Война в Ираке закончилась - точнее, ее бронетанковая фаза. Пора разбираться с последствиями: закон непредвиденных последствий уже начал действовать. Мир завален послевоенным мусором: обломками рухнувших мифов. Они способны зашибить посильнее, чем кирпич, и не отдельных невезучих особей, а целые нации. Список зашибленных стремительной победой коалиции велик и скорбен, но главный удар получило арабское ego.
Расплетать комплексы, нажитые, например, в Москве пока не стоит. Не потому, что они банальны - с чисто, так сказать, научной точки зрения последствия повторной постимперской травмы весьма интересны.
Например, ястребиная часть российского генералитета получила предметное представление о роли и месте собственных вооруженных сил в современном миропорядке. (За это Владимир Путин должен сказать отдельное спасибо Штатам - <ястреб> не обязательно означает <дурак>, и шансы успешного завершения военной реформы в России заметно возросли в момент вступления в Багдад первой американской бронеколонны.) Российские телезрители смогли оценить доброкачественность информации, которой их на протяжении кампании снабжали правительственные телеканалы. (Тут кремлевского <спасибо> вряд ли кто дождется. Скорее, люди из президентской администрации с усталыми, но добрыми глазами оторвут десяток-другой <говорящих голов>, ласково цитируя при этом Жванецкого: <Тщательнее надо!>) Видимо, валерьянку пополам с <Посольской> пьют сейчас и в МИДе (который очень часто представляет на, так сказать, внешнеполитической арене какую-то совсем другую Россию, нежели кремлевские эмиссары).
Все так, и для социопсихолога не только Россия, но и почти любая страна мира остается кладезем заслуживающих изучения диагнозов. Однако их травмы не являются, по-медицински говоря, жизнеугрожающими, а роль этих стран в общем раскладе вещей на Ближнем Востоке маргинальна. По крайней мере, пока.
Но вот удар, который получили представления арабов о самих себе вообще и арабский национализм в частности, был действительно сокрушительным.
С самого начала войны в Ираке арабское общественное мнение жило в состоянии раздвоенности (это уже само по себе плохо: расщепление личности - первый признак паранойи). С одной стороны, никаких симпатий к Саддаму и никаких иллюзий по поводу его режиму у арабов не было. В каждом большом арабском городе - от иорданского Аммана до марокканского Рабата - обязательно обнаружится колония иракских эмигрантов, и у каждого из них наготове непридуманная душераздирающая история. С другой стороны, желать успеха США и Великобритании арабы тоже никак не могли по совокупности причин - от американской поддержки Израиля и до родовых воспоминаний о британском колониализме. Среднестатический араб (существо такое же мифическое, как и усредненный русский - но для экспресс-анализа разрешим уж ему появиться на свет) выработал для себя половинчатый прогноз войны. Иракская армия будет мужественно сопротивляться, причиняя американцами огромные потери. Война затянется на месяцы, и хотя коалиция и победит, на улицах городов ее будет встречать пустота и акты сопротивления. Не вынеся такого скверного к себе отношения, англосаксы быстро уберутся восвояси, и иракцы сами займутся обустройством своего государства. В общем, будет одержана победа и над Саддамом, и над агрессором.
Миф начал рушиться в первые же дни войны. Популярный во всем мире говорок затих в арабском мире, пожалуй, раньше, чем в других частях света - просто в силу географической близости. Начал разваливаться и удобный стереотип. Часть - заметно меньшая - арабов мысленно перешла на сторону Саддама, большая оказалась в состоянии депрессии. Для них победа коалиции стала личным унижением. (Нечто подобное, только в гораздо более слабой форме, пережила Россия после косовской операции.)
Не только потому, что арабская армия не смогла оказать сколь-нибудь заметного сопротивления, но и потому, что вроде-бы-агрессора встречали цветами. И потому, что за распадом режима Хусейна последовала оргия грабежей. Скрываться от реальности можно было только за пеленой теории заговоров. Диктор египетского телевидения безапелляционно заявил, что встречали американцев цветами и грабили все подряд не иракцы, а заранее завезенные ЦРУ провокаторы.
