Вместе с ростом благосостояния растёт и свободное время, а это – большой соблазн для человека. Свобода от добычи куска хлеба искушает как возможностью жить праздно и весело, так и возможностью выразить себя вовне. Ум человеческий пуст по определению; заполнить собственную пустоту – его биологическая потребность. Душа простая и неучёная более склонна к животным радостям – не умствуя, она проводит время легко и приятно. Культура заставляет личность браться за резец, кисть и перо – так начинается творчество в узком смысле слова. Ещё более усиливает эту тенденцию контакт с чужой культурой.
Иеремия жил в эпоху очередного культурного подъёма, когда Иерусалим имел множество своих Праксителей, Микельанджело и Роденов. Труд искусных и талантливых скульпторов, гранильщиков, литейщиков был востребован обществом, вернувшемся к язычеству. Все, кому позволяли средства, украшали свои жилища произведениями искусства. Пророк гневается на этих прислужников Ваала за отступничество, а попутно дезавуирует сам миф о творчестве: всё, что делает человек для самовыражения – «совершенная пустота; дело заблуждения» \Иер.10,15\.

Никто не возбраняет человеку предаваться воспоминаниям, ибо раньше всё было хорошо. Раньше нивы были тучнее, вода мокрее и девушки красивее. Раньше я был молодым и сильным — а теперь старый и больной. Раньше меня все боялись, а нынче я всех боюсь.
Вот если бы вернулись старые, добрые времена, «когда светильник Его светил над головою моею, а я при свете его ходил среди тьмы» \Иов 29,3\. Всё видно тому, кому Господь лично светит — кроме самого себя. Ибо видит человек свои отражения во многих вещах — себя не замечает. А увидев себя со стороны во время бедствия — настойчиво просит, чтобы жизнь вернулась в нормальную колею и всё стало, «как был я во дни молодости моей, когда милость Божья была над шатром моим» \Иов 29,4\.
Человек, объятый ужасом, просит только о главном — поначалу. Пусть вернутся те времена, «когда ещё Вседержитель был со мною, и дети мои вокруг меня. Когда пути мои обливались молоком, и скала источала для меня ручьи елея!» \Иов 29,5-6\. Итак — верните мне детей, да чтобы в доме из ниоткуда был избыток продуктов.   Читать целиком >>   Обсудить >>

Как рыба гниёт с головы, так и народ гниёт со своей элиты. Мало того, что иерусалимский партийно-хозяйственный актив обижал вдов и сирот почём зря, так он ещё и предался вселенскому блуду: отошёл от Бога живого и стал ходит своими путями. Культура и грамотность редкому человеку идёт на пользу, а люди слабые духом не должны и смотреть в эту сторону, ибо ничего, кроме пагубы для души, они не получат.

И как не удержать дикую ослицу и резвую верблюдицу в месяцы их, так и не удержать человека от потребления чуждого знания. Но они идут только во вред, ибо человек не знает, куда их применить и начинает лукаво мудрствовать.   Читать целиком >>   Обсудить >>

Плодоносно время беды человеческой, ибо ветры судьбы бросают его в прах, доводя до самой сути своей. Когда у белки останавливается её колесо, когда у часов выпадает их пружина, и когда муж чувствует дыхание старости — приходит время экзистенциальных вопросов. И появляется время подумать, ибо некуда больше бежать, нечему больше сжиматься и незачем высоко поднимать голову.
Если человек математически точно получает только то, что заслужил, то неразумно кричать «за что» и горько жаловаться, размазывая по лицу слёзы самосожаления. Видимо, подошло время провести переучёт событий собственной жизни — причём желательно сделать это нелицеприятно, иначе зачем? Репетиция посмертного суда никому не помешает — ведь тем легче будет протекать сама итоговая процедура.
Если верно, что Богу более угодно раскаяние одного грешника, чем непорочная жизнь сотни праведников, то настоящее бедствие — это неспособность искреннее отказаться от устаревших, эгоистичных, низменных мыслей и поступков. Попавший в руки Бога живого кричит криком, радуя завистников и смущая добрых людей, ибо помочь несчастному невозможно.

