Русский Корпус

О Русском Корпусе написано много. Это - воспоминания непосредственных участников, будь они простые рядовые или же офицеры разных рангов. Они описывают годы тяжелых боев против непосредственного противника - коммунистов Тито и Красной армии.
Наплыв добровольцев в Русский Корпус объясняется их безграничным патриотизмом, политической близорукостью и другими факторами.
Толчком же к созданию Русского Корпуса послужило создавшееся тяжелое положение русскойэмиграции после нападения Германии на Югославию.

Вспомним, что король Александр пошел навстречу Белой армии, оказавшейся в изгнании в Галлиполи и других "приютах". Тогда король Александр принял в свою страну большую партию эмигрантов, создав необходимое подспорье для их существования. В первую очередь были открыты большие и долгосрочные строительные работы, была дана возможность поступить в пограничные части и в армию. Были отпущены средства на открытие учебных заведений. Одним словом, эмиграция получила возможность начать новую жизнь.
Могла ли русская эмиграция, учитывая новое политическое положение, оставаться нейтральной по отношению к приютившей ее стране?
Сегодня известно, что в 1941 году Германия готовилась начать войну против СССР. Для обеспечения своего тыла она подписала, в конце марта этого года, протокол с Председателем совета министров Югославии, господином Цветкович, "о дружелюбном сожительстве".
Двумя днями позже - 27 марта 1941 г. - офицеры Военно-воздушных войск Югославии устроили переворот: сместили господина Цветковича, назначили на его место господина Симовича.
Новое правительство Югославии не пришлось по душе немцам, которые его заподозрили в симпатии к союзникам. Но официально они его обвинили в желании установить тесную связь с коммунистами.
Какие бы ни были предпосылки, немецкая армия вторглась на территорию Югославии 6 апреля 1941 года!
Вскоре страна оказалась полностью оккупированной.

С этого момента начало организовываться сопротивление против оккупантов. Были монархисты под командованием генерала Михайловича и коммунисты, более многочисленные и лучше организованные, под руководством Тито.
Д.Ковалевский писал, что с начала войны против СССР в разных частях бывшей Югославии, особенно, в Сербии, вспыхивают коммунистические восстания, и положение русской эмиграции стало буквально трагическим. Расселенные мелкими группами и в одиночку, никем не защищаемые, эмигранты стали для коммунистов первыми объектами нападений и физического истребления (до 1 сентября 1941г. было зарегистрировано больше 250 убийств).
(Русский Корпус 1941 - 1945)
Русские эмигранты побросали насиженные места и устремились в большие города, в частности, в Белград. В то время во главе русской эмиграции в Сербии был генерал-майор Михаил Федорович Скородумов. Его обращение к сербским властям защитить русских не увенчалось успехом. Тогда он обратился к немецкому командованию с просьбой разрешить гражданам русского происхождения сгруппироваться в Белграде для самообороны.
Немецкое командование удовлетворило просьбу генерала Скородумова.
Через некоторое время генерал Скородумов вновь обратился к немецкому командованию, но уже с предложением создать Русскую армию для борьбы с коммунизмом.
После долгих переговоров с местным немецким командованием генерал Скородумов получил письменный приказ от полковника Кевиш, начальника Штаба главнокомандующего на Юго-востоке, о формировании Корпуса. Таким образом, генерал Скородумов объявил 12 сентября 1941 года о создании Русского Корпуса в Белграде и обратился с призывом поступать в Корпус, добавив: "Я вас поведу в Россию!".

Согласие немецкого командования на создание Русского Корпуса было воспринято и истолковано генералом Скородумовым как возобновление войны против Красной армии - после двадцатилетнего перерыва!



"Русский Корпус - это легендарная страница русской истории и не только русской, но и мировой, ибо до него не было еще случая, чтобы после двадцати лет эмиграции деды, отцы и внуки взялись за оружие для продолжения той борьбы, которую они начали много лет назад, в 1917г.
(А.Ф.Скородумов. История возникновения Русского корпуса в Сербии).

Немцы же дали согласие на создание Русского Корпуса для борьбы с коммунистами Тито!
Немецкое командование, разобравшись в создавшемся положении, и, наверное, после вмешательства чиновников национал-социалистической партии, отстранило генерала Скородумова от командования Корпусом. На его место был назначен генерал Штейфон.
С этого момента судьба Корпуса оказалась окончательно связанной с судьбой Вермахта!

