том, как могло так случиться, что мне самому не удалось углядеть всю несостоятельность идеи хранить свое прошлое в тайне, да вдобавок с упорством защищать ее, будто кто-то покушался на мою собственность. Мне стало стыдно за свою раздражительность по отношению к Эльвилю, который, напротив, во время беседы ни на толику не повысил голос. Уже во второй раз он заставил меня испытать неловкость и показал, что жизнь моя полна иллюзий. Сам-то я считал себя продвинутым малым, и что мне очень многое открылось о жизни. А сейчас до меня дошло, что я был не прав, и понимание этого легло на мои плечи тяжким грузом, потому что я не представлял, в чем еще мог ошибаться.
Мне припомнилось чье-то высказывание, что человеку необходимо подвергать сомнению свои выводы, касающиеся чего угодно, что их нужно тщательно рассматривать, прежде чем ставить себе на вооружение. А еще в памяти всплыли слова дона Хуана о том, что ученик должен полностью доверять своему учителю. Потому что только в этом случае между ними установятся те отношения, при которых наставник сможет передать своему преемнику силу и знание. Я решил, что это, пожалуй, будет правильно. Эльвиль не был похож на шарлатана. Как я уже говорил: в нем чувствовалась сила. Не знаю, откуда во мне появилось это ощущение, и укрепилась уверенность, что он – тот человек, которого я искал, но, хоть ты тресни, знание об этом было ясным, как божий день. И еще я подумал, что если буду так же глупо вести себя, «наезжая» на шамана, то в конечном итоге меня могут просто-напросто послать куда подальше, и я потеряю возможность что-либо постичь.
Ход моих размышлений, которые на самом деле мелькали намного быстрее, чем слова на бумаге, был бестактно прерван той самой мухой, что казалась мертвой. Она вдруг неожиданно начала дергаться, по-видимому, пытаясь перевернуться брюшком к низу.
– О! Ожила, – встрепенулась Тланги-Ла, до этого момента смотревшая куда-то перед собой.
– Вот тебе и знак, – промолвил Эльвиль. – Рекомендую обратить внимание на то, о чем ты только что думал.
Обрадованный тем, что мне был послан знак, я возвысился в собственных глазах, и вновь меня посетили мысли о моей уникальности. Я понимал, что это, мягко выражаясь, не совсем скромно, а точнее – совсем не скромно, и что они являются проявлением чувства собственной важности (как все-таки замечательно это словосочетание характеризует человеческую заносчивость), однако избавиться от него было нелегко. И чтобы подавить эти мысли, я начал настраивать себя на необходимость с доверием относиться к наставлениям Эльвиля – этакое самовнушение...
– Да уж, человеческая глупость, и в частности моя собственная, действительно не имеет границ, – произнес я вслух.
Со мной такое случалось: когда что-то льстило моему самолюбию и мне удавалось выявить подобную слабость, я брался корить себя. Не знаю, помогало это или нет, но на душе становилось спокойней от осознания того, что тщеславные мысли еще не совсем завладели моим рассудком. Правда, иногда от этого осознания мое честолюбие испытывало новый прилив бодрости, и борьба, в которой хватало места не только цензурным ругательствам, вспыхивала с удвоенной яростью. Обычно вся баталия проходила незаметно для окружающих меня людей. Сейчас же я высказался вслух, но по большей части лишь для того, чтобы показать Эльвилю – я не совсем идиот и намерен дружить с ним. А в подтверждение своего решения, не беря во внимание то, о чем мы только что говорили, глубоко вздохнув, стал рассказывать о себе (но все же очень неуверенно):
– Ну..., – промямлил я, – зовут меня Сергей…
Зачем я это сказал – осталось загадкой. Эльвиль же и Тланги-Ла, словно по команде, удивленно приподняли брови и уставились на меня как на инопланетянина, отчего я смутился еще сильнее, но, памятуя о своем намерении, продолжал.