Торговый люд – не то, что добрые поселяне: они испорчены образованием и потому считают себя умными. Наполненные самомнением до самого верху, они слушают проповедников, оттопырив нижнюю губу. Лукавые пройдохи всё знают и всё понимают – а потому слушают его, как артиста на сцене. Иеремия это заметил и очень расстроился: «Кому мне говорить и кого увещевать, чтобы слушали? Вот, ухо у них необрезанное, и они не могут слышать; вот, слово Господне у них в посмеянии, оно неприятно им» \Иер.6,10\.

Молодой пророк поначалу не пользовался популярностью: то ли харизмы не было, то ли было очень много конкурентов. Скорее всего и то, и другое вместе. Он не мог показать слушателям никаких чудес – дабы поддержать свой авторитет. Был молод – а это большой минус для проповедника. Но самое главное: коллеги его, не владея откровением, заменяли его отчаянной демагогией. Впрочем, каков поп – таков и приход: «ибо от малого до большого, каждый из них предан корысти, и от пророка до священника – все действуют лживо» \Иер.6,13\. Над Иеремией смеялись во время лекций, причём особо усердствовали в этом молодые люди – городская чернь, сукины дети. Но их натравливали люди опытные, и пророк знает, кто они. Это штатный персонал храма, который пробовал на зуб нового товарища. Всё надеялись: а вдруг обидится и уйдёт?

Работники Агитпропа при храме Соломона в те времена были заражены идеями пацифизма, соглашательства и конформизма в самой пахучей форме. Они постоянно толковали о мире и благополучии, об укреплении дружбы между народами, о мультикультурности и терпимости к другим верованиям. Вся их агитация сводилась к двум тезисам: воцарился мир и скоро торговые караваны из халдеев в египтяне пойдут своим чередом, оставляя в палестинах приличную плату за транзитные услуги. Пророк уверен, что его ловкие на язык коллеги – обыкновенные стяжатели, говорящие только, что от них хотят слышать клиенты: «стыдятся ли они, делая мерзости? Нет, нисколько не стыдятся и не краснеют» \Иер.6,15\ - отмечает современник.

Упрямый человек упорствует в своей истине: а ведома она только ему самому. Окружающие его так не считают и признают упрямство за ересь — а он обижается на них искренне. И как же ему не обижаться, если его обидел сам Господь: «жив Бог, лишивший меня суда, и Вседержитель, огорчивший душу мою» \Иов 27,2\. Но Он не торопится оправдываться перед человеком, который сделан из всякого подручного материала.
Не устаёт Иов утверждать свою невиновность: «не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесёт лжи!» \Иов 27,4\. То есть он говорил, говорит и будет говорить правду, только правду и ничего кроме правды. Неслыханная сила духа нужна для этого — и все это знают. Но не к подвигу клонит свои речи обиженный человек: ему надо укрепить свою позицию в споре с друзьями, которые совсем не уверены в нём — а тем более в его словах. Легко бросать слова на ветер и клясться тем, чего нет — и люди знают об этом.

Для неудачника все люди — априорно нечестивцы: либо актуальные, либо потенциальные. Бедняга считает каждую копейку в чужом кармане и стонет: доколе Бог будет терпеть беззаконие! Даже похороны негодяя являются предметом более чем внимательного рассмотрения. А там и смотреть нечего: впереди несут ордена, покойник едет на телеге, а за ним — сонмище мелкого люда, которому свежепреставившийся протежировал. И все плачут! Где же правда, и кто рассудит?
Иов в своих размышлениях вслух во всём обвиняет Вседержителя: Он глух к голосу умирающих, Он слеп к сладкой жизни недостойных людей, Он создал условия для самореализации неукротимых злодеев. И после всех этих обвинений Иов ещё продолжает спрашивать: за что его наказали? Да за такие философствования на людях в нормальном обществе человека отправляют в пионерский лагерь на реке Колыме — копать огород на вечной мерзлоте или гонять комаров на лесоповале. Но Господь терпелив и милосердие Его не знает пределов: мало ли что несчастный человек скажет не подумав! Не хватать же его за язык по каждому пустяку: язык-то у человека не казённый.