Я поделился с отцом моим желанием поступить в Корпус, на что он вынес безапелляционный приговор: "Сиди спокойно и не двигайся, немцы вас обманут. Я их знаю по Первой мировой, и ни в какую Россию вы не попадете". Я не сдавался: "Папа, большинство твоих полковых товарищей записалось в Корпус. Одни уже уехали, а другие ждут очередного транспорта. Неужели большинство не право, а прав только ты?"
Отец ответил: " Я тебе передал то, что знаю и что думаю. Ты уже совершеннолетний и окончательное решение принимать тебе и никому иному. Только знай: если ты поступишь в Корпус, то ни моего, ни маминого благословления тебе не будет, и ни я, ни мама с тобой не будем прощаться!.."
Параллельно я обратился за советом к Ивану Лукьяновичу Солоневичу, который в тот момент находился в Берлине. Он мне посоветовал "переждать" и добавил: "Петр Николаевич (генерал Краснов - А.М.) придерживается такого же мнения".
Но я не переждал.
Я, как и многие-многие другие поверил генералу Скородумову.

В Софии запись происходила в большом запущенном саду, в глубине которого находился барский дом "не первой молодости". К дому с тыльной стороны прижималась небольшая двухэтажная пристройка, в которой врач осматривал "добровольцев".
- Ну, как? Прошел?
- Да нет, отказал врач!
- Почему? Годы? Сердце?
- Да все вместе!
Пошел записываться и я: меня приняли без оговорок.
Собравшиеся во дворе комментировали слухи о том, что генерал Скородумов отстранен от командования Корпусом и что на его место назначен генерал Штейфон. Пошли догадки: почему он отстранен? что произошло? что это значит?

Ходили упорные слухи о том, что поступившие в Русский Корпус пройдут ускоренные военные курсы больше для самообороны, чем для нападения, и будут направлены в Россию, в оккупированные немцами области в качестве административного персонала.
Мысль о том, что вскоре я буду "там", в России, буду "среди своих", мне не давала покоя! Я думал о том, как "мы" общими усилиями начнем залечивать духовные раны, нанесенные большевиками. Я представлял себе, как я буду рассказывать, конечно, со слов моих родителей, о прошлом дореволюционной России, о трудностях эмигрантской жизни без Родины...
Таким мне виделось, в 21 год, мое непосредственное будущее...

Середина мая 1942 года.
Было за полночь. Мама - то ли в силу своей сильной близорукости, то ли по иной причине - низко склонила рано покрытую сединой голову и доштопывала мое белье. Отец молча ходил по комнате, словно маятник. Иногда выходил во двор и, вернувшись, снова начинал хождение вдоль и поперек, нарушая своей тяжелой походкой ночную тишину. Сестры спали. Я сидел молча у стола и старался отгадать, благословит ли меня отец или нет? Попрощается или нет? А как поступит мама?
Мама положила заштопанные вещи на стол и сказала: "Это все, что я смогла сделать".
И опять наступила тяжелая тишина. Я бережно положил вещи в маленький чемоданчик и щелкнул замок...
Поезд на Белград уходил в пять утра. Я встал, перекрестился на образа и сказал: "Мне пора".
Мое "мне пора" повисло в воздухе и осталось без ответа...
Я взял чемоданчик и вышел на улицу. Горячие соленые слезы затуманили дорогу...