Совершенно вменяемая саудовская газета Arab News суммировала полученный арабами удар в редакционной статье: <На начальных этапах вторжения, до того, как <очаги сопротивления>, якобы задерживавшие продвижение сил единственной в мире сверхдержавы, оказались легендами и мифами, арабы испытывали гордость. Теперь она сменилась безмерным стыдом и унижением. Кадры с американскими солдатами, устраивающими пикник в центре Багдада, на протяжении многих поколений будут преследовать коллективную психику арабов>.
Газета приводит совсем уж катастрофический с точки зрения арабского национализма пример: во время ссоры двух молодых приятелей, один обозвал второго <просто арабом каким-то>. Спорившие были саудовцами - гражданами королевства, считавшегося сердцем арабского мира.
Ощущение унижения дополняется чувством бессилия. Даже свалить статую Саддама иракцы сами не смогли - пришлось звать на подмогу американский танк. <Ни одна страна и совершенно точно ни одна ближневосточная страна не может противостоять даже плохо подготовленной операции под руководством США. Америка теперь правит миром, сама или через посредников, и никто ничего не может с этим сделать>. С немыслимой ранее интонацией газета риторически спрашивает: <Будут ли вторгшиеся завоеватели настолько милосердны, чтобы уйти, раз уж их цель <освобождения> достигнута?>
Сшибка с реальностью - страшная штука, опаснее удара о бетон. Какие долгосрочные последствия будет иметь нанесенный арабскому национализму сокрушительный удар, пока неясно. Хотя ближайшую перспективу Arab News описывает довольно точно: <Некоторые вещи можно считать гарантированными. Будет использована <дорожная карта> к миру на Ближнем Востоке. Появится палестинское государство. Демократия придет сначала в Ирак, а потом и на большую часть Ближнего Востока - чтобы дать людям чувство свободы и оправдать продолжение американского сотрудничества с правителями региона. Подобно тому, как в 1990-х, после падения Берлинской стены сталинизм был заменен капиталистической системой...>
В общем, вроде как Arab News рисует вполне благолепную картину. Нет. Признавать реалии и трактовать их - вещи разные. Я намеренно выпустил из цитаты все оценки. Вот она же, но полностью: <Некоторые вещи можно считать гарантированными. Будет использована наскоро сварганенная <дорожная карта> к миру на Ближнем Востоке. Появится мертворожденное палестинское государство, полностью политически и экономически зависимое от Израиля. Какая-никакая демократия придет сначала в Ирак, а потом и на большую часть Ближнего Востока - ее будет ровно столько, чтобы дать людям чувство свободы и оправдать продолжение американского <сотрудничества> с правителями региона. Подобно тому, как в 1990-х, после падения Берлинской стены сталинизм был заменен гораздо более грубой капиталистической системой эксплуатации...>
Арабский национализм тяжело ранен. Он сможет выжить - а он хочет выжить! - только трансформировавшись и модернизировавшись. Он тяжело ранен, но не мертв. И именно поэтому в самом начале я написал что кончилась не война, а ее фронтовая фаза.
Александр ДЫМЕЛИН
http://www.rg-rb.de/2003/16/panarabia.shtml
Несмотря на различия в мотивациях и различные, подчас космополитические истоки, арабский национализм сегодня представляет собой политическое движение, стремящееся к восстановлению главенства арабов, подобного тому, которое существовало в арабо-мусульманской империи во времена халифов. Не следует забывать, что империя эта родилась в результате арабизации земель зимми и порабощения местного населения. Следовательно, идеологически и исторически арабский национализм связан с идеологией джихада и зимми. Так как арабизм воспринял основополагающие исламские ценности, не удивительно, что арабский национализм и панисламизм иногда перекрывают друг друга, а иногда вступают в борьбу, ибо в них имеются и противоположные элементы.
Значимость статуса зимми уже в наши дни была признана на Четвертой конференции Академии исламских исследований, проведенной в каирском университете Ал-Азхар.
Участвовавшие в ней видные исламские, теологи утверждали:
"Можно сказать, что они являются немусульманами, живущими в нашей среде, и, следовательно, мы должны заботиться о них. К этой группе относятся и евреи, проживающие в некоторых мусульманских странах, руководители которых оказывают им покровительство и защищают от масс мусульман. Но мы говорим тем, кто защищает евреев, что последние являются зимми, народом, имеющим обязательства по отношению к мусульманам, но нарушившим договор, то есть зимми, в соответствии с которым им оказывалась протекция... Этот народ разорвал свой договор и превысил свои привилегии: как же мы можем держаться наших обязательств по отношению к нему?"