Проповедников отличает пессимизм и чёрно-белое видение мира. А глаза пророков замечают только злое по одной причине: их посылают в мир тогда, когда превышается всякая мера беззаконий. Пока какая-то часть народа ещё воздерживается от зла, Господь сдерживает свои чувства по отношению к прочим ради этих немногих. Иными словами, пророк начинает говорить тогда, когда народ становится преступником без изъятий: «походите по улицам Иерусалима, и посмотрите, и разведайте, и поищите на площадях его, не найдёте ли человека, нет ли соблюдающего правду, ищущего истины? – Я пощадил бы Иерусалим» \Иер. 5,1\.

Пророк выделяет три вида людей среди прочего населения. Во-первых, это человек без всяких прилагательных, во-вторых – соблюдающий заповеди не формально, а всею жизнью своею; в третьих – ищущие истины – те, кто только начал идти по Пути. Все остальные люди не достойны называться таковыми и о них в основном идёт речь. Господь настолько ценит своих верных, что обещает сохранить жизнь целому городу, если в нём прописан хотя бы один человек. Вот: искали, и нет никого! А чего же вы хотели от тех, кто привык лгать с утра до вечера? «Лица они сделали твёрже камня, не хотят обратиться» \Иер.5,3\ - стонет проповедник. Через триста лет после него Диоген на афинском базаре тоже искал днём с огнём человеческие лица среди кирпичных морд – и с тем же успехом.

Откуда исходит зло и в чём его причина? Почему не теряет силы рука злодея и не слабеет голос его? Куда смотрит Бог при торжестве негодяев? Эти глобальные вопросы мучают Иова, и муки эти выливаются на головы терпеливых друзей потоками жалоб. Патриарх Страданий упражняется в оголтелой риторике — слушатели оппонируют.
Страдалец при всём своём отчаянии не теряет рассудка и всякую филиппику, направленную в огород Вседержителя, предваряет длинной преамбулой. Каждая его жалоба как минимум на две трети состоит из вводной части, где он от всего сердца славит Творца и льстиво восхищается Его всеведением, всемогуществом, неслыханностью и несказанностью. Извергая кучу не нужных по существу слов, он ни одного не бросает на ветер: в них тонет возможное обвинение в неуважении к Суду. Он прав: оппоненты, сидящие вокруг него, только и ждут возможности ухватить беднягу за язык.

Безо всякого энтузиазма слушали иерусалимчане нравоучения Иеремии, ибо они и не такое слыхали. Молодой пророк хотел зацепить их за честь и достоинство – но торговый люд стрелянный воробей. Долго он толковал им о морали, называя дорогих сограждан уличными девками. А слушатели не стали его убивать, потому что время было неверное: а вдруг он правду говорит?

Тогда пророк перешёл к традиционной части поучений – угрозам всяческих бедствий. Жители Израиля и противной Иуды после недавнего разгрома явно оправились. На базаре Знающие Люди уверенно толковали о том, что халдейско-вавилонские захватчики ушли насовсем, удовлетворившись формальными заверениями в дружбе и сотрудничестве. Жизнь скоро войдёт в нормальное русло – и заживём ещё лучше, чем до войны. Но Иеремия, имевший видения от Господа, буквально кричал на местной агоре: «Объявите Иудее и разгласите в Иерусалиме, и говорите, и трубите трубою по земле; взывайте громко и говорите: «соберитесь, и пойдём в укреплённые города» \Иер.4,5\.