На белградском вокзале нас встретили с оркестром. Были произнесены, как полагалось, торжественные патриотические речи. Я бросил свой чемоданчик в одну из поданных телег, и нас строем повели на Баницу, в казарму. Нас разместили и выдали обмундирование, сшитое из югославского сукна коричневого цвета, пилотку и обмотки, с которыми были постоянные неполадки.
Общее настроение было приподнятым: мы были на пути в Россию!
И пошла обыкновенная казарменная жизнь, с той только разницей по отношению к болгарской армии, что здесь, после занятий, мы были свободными и могли выходить в город.
Мне, как солдату, монотонность и однообразие казарменной жизни - со строевыми занятиями, с несением караульной службы, с разнообразными нарядами - была знакома и протекала без трудностей.
По первому распределению я попал в юнкерскую роту 4-го полка и в первых числах июля был направлен на ускоренные курсы противотанковой обороны.
Курсы велись с большим педагогическим умением. То от нас требовали крайнего напряжения, то нагрузка уменьшалась с расчетом, что если понадобится, мы сможем напречься до максимума.
Однако курсы нам не мешали приглядываться к тому, что происходило в казарме, особенно при штабе Корпуса, где кишели и суетились какие-то личности (в хромовых сапогах, а не в злополучных обмотках!), которые, по установленной кем-то очереди, ездили курьерами в Болгарию.
Цель таких поездок заключалась в том, чтобы привозить почту корпусникам. Однако из личного опыта знаю, что за почтой курьеры не заезжали. Зато они закупали крупными партиями дефицитные в Белграде продукты питания и продавали их на черном рынке.
Время от времени, с пятницы на субботу, устраивались вечера-концерты, на которых присутствовали белградские дамы, корпусные и немецкие офицеры. Гвоздем этих концертов было выступление Морфесси, исполнителя русских народных песен, и других звезд Белграда. Говорили, что шампанское лилось рекой - не видел и утверждать не буду.
Однажды, после одного из таких концертов, мне приказали проводить даму, живущую на окраине города.
Времена в те годы были смутные: в стране свирепствовал неписаный закон: " не серб тот, который не убьет трех немцев "! На нас, русских, лежало особое клеймо: мы не только стали союзниками немцев, но еще и "предателями", и никакое государство не оказало такого гостеприимства расформированной Белой армии, как Югославия!
Возвращаться в такое время в казарму было опасно. Поэтому, пройдя по шоссе несколько сот метров, я свернул в кукурузное поле, лег на спину, положил руку под голову. Вздремнул ли я или отвлек свое внимание какими-то мыслями, я внезапно услышал шелест - как будто кто-то шел в мою сторону. Осторожно повернул голову в этом направлении - выжидаю... Ничего.
Через некоторое время опять возник шелест, но с противоположной стороны. Медленно поворачиваю голову в эту сторону. Опять ничего... Прошло еще какое-то время, и шелест возобновился, но уже со стороны головы. "Ага, думаю, попал в окружение"! Я напряженно ждал развязки, но на меня никто не нападал. Наступило утро. Я встал и...все понял: меня пугал ветер, гулявший по листьям кукурузы!
Положенный паек был недостаточным - все время чувствовалась пустота в желудке, которую нечем было заполнить. Ссылаясь на голод, мы совершили мальчишеский поступок. Между штабом и кухней находилась бахча. Ее сторожили часовые из инвалидной охранной роты. Нам было известно, что винтовки не заряжены: патроны не выдавались. В один из вечеров, когда стемнело, мы инсценировали драку непосредственно около бахчи. Прибежали часовые нас разнимать. Мы то поддавались, то снова цеплялись друг за друга, пока не увидели, что наши напарники, которые оперировали на противоположной стороне бахчи, направились в казарму. Труба отсигналила "покой". Мы всем взводом сели за стол и отдали должное красным, сочным и сладким арбузам штабной бахчи.
А что делать с корками?
Выносить их в мусорный бак - далеко, можно нарваться на ночной патруль. Решили их положить в мешок и утром убрать из комнаты. Протрубили подъем, и - о ужас! - мы увидели, что протянулась плотная цепь муравьев между мешком с корками и дверью! Тут же в дверной раме выросла фигура фельдфебеля, который уже был в курсе происшедшего. Пошли расспросы и допросы, в результате которых "было выяснено", что в операции "бахча" участвовал весь взвод. Командир роты, узнав, что произошло на бахче, приказал троих из взвода, по жребию, посадить в карцер строгого режима сроком на трое суток. Одним из "счастливцев" оказался и я.
На виду у всех немецкие унтер-офицеры выносили из казармы продовольственные продукты корзинами "для воскресного выезда на природу". Мы многократно указывали на эти изъяны командиру четвертого полка, генералу Черепову, а он нам отвечал рассказами о том, как было легко и хорошо жить в царской России! Эти рассказы были интересными и поучительными, но не по сути!
Наш юнкерский взвод нес караул с субботы на воскресенье. Мы только вступили в дежурство, как на центральной аллее появился немецкий унтер-офицер, за ним следовали немецкие солдаты с большой корзиной. Мы их остановили и попросили зайти в караульное помещение. Унтер-офицер не ожидал такого обращения и поднял крик, на который вышел караульный начальник.
- Что происходит?
- Они выносят продовольствие, а разрешения на это у них нет!
Караульный начальник накинулся на нас, говоря, что мы превышаем права, что немцы, по традиции, так поступают каждую неделю, что... они немцы.
Несмотря на доводы начальника караула, содержимое корзины было вывалено на пол караульного помещения. Не буду составлять перечень того, что там было. А было много. Вечером в караульное помещение зашел "случайно" комендант гарнизона генерал Кириенко. Увидев гору продовольственных продуктов, он поднял недоумевающие глаза на начальника караула.
- Кто? - спросил он.
- Я, ваше превосходительство.
- Еще кто?
- Караул, ваше превосходительство.
- В понедельник явитесь ко мне, - сказал комендант, обращаясь к начальнику караула.
Весь наш караул, кроме начальника, попал в карцер, "на солому".

