Нет сомнений, что древние русские люди сочинили не одну сотню сказок за первые пять веков своего бытия – но в живых осталась только одна. Но зато всем сказкам сказка: очерк русской жизни, искусно вплетённый в мифологический сюжет. Или по другому: быт и нравы Московской Руси изукрашены лепно атрибутами классической сказки.
Где-то в самом конце 15-го века \ а может – и в самом начале его \ жили-были в городе да Муроме князь и княгиня. Недаром, недаром именно эту сказку время решило сохранить для потомков: ибо пригород Мурома – село Карачарово – есть малая родина былинного богатыря Ильи Муромца. И какие бы ни были бесславные князь и княгиня – они могут справедливо гордиться своим земляком – главным персонажем героического эпоса.

Чем дышал человек в 15-м веке? О чём думал, в какие игры играл, в каком мире жил? Это было средневековье и начало эпохи Возрождения, но тогдашние люди не знали, что они сплошь средневековые и что живут на пороге Высокого Возрождения. Они просто жили, как и всегда.
Легко писать о том времени, ибо источники можно пересчитать по пальцам одной руки: создаётся иллюзия понимания эпохи. Хотя автор понимает только самого себя – и то не всегда. Это во Франции каждый вовремя поседевший дворянин считал своим долгом поведать бумаге свои чувства и мысли по поводу того, что он видел и слышал в своём Пуату или Беарне. А каждый солидный горожанин оставлял летопись цен на овощи вместе со взглядом на дела своего квартала. Которые раньше велись хорошо, а теперь – не в пример хуже.

Проблемы выбора пути не существует: путь только один, а все остальные – от лукавого. Умствует досужий человек, перебирая варианты там, где их нет и не было никогда.
В конце 15-го века едва родившаяся Россия озиралась по сторонам: ребёнку нужны примеры для подражания. И не ребёнку – тоже, но не об этом речь.
Не в первый раз такое случилось: за пять веков до этого, Русь молодая, едва родившаяся из чрева Великой Хазарии, выбирала свою дорогу. И тогда не одно десятилетие – вплоть до интронизации митрополита Иллариона – велись яростные публичные дебаты в стольном граде Киеве: кем быть и с кем быть? Перед князем Владимиром Великим витийствовали и таскали друг дружку за бороды православные попы, католические патеры, иудейские раввины и мусульманские муллы.

Сказывают старые люди, что ещё недавно Солнце и Луна жили в любви и дружбе. Каждый божий день гуляли они по небу вдвоём – душа в душу. Ходят они себе с раннего утра до позднего вечера взявшись за ручку – всем светят, глаз радуют, а правильные люди их дружбу всем ставят в пример. И таки сглазили её!
Начиталась Луна книжек, литературы и поэзии, посмотрела на оперу и послушала балет – и впала в соблазн великий. Стала Луна интеллектуально развитой и очень культурной, а культура – дело хитрое и опасное – острее мужниной бритвы. Думать начала Луна своей небольшой головушкой – да так и надорвалась: полезли в неё мысли тёмные и завистливые. Стала она задавать плохие вопросы, на которых нет хороших ответов: а почему Солнце все хвалят, а меня – нет? А почему Солнце всегда идёт впереди – а я сзади? Почему я холодная, а Солнце – горячее?

Всякую юную девицу обступают со всех сторон многочисленные соблазны. И Россия после «стояния на Угре» - не исключение. На карте мира появилась новая страна, которая не знает, куда ей направить свои стопы.
Радикально изменились две вещи: финансовые потоки и самосознание элит, что взаимосвязано. До 1480 года великий князь Московский исполнял обязанности Главного Мытаря у татарского хана: он собирал и отправлял в столицу ордынский выход. Что-то к рукам собирателя прилипало, но наверняка не много: с таким хозяином много не наворуешь. Теперь он эти средства оставлял у себя: фискальная система, отлаженная за два века как часы, осталась прежней. И население в материальном плане от этой самой независимости ничего не выиграло – а простые люди меркантильны до безобразия.

Знающие люди говорят: новое вино не налить в старые мехи. Но если больше некуда? Нам говорят: не мечите бисер перед свиньями. Но на безрыбье – и рак рыба.
Никто не хотел умирать. Но разве кого-то спрашивали? И откуда возьмётся опыт, если не лезть в воду, не зная броду? И как оценить прошлое, не зная будущее? И чего стоят все оценки? Тот, кто живёт – не видит своей тени, и только смерть делает её зримой.

Свобода ушла, оставив грязные носки, а независимость стала прочнее потому, что соседи ослабели. Кости добрых молодцев разбросало по городам и весям - опять пришло время смутное и пустое. Уже никто не тщился повторить подвиги Тохтамыша или Тимура и никто не боялся очередного нашествия: и некому бояться и нечего. Бродили по Руси мелкие и разные разбойничьи шайки, а национальность у них была сомнительная - один Бог знает папу и маму очередного грабителя.
Осколки Орды как-то склеились и дань - от греха подальше - платили по-прежнему. Только название царства менялось: то Золотая, то Синяя, то Белая Орда. Розовой, кажется, не было, но кто знает, какой цвет понравится любимой жене царя? Великая Татария медленно умирала, а Великая Русь никак не могла родиться. То ли повитухи были не умелые, то ли роженица была старая и немощная - только ребёнок всё норовил выйти боком.

Сорок лет Моисей водил избранный Богом народ по пустыням, расспрашивая у всех встречных бродяг дорогу. Те говорили, что до Земли Обетованной уже рукой подать, надо только пойти туда – не знаю куда, найти то – не знаю что. А как раз за ними – райские кущи.
Вначале евреи, как кто путние, добросовестно месили ногами песок, расталкивая назойливых скорпионов. Проходят годы – но нет исхода, хотя вышли уже давно. Тогда терпение их кончилось и подступили они к своему поводырю с ножами острыми: какого чёрта они ходят вокруг да около да сколько он ещё будет издеваться над людьми? Зачем Моисей увёл их из Египта, где они вкусно если и мягко спали? И посыпали громко голову пеплом: почему они поменяли сладкую чечевичную похлёбку на никому не нужное первородство!

Катастрофические перемены приходят тихо и незаметно, как само время. Как шёпот ночного дождя и морщины на усталом лице.
Память хранит дела громкие и пустые. Громкие они потому, что слышны в пустоте. Грандиозные создания человеческих рук ничего не меняют по существу для создающих. Но они наполняют мир далёких потомков зримыми образами богов. Для тех, кто строил пирамиды, ничего не менялось, кроме дня и ночи. А когда умерла и память о последних строителях, пирамиды стали частью культурного ландшафта: мир современного человека не существует без пирамид.