Из этого следует, что в соответствии с исламскими догматами евреи в современных исламских государствах все еще рассматриваются как зимми; христиан также следует относить к этой категории, и если это так, они не могут иметь равные права с мусульманами.
Процесс взаимопроникновения арабизма и ислама, на который ссылался Бен-Белла, отнюдь не предвещает в будущем свободу и равноправие для арабов-христиан. Начиная с девятнадцатого столетия, они боролись за ассимиляцию в "секулярной арабской демократии", которая должна заменить "исламское общество", где, согласно традиции, арабы могли быть только мусульманами.
Ливийский президент Каддафи, отвечая на вопрос о судьбе десяти миллионов христиан, живущих в арабских странах, заявлял:
- Арабы-христиане пошли по неправильной дороге, и они должны изменить свои пути, по-тому что на самом деле они - арабы.
- Но ведь нет никаких сомнений в том, что они арабы.
- Если так, они должны принять ислам.
Однако, если они и не изменят своей религии, арабо-исламская история уже имеет решение этой проблемы и снабдит их проверенным, апробированным статусом зимми.
Так традиционные ценности умма, описав круг в пределах развития идеологии арабского национализма, увековечили уже в наши дни противоречие между культурно-лингвистическими устремлениями более древних, чем арабы, народов, и панисламизмом. Этот конфликт оказывает влияние на аспекты религиозной жизни (на свободу вероисповедания, статус культовых строений, порядок проведения процессий, использование церковных колоколов), а также на вопросы прозелитизма, обращения, смешанных браков и права наследования наряду с вопросом равноправия и возможностями трудоустройства.
Здесь не место в деталях описывать волны насилия, прокатившиеся по всему Ближнему и Среднему Востоку, а также Магрибу в течение и после Второй мировой войны. Ксенофобия, возникшая вслед за деколонизацией, напомнила старые традиции зимми, только лишь выраженные на языке арабского национализма. С точки зрения современного арабского национализма преодоление унизительных последствий европейского колониализма состоит прежде всего в лишении групп зимми их права на религиозную и культурную эмансипацию - права, приобретенного ими в результате интервенции европейцев.
Мусульманская зимма превратилась теперь в арабскую зимма. Исламская умма стала арабской нацией, а восточный доарабский национализм возродился как национализм зимми. Арабо-израильский конфликт выявил застарелую вражду, бывшую под контролем только в корот-кий период господства европейского колониализма. Прорываясь спорадически, как возобновляющаяся болезнь, она достигла своего пика в тридцатые годы 19-го века, пробудив в массах застарелую агрессивность по отношению к зимми. Коренящиеся в психологии масс, эти эксцессы перекатывались по всему арабскому миру.
Некоторые страны, такие, например, как Марокко и Тунис, пытались обуздать фанатизм масс, но в Ливии, Египте, Сирии и Ираке сами власти подогревали толпу, уже возбужденную демагогами. Арабские националисты, выпустившие наружу эти коллективные эмоции, говорили языком ненависти и высокомерия прошлых веков, но поскольку эти действия вызвали возмущение всего остального мира, власти пытались подменить принципы джихада идеями Мауварди (см. док. 5). Полностью лишенное своего имущества, большинство евреев было вынуждено (в основном под воздействием неофициальных мер принуждения) покидать арабские страны. В Сирии из примерно миллиона евреев осталось лишь 20000, удерживаемых к качестве заложников. Аналогичным образом на Ближнем Востоке и в Северной Африке почти полностью исчезли древние доисламские еврейские общины, обвиненные в мятежах против арабской зимма.
После Второй мировой войны статус религиозных меньшинств в мусульманских странах варьировался достаточно широко. Их свобода и безопасность возросли настолько, что доминация религии (как и арабского национализма) в политике мусульманских государств значительно уменьшилась.
Так произошло, например, в Турции, в особенности после того, как Мустафа Кемаль стал президентом (1923), и в Иране во времена правления шаха Геза Пехлеви и его сына Мухаммада Реза (1925-1979). В Египте аналогичный процесс стал разворачиваться к концу правления Анвара Садата, когда эта страна вышла из орбиты влияния арабского мира и начала проводить более либеральную политику - в согласии с египетской историей, интересами страны и стремлением к мирному сосуществованию.
Внутренняя нестабильность, мешающая нациям успешно развиваться, напоминает о rex периодах конфликтов (особенно в 19-м столетии), когда исламские силы, стремившиеся к переменам и прогрессу, наталкивались на сопротивление консервативных сил, враждебных любым нововведениям. Как и в те, более ранние периоды, судьба немусульманских общин и степень агрессивности джихада будут зависеть от того, какая партия в конце возьмет верх.
Все попытки секуляризации арабского национализма, начатые более ста лет назад христианами, которые даже больше, чем евреи, рискуют очутиться в положении зимми, в свете нынешней войны в Ливане выглядят совершенно утопично. Марониты и христиане сплотились в наши дни против общей опасности, подвигнутые к этому союзу также и общим прошлым, в котором уязвимость обеих групп и их склонность к политическим манипуляциям приводили подчас к взаимной вражде.
http://www.pedclub.ru/history/lessons7/zimmi19.htm
Арабский национализм (<аль-каумийя аль-арабийя>) как идейное течение возник в начале ХХ столетия. Становление его идеологии происходило под активнейшим воздействием идей арабского Просвещения, восходившего в своих идейных истоках к Просвещению европейскому. Арабское Просвещение, развивавшееся преимущественно в двух ареалах - египетском и великосирийском, которые занимали особое торгово-экономическое, историко-культурное и политическое положение в рамках Османской империи, - питалось непосредственными культурными контактами с основными европейскими державами.
В рамках арабского Просвещения второй половины ХIХ в. его крупнейшими мыслителями Б. аль-Бустани, ат-Тахтави, Ж. Зейданом и др. разрабатывались такие понятия, как <народ> (<аш-шааб>), <родина> (<аль-ватан>) и <арабизм> (<аль-уруба>). Все эти понятия оказались затем принципиально важными для складывания арабской национальной идеи и были восприняты арабским национализмом, обретя в нем заметное место в качестве понятий <арабский народ>, <арабская родина> с ее отчетливыми географическими чертами, <арабизм> как объединяющая духовная взаимосвязь всех арабов.
Понятие <арабизм> стало главной идейной предтечей арабской национальной идеи. Дело в том, что для общественного сознания цивилизационных центров того, что сегодня входит в понятие <арабский мир>, вплоть до эпохи арабского Просвещения вовсе не было характерно отождествлять себя с арабами вообще, несмотря на то, что сами идейные носители этого сознания могли иметь арабское происхождение.
Именно сирийско-ливанские просветители, введя понятие <арабизм>, придали ему тот смысл и то значение, которые стали сегодня общепризнанными во всем мире, распространив его на весь арабский социум. Расширение понятия <арабы> до понятия <арабизм> произвело эффект эмансипации понятия <араб> от понятия <мусульманин>. Это отделение себя прежде всего от единоверцев-турок имело важное значение в плане становления национального самосознания, когда до оформления национальной идеи оставался всего один шаг.
Этот шаг и был сделан сирийско-ливанско-палестинскими мыслителями в 1905 г., когда возникло понятие <арабская нация> (<аль-умма аль-арабийя>). Выражение это было впервые употреблено в книге Наджиба Аззури с характерным названием <Пробуждение арабской нации>: <Существует арабская нация, которая одинаково включает в себя христиан и мусульман. А религиозные проблемы, возникающие между членами общин (конфессиональных. - К.Т.), есть не что иное, как политические проблемы, возбуждаемые иностранными государствами в их собственных интересах>.
Очень скоро арабская идея в тех параметрах, которые были только что отмечены, и прежде всего в ее географическом наполнении, обрела черты национально-государственного проекта, который широко обсуждался в кругах политической элиты Сирии, Ливана, Палестины, Месопотамии и Аравии, а затем стал и предметом переговоров, которые вели арабские и европейские эмиссары на предмет отделения этой части арабского мира от Османской империи и создания на его территории единого арабского государства. Был и общенациональный лидер, готовый олицетворить и провести в жизнь эту идею, - шериф Мекки, прямой потомок пророка Мухаммеда и прадед нынешнего короля Иордании. Более того, в ходе Первой мировой войны арабы вели вооруженную борьбу под руководством своего национального лидера за осуществление этой идеи, причем борьбу победоносную и, казалось, поддерживаемую великими державами, прежде всего Англией.
Сильнейшая фрустрация, испытанная арабами вследствие итогов Первой мировой войны, выразившихся в разделе арабского мира между Англией и Францией, - серьезный поворот в содержании и направленности арабской национальной идеи и в судьбах арабского национализма. Идея <арабской уммы> (нации) в связи с распадом Османской империи и выходом из нее бывших арабских владений утратила антитурецкую направленность и стала приобретать антиколониальный и антизападный характер.
Одновременно в этот период произошло существенное изменение географического наполнения понятия <арабская нация>: оно пережило тотальную генерализацию, распространившись на весь ареал обитания арабов. В транскрипции арабских националистов это стало выглядеть следующим образом: <Арабская умма едина от Океана (Атлантического. - К.Т.) до Залива (Персидского. - К.Т.)>.
Однако, несмотря на антизападную направленность, идея арабской уммы среди идеологов главного течения арабского национализма практически никогда не доходила до ксенофобии и неприятия всего иностранного. Хотя пафос идеологического противостояния приводил арабских националистов к отвержению всего, что рассматривалось ими в качестве <импортированных идеологий> (это определение распространялось ими и на марксизм), но это вовсе не мешало им развивать отдельные положения арабской национальной идеи в русле наследия арабского Просвещения с сильными акцентами английской и французской либерально-правовой традиции.
Одну из ведущих ролей в разработке арабской национальной идеи в этот период сыграл видный философ и политический мыслитель Мустафа Саты аль-Хусри. В своем программном сочинении <Ма хийя аль-каумийя> (<Что такое национализм>) он ограничил это понятие двумя признаками: общностью языка и общностью истории. Избегая открытых атак на ислам, он в то же время все дальше разводил понятия <религия> и <умма>, доказывая, что ислам не может рассматриваться в качестве признака нации. Он активно выступал против любых попыток синтезировать панарабизм и панисламизм.
В 1930-е гг. на арабской идейно-политической арене появился целый ряд видных мыслителей, внесших весомый вклад в дальнейшее развитие арабской национальной идеи. Среди них следует выделить прежде всего Константина Зуррейка, Мишеля Афляка и Салаха Битара. Они стремились придать национальной идее более осязательный характер, привязать ее к территориально-географической среде, к идее <арабской родины>. Зуррейк впервые сделал акцент на заимствованную у Фихте идею национальной исключительности, но применительно уже к арабской нации, сформулировав ее как <великую миссию арабской уммы>. Афляк и Битар превратили эту идею в свое идейно-политическое кредо, ставшее одним из наиболее употребительных слоганов баасизма и арабского национализма в целом: <Арабская умма едина; миссия ее священна>. Идеи второго поколения арабских националистов легли в основу первых реальных политических панарабских проектов, каковыми стали Партия арабского возрождения и Арабская социалистическая партия.
В период между двумя мировыми войнами арабская национальная идея овладевала умами не только политической элиты, но и <арабской улицы>, все больше превращаясь в мотивацию политического поведения на общеарабском уровне. После Второй мировой войны, в ходе которой независимости добились Сирия и Ливан, арабская национальная идея становится центральным звеном идеологии национально-освободительной борьбы и начинает обретать черты панарабского политического проекта. В 1947 г. в Бейруте была создана Партия арабского социалистического возрождения (аль-Баас). Примерно в этот же период возникла организация <Аль-Урва аль-вуска> (<Прочная связь>), на основе которой позднее возникло Движение арабских националистов.
Мощнейшим катализатором политической активности, основанной на арабской национальной идее, было поражение арабов в войне с Израилем в 1948 г. Это поражение, как писал впоследствии первый президент Египта Гамаль Абдель Насер, произвело на египетских офицеров, участвовавших в войне, серьезнейшее воздействие. Причину разгрома они увидели в слабости и разобщенности арабских стран. Итогом поражения стало наряду с приобретением арабским национализмом отчетливой антиизраильской направленности появление в нем социально-политических мотивов внутриарабского свойства, когда в ряды <врагов арабской уммы> наряду с внешними - Западом, Израилем и СССР (вплоть до второй половины 60-х, когда Советский Союз разорвал отношения с Израилем) стали попадать арабские правители, сторонники <местного>, то есть египетского, сирийского и прочих национализмов. Все это становилось побудительным мотивом революционных внутренних изменений в тех странах, где правили <отсталые и предательские режимы>, в частности в Египте, где уже в 1952 г. Насером была совершена революция под лозунгами арабского национализма.
Годы правления Насера были отмечены попытками последовательного воплощения арабской национальной идеи в жизнь. Это касалось как повсеместной поддержки национально-освободительного движения, в результате чего большинство арабских стран обрело независимость, так и идеи арабского национального единства, которое трактовалось как необходимость создания единого арабского государства. Такие попытки предпринимались, и наиболее яркой из них было создание в 1958 г. Объединенной Арабской Республики (ОАР), в которую вошли Египет и Сирия и на первых порах присоединился даже королевский Северный Йемен. На самом деле это был гораздо более далеко идущий проект. Арабские националисты, поддерживавшиеся египетскими спецслужбами, планировали осуществление панарабских переворотов в Ливане, Иордании, Ираке, Тунисе и других странах.
Непреклонную панарабскую позицию занимал Насер и в палестинском вопросе. Побудительным мотивом войны Египта с Израилем в 1967 г. было стремление к освобождению Палестины от присутствия <сионистского образования>, что полностью вписывалось в логику панарабской концептуальной схемы <единая умма - единая родина - единое государство>, в рамках которой наличие Израиля выглядело главным препятствием на пути к арабскому национальному единству.
Провал попыток создания объединенного арабского государства, а затем и нанесения поражения Израилю вызвал острейший кризис концепта арабской национальной идеи. Что до провала проекта ОАР, то эффект его был тем большим, что во главе антинасеровского, антиегипетского переворота в Сирии в 1961 г. стояли баасисты, то есть представители партии, на знаменах которой был начертан лозунг <Арабская нация едина, миссия ее священна: единство, свобода, социализм>. Для националистических течений арабского мира <местнические>, то есть сирийские, иракские и прочие, интересы в реальной политике оказались выше общеарабских, а социально-политические противоречия между различными течениями арабского национализма - сильнее принципа арабской солидарности.
После поражения в войне 1967 г. морально-политический кризис привел к поражению идей арабского социализма, по крайней мере, в его насеристском варианте. Война выявила неэффективность политического режима, построенного на его принципах, что привело не только к крушению насеризма как общественно-политического режима (что и произошло вскоре после прихода к власти Анвара Садата), но и к самороспуску крупнейшей панарабской организации Движение арабских националистов.
Другое направление развития арабского национализма - это стремление к синтезу с панисламизмом. Оно также возникло с того времени, когда стали осуществляться попытки реализации проектов <арабского социализма>. Насеризмом в свое время были предприняты наиболее последовательные попытки включения ислама в систему националистических ценностей. Именно за счет исламской компоненты стал возможным идейный диалог насеровского Египта с Саудовской Аравией и другими монархическими режимами Аравийского полуострова и Персидского залива. Одним из результатов этого процесса стал синтез понятий <исламская и арабская умма>, который стал частью политической фразеологии, если не сказать - официальной идеологии практически всех арабских стран. Им же пользуются сегодня и многие представители различных политических направлений современного арабского мира - от деятелей либерального и левого толка до приверженцев экстремистских организаций типа ХАМАС, <Исламский джихад> или <Аль-Каида>.
Проблематика арабской национальной идеи утратила актуальность, растворившись в реалиях современной политики. Вместе с тем новые исторические реалии способны порой реанимировать идеи, казалось бы, навсегда утраченные, что показывает, в частности, и пример сегодняшней России. Политическая практика свидетельствует, что современные арабские режимы, генетически связанные с идеологией арабского национализма, обрели способность эволюционировать, не теряя при этом сущности идеологического ядра, основанного на арабской национальной идее, и не поддаваясь воздействию возбуждаемой исламистским влиянием улицы.
Константин ТРУЕВЦЕВ, кандидат философских наук, доцент Высшей школы экономики
http://www.politjournal.ru/index.php?action=Articles&dirid=67&tek=1765&issue=46