В призыве вступать в Корпус было уточнено, что добровольцы поступают простыми солдатами. Поэтому было странно видеть людей, на рукавах и погонах которых были все чины Добровольческой армии: от ефрейтора до генерала. На особом положении находились полковые писари. Они "случайно" (или умышленно?) "теряли" звездочки на погонах, но никогда их не восстанавливали. Таким образом, они "самопроизводились" в чин капитана. Однако эти явления никого не интересовали, и никто не обращал внимания на такие "особенности".

Как правило, мы, молодые, относились с вниманием и уважением к старшему поколению, которое прошло и Первую мировую войну, и Гражданскую. Однако нам, молодым, было предельно ясно, что нельзя было ставить "в одну шеренгу" добровольцев от 18 до 70 лет, не учитывая физических возможностей такого конгломерата.
Немцы, в основном унтер-офицерский состав, невзирая на такую очевидность, пытались создать "боевые единицы", смешивая разные по возрасту поколения. Мне запомнился случай, когда во время утренней зарядки капитан Триколич, "не попадая в ритм команды", получил удар каблуком в спину и очутился лицом в луже! Никто не среагировал на это происшествие! Случай с капитаном Триколич не был исключением. Подобные явления происходили "то тут, то там", что создавало неприятную, тягостную атмосферу, тем более, что наши "патриотические" интересы не совпадали с немецкими "захватническими". Как бывает в таких случаях, на чашу "злодеяний" противника кладется все, что попадает под руку. К нам поступили сведения, что в провинции нашли труп Шурика Балкунова, моего соученика, на берегу небольшой реки, в которой он любил ловить раков. Погиб Володя Попов, труп которого нашли на железнодорожной дамбе, у входа в туннель. Атмосфера особенно потяжелела после самоубийства калмыка-коновода нашего противотанкового отделения. Говорили, что он вышел из конюшни, чтобы не напугать лошадей, сорвал предохранитель ручной гранаты и прижал ее к животу. Какова была причина этого жеста - неизвестно, по крайне мере мне.
Молва говорила, что все это произошло, конечно, по вине немцев!

Наступил день общих "контрольных" маневров. Всех нас выстроили на плацу по росту. Затем разбили на отделения, выдали необходимое оружие и разъяснили задание.
В нашем отделении оказались трое "пап", которых, по расчету, нагрузили пулеметной треногой и ящиками с патронными лентами.
М-а-а-р-ш!
Мы, молодые, прибежали на отведенный нам участок около небольшого фермерского хозяйства и залегли - без пулеметной треноги и без патронных лент! Прискакал полковник Осипов, командир юнкерской роты, посмотрел на нас, повернул коня и ускакал.
После этих маневров стало очевидным, что "сосуществование поколений" не реально. Людей постарше начали "разбрасывать" по ротам особого назначения: "охранная", "сторожевая" и др.

О судьбе генерала Скородумова никто ничего не говорил. Вроде он никогда не существовал. Разговоры о том, что "нас поведут в Россию" - ради чего я поступил в Корпус, - заглохли окончательно. "Русский Корпус" был переименован в "Охранный Корпус". Выплыл откуда-то лозунг: "хоть с чертом, но против коммунизма", который повторялся всё чаще и чаще.

Примерно через неделю после окончания курсов противотанковой артиллерии меня вызвал обер-лейтенант фон-дер-Буш (руководитель курсов, которого я часто встречал в "доме солдата") и сказал: "К концу этого года (шел 42-й) вас оденут в немецкую форму, вы принесете присягу на верность Гитлеру, и вас, наверное, направят в карательные отряды SS". И добавил: "Это строго конфиденциально".
Его слова произвели на меня сильное впечатление. Теперь мне стали более понятны перемены, происшедшие "на верхней палубе", в том числе и переименование Русского Корпуса в Русский Охранный Корпус!
Стало ясно, что обещание генерала Скородумова "я вас поведу в Россию" - похоронено навсегда!

