КИНОПОВЕСТЬ

46.
Внизу, у реки, собака не нашла Адылбека. Пометавшись туда-сюда, она, по-видимому, что-то сообразив, помчалась, истекая кровью, вдоль берега. Гульнар последовала за ней.
Куве стрелял сверху, но заросли кустарников мешали прицельной стрельбе.

47.

У водопада пес с ходу прыгнул в речную заводь, оставляя кровавый пенистый след. Гульнар, под выстрелами стрелявшего сзади Куве, за ним.

48.

Вот знакомая под водою черная дыра в скале. Кровавая ниточка от раненой собаки тянулась вглубь дыры. Лишь бы хватило дыхания! Гульнар активнее заработала руками.
Впереди показался свет. Проход оказался не таким уж длинным. Она вынырнула на поверхность и оказалась в небольшой известковой пещере. Собаки не было. Гульнар полезла наверх и вскоре очутилась в просторном гроте.

49.

В гроте было темно. Дневной свет еле пробивался через расщелины в скалах. Женщина прислушалась. Тихо. Ни звука, кроме приглушенного шума водопада. С Гульнар ручьем стекала вода, и она решила, пока объявится кто-нибудь из обитателей таинственной пещеры, снять мокрую одежду и выжать ее. Первым делом она вынула из внутреннего кармана договор, разложила размокшие листы бумаги на камнях, потом разделась.
Появилась, откуда-то скуля, собака. По-видимому, она не нашла хозяина. Потерянно остановившись посреди пещеры, собака, теряя силы, с горестным вздохом повалилась на бок. Кровь из раны струилась, не переставая.
Женщина, оторвав от подола своей рубашки кусок материи, перевязала рану. Больше она ничем не могла помочь. Присев возле раненого пса, погладила по голове. Тот даже не открыл глаз.
Постепенно привыкнув к темноте, Гульнар обнаружила несколько масляных светильников-чыраков. Ей повезло, возле одного из светильников нашлись спички. Она зажгла допотопный фитилек, колеблющееся пламя озарило внутренность пещеры. Гульнар вздрогнула: повсюду над нею в сгустившейся темноте парили в воздухе светящиеся белые призраки. Присмотревшись, женщина поняла, что это платья, развешанные на ветках, засунутые в расщелины скал. Гульнар подошла ближе, пощупала одно из платьев, – на пальцах остались следы фосфора. “Всё понятно, еще одной загадкой стало меньше, – подумала она. – Шейх покрывал платья фосфором, чтобы легче было следить за блуждающей дочерью в ночном лесу”.
Затем Гульнар через узкий проход попала в другое, более тесное помещение. Вероятно, эта часть пещеры служила местом ночлега для ее обитателей. На каменных плитах она увидела два лежака на полынных подстилках. Толстые, в несколько раз сложенные войлочные кошмы, служили постелью. Жалкая стопка рваных одеял высилась рядом. Тут же был очаг. Дым, когда разжигали огонь, вероятно, уходил в невидимую расщелину.
Главное, на что обратила внимание Гульнар, так это были глиняные фигурки. Они находились повсюду, разных размеров и, наверное, разного времени изготовления, от бесформенно-неумелых, до более совершенных. Гульнар вспомнила, что такие же фигурки она видела через окно в домике сторожа.
Наивные фигурки, сделанные детскими руками, были только на одну тему: они изображали женщину в платье с покрывалом на голове. Были и рисунки на плотной бумаге, вырванные из дешевого альбома для рисования с той же женщиной с густыми черными бровями в одну линию с обязательной подписью каракулями: “Мама – Хазрет Айим”!
У Гульнар сжало горло, противно защипало в глазах. Она села на лежак, держа рисунок перед собой. Теперь все стало ясно: ребенок, не знавший матери с рождения, попав с отцом-фанатиком в пещеру, где он скрывался, возможно, после тюрьмы еще в советское время, только ради того, чтобы быть поближе к кощунственно поруганной властями гробнице святой, трансформировал образ мифической Айим в свою мать Саадат.
Эта тесная мрачная пещера была “Святилищем любви к Матери” маленькой девочки, изуверски превращенной ее суеверными бабкой и дедом в бесполое существо. Пещера также служила местом преклонения ее больного отца, беззаветно преданного мифической святой.
Надо было уходить из пещеры. Хозяев нет, когда придут неизвестно. Мысли Гульнар теперь полностью переключились на немую девочку в мальчишеской одежде. Где она? Что с ней? Если вдруг попадет в руки маньяка Куве, то последствия могут быть страшные.
Гульнар отложила рисунок, вернулась в первую пещеру. Собака лежала на прежнем месте, тоскливо ожидая хозяев. Кровь перестала бежать, вероятно, помогла повязка, да и собака неустанно зализывала рану. Женщина оделась в еще невысохшую одежду, договор оставила на камнях. Бумаги были раскисшие и скорей всего уже не были пригодны для дела.
“Здесь должен быть другой выход. Не могли же отец с дочерью зимой прыгать в ледяную воду, чтобы попасть в пещеру?” – подумала Гульнар. Поменяв догоревший светильник на другой, она пошла искать выход из пещеры. Собака, качаясь, поплелась за нею.
Выход Гульнар нашла по свету, струившемуся откуда-то сверху. Туда вела кривая, неудобная лестница из толстых веток рябины. Женщина начала подниматься, как вдруг услышала жалобное поскуливание собаки. Она посмотрела на нее и поняла, что не может оставить беспомощную собаку одну. Пришлось спуститься вниз, взвалить тяжеленного пса на плечи и тащить бедолагу наверх.

50.

Выбралась Гульнар наружу по-пластунски, – выход оказался плоским и низким в корневище старого ореха.
Орех, прикрывавший вход в пещеру, рос на склоне, неподалеку от мазара Хазрет Айим. Так что Гульнар, из ее укрытия в густой траве, открывался отличный вид на местность. Первым делом она увидела Куве среди развалин мазара. Он что-то искал, зло раскидывая ногами прелые листья и ветки. Гульнар облегченно вздохнула, – замакима был один.
Подражая шейху, женщина строгим голосом приказала собаке лежать и не двигаться. Пес в ответ виновато похлопал своими длинными ресницами. Погладив собаку на прощание, Гульнар ушла.