Мой рассказ уместился всего в несколько предложений. Я сообщил, что учусь в институте и приехал в Москву из другого города, а также то, что, прочитав книги Кастанеды, совсем потерял покой, потому что желание найти учителя, который бы помог мне выбраться из невежества обыденной суеты, казалось неосуществимым. В заключение я добавил, что именно из-за того, что шаманское мировоззрение произвело на меня такое сильное впечатление, я и выбрал это направление духовного развития.
–... Вот, пожалуй, и все, – резюмировал я, не представляя, что еще можно поведать о себе (не то, чтобы я не хотел, просто действительно не знал, ибо, повторюсь еще раз, чувствовал какую-то скованность).
Эльвиль с участием покачал головой, будто мой рассказ поразил его до глубины души, а затем промолвил:
– Ну, что ж – хорошо! Теперь будем писать...
– Эльвиль, извини, пожалуйста, я перебил тебя, когда ты сказал, что вы с Тланги-Лой поженились..., а в то время ты уже был шаманом? Ну… после того, как прошел посвящение и вернулся с Севера. Ведь ты же пробыл там всего несколько месяцев, возможно ли за это время стать шаманом?
– Стать шаманом? – эхом отозвался он. – Да нет, для осознания всего случившегося мне потребовался не один год. Поначалу я искал знания в совершенно далеких от шаманизма областях, так как он казался мне недостаточно культурным. Это были различные философские учения: каббала, гностическое христианство, герметизм... Уже потом, при более глубоком погружении в их доктрины, стало видно, что все религиозные системы имеют под собой более древнюю почву. Это-то и был шаманизм. Он предстал в своем истинном виде, как бы вырвавшись откуда-то изнутри, расставив все по своим местам. Я начал встречаться непосредственно с носителями шаманской культуры, а так же с этнографами и антропологами, которые работали с народами Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера. В итоге и сложилась целостная система знаний. Должен признаться, что я был не прав, считая шаманизм достоянием отсталых в своем развитии народов. Конечно, с точки зрения прогресса западной цивилизации так оно и есть. Но – это только с точки зрения цивилизации. На самом же деле шаманизм очень высококультурен и этичен по своей сути. Это относится к любому учению, цель которого – достижение гармонии между Природой и человеком, внутренней гармонии в самом себе. Если не судить поверхностно и только по тому как шаман неистово танцует вокруг костра с бубном, а попытаться ощутить, что же такое шаманизм, то станет понятным это утверждение о культурности и этичности шаманизма.
– Да в принципе и так понятно, – произнес я, желая поделиться с Эльвилем своими домыслами по этому поводу.
Мне захотелось сказать, насколько глубоко я разделяю его точку зрения касательно человеческого отношения к природе, и был очень рад, когда, начав излагать свое мнение, увидел, что Эльвиль меня внимательно слушает. Его одобрительный взгляд помог мне расслабиться и говорить более уверенно. Отдавшись потоку слов, который постепенно усиливал в груди какое-то тревожное щемящее чувство, меня буквально прорвало. В сознании словно плотина обрушилась, и волна воспоминаний захлестнула меня с головой.
Первое, что всплыло в памяти – были детские годы, когда мое жестокое обращение с животными порой пугало меня самого. Я никогда ни с кем не разговаривал о своих переживаниях и лишь носил их в себе, сожалея о содеянном и прося у Вселенной прощения за это, а теперь... Теперь я рассказал Эльвилю все о своей жизни, ну – не все, но многое. Не знаю, почему ему, но именно в нем мне виделся человек, который не станет осуждать и возможно окажет даже какую-то поддержку.
Эльвиль слушал не перебивая. Я поведал ему и о воровстве, и о крещении, и о различных неудачах в отношении с друзьями и родителями – в общем, обо всем том, что тяжким грузом лежало на душе. А потом, когда моя исповедь закончилась, и эмоции немного улеглись, я уже с приподнятым настроением вещал о жизни в военном училище, о поступлении в московский ВУЗ, о знакомстве с колдуньей Наташей и о многом другом. Местами мы все трое смеялись, и было видно, что мои искренность и рассказ о себе позволили установить между нами более доверительные, я бы даже сказал, дружеские отношения.
После того, как мое повествование закончилось, я, довольный собой, решил подвести итог всему сказанному и заявил, что по жизни меня ведет незримая Сила, потому что все сложилось именно таким образом, чтобы я непременно оказался в Москве и повстречался с Эльвилем. Сам Эльвиль довольно холодно отреагировал на мое заявление, лишь согласившись, что это, мол, действительно любопытно, но и только. Это несколько остудило меня.
Потом Эльвиль резко сменил тему. Он стал расспрашивать, каким образом проявляются мои головные боли (об этом я ему тоже говорил) и выяснилось, что у меня повышенное внутричерепное давление. Он посоветовал мне делать во время приступов холодные примочки на лоб, а также с усилием массировать виски. В дополнение к этому он порекомендовал мне практиковать технику расслабления. Она заключалась в следующем.
Необходимо было сконцентрировать все внимание на ступнях ног и ощутить в них тепло. Затем, когда это получилось, нужно медленно начать поднимать тепло вверх по телу, но только не пускать его в голову. Эльвиль объяснил, что таким образом кровяное давление в голове уменьшится и боль пройдет. Но что еще более важно, практика эта дает телу хороший отдых, а сердцу спокойствие.
Техника эта и вправду оказалась действенной. Бывало, я замечал, как по мере «нагревания» конечностей, ото лба будто отходила какая-то прохладная струйка навстречу подкатывавшей снизу теплой волне, и он охлаждался. Когда мне удавалось это осознать, до меня доходило, что одной ногой я уже нахожусь в мире снов, но взбудораженный этим фактом ум выдергивал ногу обратно. Но обычно момент погружения в сон оставался все же незамеченным.
В ту встречу с Эльвилем мы проговорили часа три, и я так и не сделал ни одной записи из его лекционного курса. Столь длительная беседа на занятии была исключением из правил, так как шаман четко планировал свои дела, отводя для каждого из них определенное количество времени. Хотя помимо работы в группе Эльвиль много общался с учениками и вне этих еженедельных встреч, но в целом распорядок его дня был строгим и последовательным. Если же возникала крайняя необходимость, Эльвиль откладывал какое-то дело, но потом он обязательно, доводил его до конца.
Поначалу, памятуя слова дона Хуана о том, что у воина не должно быть распорядков, я сомневался в Эльвиле как в наставнике. Но позже мне стало понятно, что этот человек дорожит каждым мигом своей жизни и на дела, которые он проделывал за месяц, у многих, как мне думается (и у меня в том числе), могло не хватить и всей жизни. А не это ли, по убеждениям того же мексиканского индейца Хуана Матуса, является показателем жизни воина, когда человек ни на минуту не забывает о том, что время не резиновое и что каждая секунда может оказаться последней. От того и столь жесткая самодисциплина.
Можно представить, что человек, который непомерно работает, по идее должен выглядеть усталым и разбитым. Но! В том-то все и дело: сколько я ни встречался с Эльвилем, он всегда находился в бодром расположении духа. На мой вопрос, как ему это удается, он не долго думая ответил, что нужно уметь отдыхать, а еще важно – выполнять работу без суеты.
– К тому же, – добавлял он, – когда человек находит свое место в жизни, Сила поддерживает его. Но для ее обретения не стоит стремиться к такой жизни как у меня – у каждого свой путь. Не бери меня в пример для подражания и вообще никого не бери...

1. Глава 1
   
2. Глава 2
   
3. Глава 3
   
4. Глава 4 начало
   
5. Глава 4 продолжение
   
6. Глава 4 окончание
   
7. Глава 5
   
8. Глава 5 продолжение
   
9. Глава 6
   
10. Глава 6 (продолжение)