В Белграде, как и во всех странах и во всех городах, в которых находились немецкие войска, существовал "Дом солдата". Это своего рода клуб, где можно выпить настоящего вкусного кофе и получить настоящее, пышное и нежное венское пирожное. Я многократно заходил в "Дом солдата" подкрепиться и сыграть в шахматы "на интерес" - кофе с пирожным! Таким образом, у меня появилось много знакомых офицеров.
Эти офицеры говорили, что согласие немецкого командования на создание Русского Корпуса было ошибочно воспринято и истолковано генералом Скородумовым как согласие возобновить (после двадцатилетнего перерыва!) гражданскую войну против Красной армии!
В реальности немцы дали согласие на создание Русского Корпуса для борьбы с коммунистами Тито!
Что же произошло на самом деле?
Недоразумение?
Политическая слепота?
Провокация?
Я рассказал моим друзьям, что в "Доме солдата" ходят слухи, что нас переоденут в немецкую форму и что мы должны будем принести присягу на верность Гитлеру. О дальнейшем варианте я не говорил.
- Не может этого быть! - говорили одни.
- Мы не для этого поступили в Корпус! - говорили другие.
- Так что же нам делать? Как поступать?
Некоторые высказались в таком духе, что раз мы сюда приехали, то нечего искать чего-то другого.
Я сказал, что для меня такая перспектива неприемлема. Мое поступление в Корпус является промежуточным этапом для переезда в Россию. Раз дорога в Россию для меня закрывается, то мне нечего делать в Корпусе: я с ним больше ничем не связан!
- А что делать? Нельзя же пойти к начальству и сказать: "Я передумал и хочу вернуться к маме!"

Законным путем из Корпуса можно было уйти или по болезни, или "перебежать" в школу SS, находившуюся в непосредственной близости, из которой перебежчиков не возвращали в Корпус.
Если я подам заявление об уходе по болезни, то попаду в дисциплинарный батальон за симулирование!
Переходить в SS я не собирался. Тем более, что при поступлении в эту школу (со многими материальными преимуществами по сравнению с Корпусом) требовалось подписать бумажку, что в крови моей прабабушки была капля немецкой крови. Это автоматически давало статус фольксдойче, со всеми вытекающими положительными и отрицательными последствиями.
Оставался только один выход: побег.
Побег из армии - это дезертирство (тем более в военное время!), за которое по голове не гладят! Даже если учесть факт, что я поступил в Корпус ради России и никакого другого морального обязательства не принимал, равно как и обязательства "быть с чертом" и отдать свою жизнь ради него!
Поэтому моя совесть абсолютно чиста и спокойна и по отношению к Корпусу, и по отношению к моим товарищам и сослуживцам!

Итак, надо бежать. Но куда?
Бежать домой - это быть уверенным, что через двое суток меня арестуют, свяжут руки и отдадут под суд!
Хотя суда, как такового, в Корпусе еще нет. С целью его организации совсем недавно, в феврале 1942 г., были учреждены должности обер-аудитора и полковых аудиторов. Но Военного Устава еще не было, т.е. не было кодекса законов, по которым меня могли бы судить. Следовательно, или меня посадят в карцер на прогнившую и вонючую солому в ожидании выхода в свет Военного Устава, или же отправят на бессрочные "общественно-полезные работы"...
Перебирая разные варианты, постепенно и настойчиво напрашивалось иное, более надежное, более рациональное решение - побег в Германию! Во-первых, выигрыш во времени: я предполагал, что розыски начнутся с домашнего адреса, с возможной засадой в течение какого-то времени. Во-вторых, в Германии, в частности в Берлине, острая нехватка рабочих рук давала возможность "утонуть" в этом городе на какое-то время.
К моему мнению присоединилось несколько товарищей из нашей роты. После обсуждения различных вариантов было решено ориентироваться на Берлин. Организационная сторона дела была взвалена на меня. Не теряя времени, я связался с вербовщиками на работы в Германию. Один из них нам предложил поступить в автошколу в Бердине. Это предложение было принято.
Возник вопрос о штатской одежде, которая была сдана на хранение и на которую нельзя было рассчитывать. Тогда я решил постараться попасть домой. Но как?
Было две возможности: или проситься в отпуск, или же устроиться курьером от штаба Корпуса. Идея быть курьером мне понравилась, и я начал "бурить" в этом направлении.

