КИНОПОВЕСТЬ
11.

Ноги несли Куве прямо по направлению к мазару Хазрет Айим. Он неосознанно шел туда, где много лет назад молодым, во главе комиссии райисполкома занимался тайной ликвидацией останков из святой могилы. Захоронение, боясь огласки, раскапывали без помощи рабочих сами члены комиссии – коммунисты со стажем и “чистыми” анкетами. Вытащив древний прах Хазрет Айим, “ответственные землекопы” засыпали могилу речной галькой, а сверху землей, добавив строительного мусора. Получилось убедительно. После, когда грунт отлежался, пригласили представителей духовенства и часть верующих, при них вновь раскопали “святую” могилу. Факт отсутствия останков был настолько очевиден, что обманутые люди безоговорочно поверили властям.
Куве шел, а за ним по пятам неотступно следовала тень человека-призрака. Ферганский нож в черных ножнах с цветным орнаментом болтался на поясе.
Куве продолжал пить коньяк, глоток за глотком. Из глубин памяти, как из тумана, выплывали образы прошлого:
…Лес, туристы, голоса, смех, гитарные переборы, пламя костров, хороводы девчат, их жаркие губы, руки-лианы, обвивающие его шею. Возникла и смолкла старая песня туристских бардов: “Из Калуги и Винницы, вы питомцы гостиницы!”. Затем в памяти всплыл – как будто это было вчера! – освещенный закатным солнцем мазар Хазрет Айим. Совершенно безлюдный с одинокой фигуркой женщины-паломницы, читающей молитву в открытом насквозь дупле огромной орешины, похожем на арку, со священным ручьем посередине. Женщина обернулась на его шаги... Безумные, широко раскрытые от ужаса глаза красавицы!.. Его сердце бешено заколотилось, готовое вырваться из груди!.. Что было дальше, Куве помнит обрывками: она побежала от человека с безумными глазами с громким криком, как дикая лань, перепрыгивая арыки и поваленные деревья. Злые ветки хлестали женщину по лицу, хищно рвали в клочья платье, обнажая белое тело.
Куве, обливаясь потом, бежал по узкой тропинке своих воспоминаний. За ним мчалась тень человека-призрака. Со сверкающим ножом в руках.
У одинокого с обгорелой от молнии верхушкой бабай-ореха он, хрипя, упал.
– Саадат! Ты моя!.. Ты моя!.. – кричал он в беспамятстве, зарываясь лицом в зеленую траву с опавшими листьями и неистово обнимая невидимую женщину.
Нож взлетел вверх, чтобы с силой опуститься вниз, но при звуке автомобильного сигнала застыл в воздухе.
По лесу ехал “джип”. Это Турсун разыскивал замакима.

12.

Чолпон вместе с пугливым пареньком из домика сторожа принесли самовар и дрова. Улыбаясь, Чолпон показала Гульнар на мальчика.
– Он растопит нам самовар. Его только не надо пугать, делать резких движений. Больной.
– Чем болеет?
– Не знаю. Может он просто дикий, с людьми мало общался.
– А откуда ты его знаешь?
– Жил по соседству с моим дядей в поселке. Старые родители его матери
никогда не показывали мальчишку посторонним.
– Почему? – удивилась Гульнар.
– Его мать умерла при родах. Кто отец - никто не знает.
– Старики, наверно, стыдились, что дочь родила без мужа?
– Нет, муж, говорят, у нее был, но его посадили в тюрьму. Причем задолго до родов.
– Понятно. Нагуляла милашка на стороне… А он умеет говорить? – Гульнар попыталась улыбнуться пареньку, тот ответил несмелой улыбкой.
– Нет, – сказала Чолпон. – Слышать-то слышит, а вот с речью у него плохо.
– Может, следовало лечить?
– Что ты! Бабка с дедом были ужасно суеверные, боялись больницы. Дочь, представьте, рожала дома. Когда она умерла, дед, чтобы злые духи вместе с матерью не забрали ребенка, взял новорожденного, вылез через окно, отдал чужим людям, потом “выкупил” обратно.
– Надо же! – Гульнар заинтересовалась отголоском древних суеверий как бывшая выпускница этнографического отделения Ленинградского университета.
Она вновь взглянула на пацана. Он ей все больше нравился. Вблизи паренек оказался совсем безобидным малым, все время улыбался, наклоняя набок голову. Еще у него была привычка заглядывать окружающим в глаза. По-доброму, как может смотреть на мир только чистый, неиспорченный ребенок.
Паренек подошел и неожиданно погладил Гульнар по лицу. Та растерялась, не зная как реагировать, потом осторожно тоже погладила его по голове.
От прикосновения руки женщины мальчик сжался. Гульнар стало жалко пацана. Чувствовалось, что до нее мало кто из чужих притрагивался к нему. Она улыбнулась шире, как можно искреннее.
– Не бойся меня. Я твой друг.
Подросток успокоился. Порывшись в карманах, Гульнар извлекла оттуда авторучку и в яркой обертке жвачку.
– Вот, держи…
Жвачку он явно видел впервые, вертел в руках, не зная, что с нею делать. Тогда женщина забрала у него жвачную пластинку, развернула и сунула ему в рот.
– Жуй. Смотри, вот так, – Гульнар смешно задвигала челюстью, показывая, как надо жевать.
Чолпон в стороне прыснула от смеха.
Паренек стал жевать и, судя по его счастливому выражению лица, угощение понравилось. Но тут его внимание привлек золотой медальончик на шее Гульнар. Он, широко раскрыв глаза, наклонился, чтобы прочитать надпись на нем.
Заинтересовалась медальоном и Чолпон.
– Что написано? – спросила она у паренька, забыв, что тот немой.
Он поднял руки к небу, прикрыл глаза, как при молитве.
– Что? Не поняла…
– Здесь написано: Аллах Велик и Пророк его на земле – Мохаммед! – ответила за паренька Гульнар.
Потом перевод надписи повторила на арабском.
– Здорово! Ты, что, даже арабский знаешь? – неподдельно удивилась Чолпон. – Можно я посмотрю? Золотой? Какой пробы?
Гульнар не ответила, потому что паренек вдруг встал перед нею на колени и низко поклонился до земли.
Гульнар вновь растерялась. Чолпон тоже опешила. Первой опомнилась бизнесменша. Помня, что с мальчиком надо обращаться осторожно, она как можно спокойнее опустилась на корточки, мягко взяла за плечи:
– Ах, ты, мой золотой, хороший! – ласково нашептывая, она подняла его с колен. – Ты, наверно, подумал я мулла из мечети? Или кто я?
Мальчик не отвечал, пристально смотрел ей в глаза, словно знал какую-то тайну женщины, и не мог в силу своей немоты об этом сказать. Гульнар стало несколько не по себе.
– Хочешь, я подарю тебе этот медальончик?
Она хотела снять медальон, но паренек так затряс головой, что Гульнар испугалась:
– Хорошо, хорошо! Успокойся. Я тебе подарю другое. У меня дома есть сувенирный джай-намаз - молитвенный коврик. Я привезу в следующий раз. Хочешь?
Паренек, соглашаясь, закивал головой. Улыбка снова озарила его лицо.

13.

Сумерки быстро сгущались над турбазой. Все четверо сидели на воздухе за столом возле коттеджа. Столик, хозяйственная Чолпон, накрыла скатертью. Все уже поели, попили, но еды оставалось еще в изобилии.
– Давайте, выпьем! – твердил одно и тоже пьяный Куве.
Бизнесменам он уже порядком надоел, но они не знали, как его утихомирить.
– Ты его уведи в дом. Пусть поспит, – шепнула Гульнар Турсуну.
– Не согласится. Пока сам не вырубится, никто не уложит.
– Да-а, – вздохнула Гульнар. – Я чувствую он нам отравит вечер.
– Напрасно ты на него взъелась. Он не простой мужик, грамотный, широкая натура. Завсоцотделом в правительстве работал. С ним можно иметь дело. Подружись, он тебе и хлопок и табак организует.
– Меня тошнит от твоего “широкого мужика”. Очень прошу, уведи его в дом, дай спокойно посидеть.
– Ты, наверно, ему понравилась, – неожиданно подмигнул Турсун. – Он страшно любит баб. Когда я нашел его в лесу, байке валялся на земле и звал какую-то Саадат.
– Свою жену?
– Нет, я его жену знаю, – хихикнул Турсун. – Наверно, местную. Он тут работал пятнадцать лет назад…
– Эй, чего там шепчетесь? – закричал со своего места Куве. – Давайте, торгаши, выпьем! А, черт с вами, у вас только деньги на уме. Чолпоша, ненаглядная, поддержи меня…
Турсун подошел к замакиму, сунул под нос договор.
– Байке, пока вы относительно трезвые, пойдемте, поработаем. Потом я вас кое-чем обрадую.
– У-у, хитрожопый! – засмеялся Куве. – Ты вначале обрадуй, а потом о работе лялякай! – Он подмигнул Гульнар, затем великодушно согласился. – Ладно, спекулянт, пойдем. Я б тебя при Советах за решетку засадил бы. А сейчас, видишь, время какое настало, должен за тобой собачкой бегать!
Разглагольствуя в подобном духе, Куве, шатаясь, пошел к дому. Турсун хотел поддержать его за локоть, но тот оттолкнул его:
– Пошел вон! Ты, что думаешь, я пьян?

14.

Гульнар и Чолпон остались одни. Наступила тишина. Ночь, тревожная, полная тайн вступала в свои права. Чолпон поежилась, оглянулась вокруг.
– Замерзла что ли? – спросила Гульнар.
– Да, так. Трусиха я. Мне всегда что-нибудь мерещится. А тут, – Чолпон понизила голос, – точно духи-арбаки есть. Я слышала, призрак Хазрет Айим каждую ночь по турбазе бродит. Ты не боишься?
– Чего бояться? Глупости это, – пожала плечами Гульнар, но, тем не менее, посмотрела по сторонам: ночь, темный лес, вдруг из мрака вылезет какая-нибудь нечисть?
– Ты веришь в Аллаха? – неожиданно спросила Чолпон.
– Почему ты спрашиваешь? – удивилась Гульнар.
– А у тебя имя Аллаха на груди. Ты носишь медальон вместо талисмана? Помогает?
– Что ты! – рассмеялась Гульнар. – Это просто безделушка. За границей купила.
– А-а, – разочаровалась Чолпон. – А скажи, Аллах нужен?
– Конечно, нужен, – улыбнулась наивности вопроса Гульнар. – Я, например, верю в Аллаха. У меня только он свой.
– Ты сектантка? Ведь, нет другого бога, кроме Аллаха!
– Правильно. Аллах един, но у него может быть много имен.
– Но ты сказала, у тебя свой Аллах?
– Понимаешь, понятие Аллаха сложное. Выразить одним словом, значит, упростить.
– Ой, это не для меня! – засмеялась в ладошку Чолпон. – Я кончила только школу, там об Аллахе не говорили.
– Познать Аллаха или Бога под другим именем еще не поздно. Жизнь все равно тебя приведет к Аллаху, или…– Гульнар запнулась, не договорив.
Чолпон с интересом и даже некоторым испугом уставилась на нее, как будто от недоговоренного слова зависела ее дальнейшая судьба.
– Я не поняла, к чему? – тихо произнесла она.
– К Дьяволу. Иблису по Корану. – Гульнар не хотела договаривать, но слова сами слетели с губ, помимо желания.
Где-то вдалеке завыла собака, ухнул филин. Ночной ветер с гор колыхнул кроны деревьев, зашумел листьями. Они, опадая, закружились в воздухе желтыми крупными пластинами над притихшими женщинами. Несколько листьев упали на Чолпон. Она вздрогнула, испуганно уставилась в темноту, потом на Гульнар.
– Я знаю, Иблис есть! Мне бабушка говорила. Тогда я была маленькая, не понимала, – быстрым шепотом заговорила Чолпон, словно ее кто-то мог остановить, не дав досказать. – А сейчас другое дело. Я чувствую, он совсем рядом. Иногда мне кажется, Иблис сидит во мне.
– Не преувеличивай, моя хорошая. Тебе Куве не пара. Что ты к нему прилипла? Выйди замуж, устройся где-нибудь на работу…
– Как? – горько усмехнулась Чолпон. – В моей семье все без работы. Да и кто меня замуж возьмет? На меня пальцем показывают, открыто “шлюхой акима” обзывают.
– Это плохо, – искренне огорчилась Гульнар. – Но все равно что-то надо делать. Сделай первый шаг, наберись мужества…
Она заглянула в глаза Чолпон и поняла, что та не верит в счастливый исход своей судьбы. Возможно, Гульнар не первая, которая говорила с девушкой на эту тему.

15.

Турсун держал в руках чистые бланки с подписями руководителей и гербовыми печатями области. Душа ликовала, но он себя сдерживал, мысленно повторяя: “выдержка и мертвая хватка”! Как у того пит-буля, которого он видел в одном из собачьих боев. Он тоже, как этот пес, не выпустит из своих челюстей деньги Матсаид-ажи, за которыми охотился целый год. 200 тысяч “зеленых” рядом, только осталось отпечатать на этих бланках договор. А потом ловко обмануть замакима, чтобы раньше времени этот договор не попал ему в руки.
– Байке-джан, подписи и печати, я надеюсь, подлинные? – спросил ровным, даже излишне спокойным голосом бизнесмен.
– Ты, что, их впервые видишь? – бросил небрежно Куве, потом ухмыльнулся. – Как это вы, деловые, выражаетесь: ”Я фуфлом не торгую!”
– Я для формальности. – Турсун даже не улыбнулся. Внутри от напряжения заныло, предательски задрожали колени. – Значит, текст договора, который у вас в руках, вы одобряете?
– Турсун, не тяни резину! Не строй из себя великого бизнесмена! Тоже мне Данияр Усенов нашелся! – теряя терпение, съязвил Куве. – Где обещанные деньги?
– Все по порядку, – засуетился Турсун. – Я должен еще отпечатать договор, а потом…
– Никаких “потом”! – отрезал Куве. – Гони “зеленые”! Я тебе чистые бланки дал? Чего еще?
– Байке, хорошо, хорошо! – торопливо залебезил Турсун, выигрывая время. Наступил решительный момент противоборства, и он был обязан его выиграть. – Тут, кажется, одного листа не хватает. Посмотрите у себя в папке.
Куве недоверчиво уставился на бизнесмена, потом с усилием подняв грузное тело, прошел в свою комнату.
Турсун быстро, как хорек, воровато оглянулся, вытащил из кармана авторучку, снял колпачок и оттуда вывалил темно-коричневый шарик опия в стакан Куве с выпивкой. Молниеносная операция прошла благополучно.
Куве вернулся, ничего не заметив, показал пустую папку.
– Я тебе все отдал, – подавляя в себе отрыжку, прохрипел он.
– Ну ладно, – великодушно согласился Турсун. – Если что-то не хватит, потом дополним. Держите, байке. Тридцать тысяч! – Бизнесмен картинно, как фокусник, извлек из кармана три десятитысячные пачки долларов.
Куве, не стесняясь, жадно схватил деньги, начал пересчитывать.
– Ужас, байке! Вы, что, крохобор?! Кончайте шелестеть! Впереди ночь, еще тысячу раз пересчитаете! Давайте выпьем за удачу! – Турсун взял свой стакан, чтобы чокнуться с Куве.
Тот торопливо рассовал деньги по карманам, поднял стакан и громко, с чувством, чокнулся.
Турсун не пил, пока замакима не выпил из своего стакана до дна.