Наконец, двадцать первого сентября тысяча девятьсот сорок второго года я прибыл в Софию. Отцу я признался, что совершил ошибку. "Сам совершил, сам и выпутывайся", - отрубил отец.
Ладно, выпутаюсь...

В назначенный день, захватив свой серый летний костюмчик с красными прожилками, я помчался "за почтой" на Оборище: штаб-квартира РОВС-а была загружена письмами и посылками, за которыми курьеры давно не заезжали. Груз был доставлен на Софийский вокзал на трех фаэтонах!
"Спасибо, юнкер", - сказал мне генерал Черепов за то, что я справился с курьерской задачей.

Вскоре я перешагнул казарменный порог Русского Корпуса и двинулся в неизвестность.

После войны появились воспоминания оставшихся в живых участников трагедии. Описаны героические моменты, связанные с боевыми действиями против партизан Тито или против наступающей Красной армии, в которых Корпус понес большие потери убитыми и ранеными. Бывали случаи, когда уходившие из окружения застреливали своих тяжело раненных боевых товарищей, чтобы они не попали в плен к большевикам! ("Русский Корпус". Издательство "Наши Вести", Нью Иорк, 1963).
Кто может отречь доблесть, бескорыстность и геройство этих людей?!..

Разговоры об отношении Белой эмиграции к коммунизму вообще и к коммунизму в Советской России в частности, являлись основной темой в кругу моих родителей. В начале двадцать четвертого года была создана "Кутеповская боевая организация" для "особой работы" в СССР. Немного позже, в сентябре того же года, Белая армия была преобразована в Русский Обще-Воинский Союз. Членов Кутеповской боевой организации засылали конспиративно, "по зеленой дорожке", в СССР. Они "встречались" с небольшими группами монархистов, враждебно настроенных против большевиков, и безнаказанно возвращались. Мне помнятся (мне еще не было шести лет) рассказы капитана Дубинина и его сподвижника капитана Стрельцова о том, как они ходили в Россию и уверяли папу в том, что "все готово", что "взрыв" в стране произойдет внезапно, как только этого потребует обстановка! Я, конечно, не понимал сути этих рассказов, но фабула осталась на всю жизнь. Помню, что еще говорили о "Братстве Русской Правды".
Позднее, уже после войны, желая выяснить, что же это за организация, я обращался в разные инстанции, в том числе и в РОВС, за разъяснением этой загадки. Мне везде отвечали: "Оставьте, не ищите: "Братство Русской Правды" никогда не существовало!" Однако эти ответы меня не удовлетворяли - я не мог поверить, что это был плод моей детской фантазии!
И вот буквально на днях я нашел ответ на мои безрезультатные поиски прошлых лет. Оказалось, что "Братство Русской Правды" действительно существовало и являлось боевой антибольшевистской организацией, действовавшей подпольными методами. В какой-то момент в печати появились статьи, в которых говорилось сначала о несолидности этой организации, затем о проникновении в ее ряды большевистской агентуры. (Н.Полторацкий. "Иван Александрович Ильин". Эрмитаж, стр., 308).

История "с зеленой дорожкой" длилась многие годы, пока не стало известно, что все это было задумано и организовано ГПУ под кодом "ТРЕСТ". Позже, после провала операции "зеленая дорожка", борьба с коммунизмом приняла иные формы: когда вспыхнула гражданская война в Испании, то некоторые чины РОВС-а пошли добровольцами к генералу Франко!
По их словам, они продолжали бороться с коммунизмом, чтобы спасти Россию!
Где?
В Испании?
А какая от этого польза России?

В Югославии мои соученики по гимназии, мои друзья и мои однокашники по Корпусу умирали с уверенностью, что они тоже спасали Россию от коммунизма! Их ли вина, что они продолжали верить в возможность попасть в Россию, которую они так и не увидели!?
А, правда, ради чего они отдали жизнь?!

Когда-нибудь в будущем кропотливые и объективные историки склонятся над архивами Корпуса и объяснят, что произошло в реальности и почему. Они объяснят, почему некоторые руководители РОВС-а были против создания Корпуса; почему, после отстранения генерала Скородумова, когда выяснилось, что дорога в Россию закрыта, не произошло никаких стратегических перемен в судьбе Корпуса?
Может быть, был секретный договор между сторонами?
Может быть, это была наивность со стороны корпусного руководства?
А может быть, и политическая слепота?

Продолжение следует.


Начало читать: