Книга вторая ФРАНЦИЯ

Отец Павел

Меня провели в кабинет директора. Принял священник среднего роста и крепкого телосложения. Лицо его было обрамлено пышной рыжей бородой. Как мне сказали немного позже, отец Павел был бельгийцем.
– Здравствуйте, Анатолий Федорович, – сказал отец Павел. –Спасибо, что вы нашли время для нашей беседы.
И тут же начал задавать вопросы.
– Вы любите церковное пение? Вы любите ходить в церковь?
– Церковное пение я люблю, а в церковь ходить не люблю.
– Спасибо за ваш прямой и откровенный ответ. Теперь перейдем к основному вопросу, а именно, согласитесь ли вы преподавать русский язык в младших классах нашей школы? Я вам предлагаю следующие условия: у вас будет отдельная комната, и вы будете завтракать, обедать и ужинать с преподавателями и священниками, живущими в этом доме. Приходящих преподавателей этот распорядок не касается. Кроме преподавания, вы будете дежурить на вечерних занятиях. Во время обеда и ужина учеников, чтобы соблюдать тишину в столовой, вы будете читать русских классиков, которых мы будем выбирать сообща. Естественно, что вы будете получать ежемесячное денежное вознаграждение в размере ста франков. Подумайте над моим предложением и, если вас не затруднит, дайте мне ответ на следующей неделе.
– Отец Павел, я согласился бы с вашими условиями, даже если бы я не находился в таком положении, в котором я нахожусь в настоящее время!

– Спасибо, Анатолий Федорович, другого ответа от вас я и не ждал. Занятия в школе начнутся 15-го сентября. Вы можете занять вашу комнату дня за два – за три до начала занятий.
Отец Павел вызвал по телефону отца Виктора, которому представил меня, и сказал:
– Извините, Анатолий Федорович, мы на этом распрощаемся, а отец Виктор вам покажет вашу комнату и ознакомит с нашим интернатом.

Интернат находился в Пасси, одном из районов Парижа, на холмистом месте, недалеко от дворца Шайо и площади Трокадеро, которое обрывисто спускалось к Сене.
Отец Виктор Рихтер повел меня по коридору (который называли «вешалкой»), в конце которого спускалась лестница во двор. У самого основания здания находилось миниатюрное футбольное поле. Затем, ступенькой ниже, классные комнаты. Еще ниже – небольшая трехэтажная пристройка с отдельными комнатами для священников, не связанных со школой. На втором этаже этой пристройки находилась моя комната.

После поверхностного осмотра «владений», отец Виктор пригласил меня на чашку чая. За столом он мне рассказал краткую историю Интерната Святого Георгия, возникшего в Константинополе в 1921 году по инициативе небольшой группы католиков-иезуитов. Потом, в 1923 году, Интернат переехал в Бельгию (город Намюр), где просуществовал до войны. В 1940 году он переехал во Францию (в Париж). Впоследствии Интернат переехал в Медон, в предместье Парижа, но тогда, в 1944 году, отец Виктор не знал, что Интернат переедет еще раз!
В Интернат принимали, в основном, мальчиков и девочек русского происхождения.
Воспитанники Интерната, в зависимости от возраста, ходили на уроки в ближайшие колледжи и лицеи, в которых преподавание велось на французском языке. Но, возвращаясь в Интернат, они были обязаны говорить только по-русски. Тем, кто этого правила не соблюдал, самим отцом Павлом давались «наряды», которые заключались в уборке помещения или оказания помощи на кухне.

Я поблагодарил отца Виктора и помчался сообщить неожиданную новость Варваре Павловне и Павлуше: меня приняли на работу!
– Я очень рада за вас, – сказала Варвара Павловна. – Павел вышел искать работу у американцев, в ожидании, пока префектура полиции не вернет ему права таксиста. Он будет очень рад такой хорошей новости.

Наступил первый день занятий. Отец Павел пригласил всех преподавателей в кабинет и представил меня. На этом была закончена официальная часть нашего знакомства. Ко мне подошел Юрий Николаевич Маклаков – преподаватель русской истории – и поинтересовался моим состоянием перед первым уроком русского языка.
– Самое главное, – сказал он, – это не дать себе сесть на шею с первого урока!
– Преимущество Анатолия Федоровича заключается в том, что он не говорит по-французски! – подсказал отец Павел.
И мы разошлись «по своим местам».
Я должен признаться, что никакого преподавательского опыта у меня не было, и я не знал, с чего начать свой первый урок. Дело осложнялось еще тем, что некоторые дети русского происхождения совершенно не говорили по-русски. У меня не было даже элементарного учебника по грамматике. Пойти к отцу Павлу и поделиться с ним своими трудностями я считал недопустимым, хотя отец Павел никакого экзамена мне не устраивал и не проверял моих способностей к преподаванию. Пойти посоветоваться с Юрием Николаевичем я не хотел: мне казалось, что он забросает меня советами и учебниками для педагогов прошлого столетия.
«Ладно, решил я, обойдусь на первых порах без грамматики, делая упор на разговорную речь. Когда же запас слов будет достаточным – перейду к склонению и спряжению».
Так я и поступил.

С первого же дня, после уроков, я оказался на футбольной площадке. Детвора мне заявила, что она мне даст «хорошего вратаря» и что она будет играть против меня! С этого момента я оказался «облепленным», как осами, детворой, которая лишала меня возможности передвигаться. Отец Виктор мне посоветовал, чтобы я «разбросал» детвору: «иначе вы не выиграете, – говорил он».
– Дело не в выигрыше, а в том, чтобы не проиграть, – ответил я.

Для вечерних занятий было отведено особое помещение с небольшой перегородкой между старшими и младшими классами. В этот вечер, как обычно, я сидел за письменным столом на невысокой эстраде и наблюдал за обоими классами. В какой-то момент я заметил, что малыши поднимали головы и смотрели на стенку за моей спиной, где на короткий момент загоралась лампочка, потом гасла. В чем дело?
Медленно, без рывков, я переменил свою позицию таким образом, чтобы видеть одновременно и класс, и стенку. После довольно долгого наблюдения я заметил, что все головы поднимались именно в тот момент, когда один из них склонялся над тетрадкой. Я начал медленно ходить по классу и присматриваться к тому, который опускал голову над тетрадкой. Потом я остановился около его парты, вынул из чернильницы два тонких электропровода и пошел на свое место. Что же происходило? Очень простая вещь! Делая вид, что он макает перо, он соединял провода, и на противоположной стенке, за моей спиной, включалась маленькая лампочка!
После вечерних занятий, я подозвал «изобретателя» и сказал ему: «Если хочешь заниматься опытами, то можешь приходить в мою комнату». Он приходил.
Много лет спустя я его встретил на каком-то собрании: он стал ведущим инженером в области строительства атомных централ.
Париж был освобожден, но война продолжалась. Появились американские солдаты, а с ним возродился теневой рынок. Появились также американские сигареты, шоколад, нейлоновые чулки и пр. Старшеклассники принимали деятельное участие в процветании теневого рынка, перепродавая сигареты, сахар, рис и другие товары друг другу или близким знакомым и родственникам.
Первый инцидент со старшеклассниками произошел из-за курения в подвальном помещении, где хранился уголь. Я увидел, что чиркнула спичка, и пошел «на огонек». Когда я очутился рядом с курящими, то они от неожиданности побросали зажженные сигареты в уголь. В первую очередь я потребовал, чтобы они отыскали сигареты. Затем отобрал коробок со спичками.
– Это не мои спички.
– Мне все равно, чьи они.
– Вы вор – крадете церковные спички.
За такие слова я дал по шее.
– Я пожалуюсь на вас отцу Павлу.
– И хорошо сделаешь! Торопись, пока он не ушел из кабинета!

Через два дня после истории с сигаретами я вновь увидел свет в подвальном помещении. Прихожу туда и вижу «моих героев», старавшихся снять крючком особого профиля банку с вареньем с полки и притянуть ее к клетчатым дверям. От неожиданности моего появления они свалили банку на пол и разбили. Каждому из них досталось по шее.

Видимо, в ответ на «мою бдительность» и свое поражение эти ребята решили мне устроить «фейерверк». Помещение, в котором проходили вечерние занятия, отапливалось небольшой печуркой. Под предлогом, что надо подбросить угля, «мои герои» подбросили патроны. Сколько было патронов – не знаю. Малыши готовили свои уроки в полной тишине. Внезапно раздалось несколько взрывов, печурка начала подпрыгивать, соскальзывая со своего небольшого постамента, и угрожала лечь набок. Трубы разъединились, пошел дым. Малышей охватила истерика: носятся с места на место и ревут. Растерялись и старшеклассники, в частности, «мои герои».
– Спокойно! Всем занять свои места! – приказал я и прошел к перепуганным старшеклассникам.
Первые попавшиеся под руку получили по шее.
– Поставить печку на место и соединить трубы! Без промедлений!
Старшеклассники бросились выполнять мое приказание. Они подтянули печку на свое место и соединили трубы. Затем они открыли окна, чтобы проветрить помещение. После этого все заняли свои места и занятия вошли в обычный ритм.
Инцидент был исчерпан.

Много лет спустя, на одном из ежегодных праздников Интерната я беседовал с моими бывшими воспитанниками. Конечно, вспоминали «дела минувших дней», и, признаюсь, мне было приятно услышать от инженеров, преподавателей и артистов: «Мы вас уважали за то, что вы решали проблемы самостоятельно, не обращаясь к отцу Павлу. Мы отдавали себе отчет в том, что отец Павел выгнал бы нас из Интерната, если бы ему стали известны наши проделки!

Неожиданно во время моего урока на пороге классной комнаты выросла фигура отца Павла.
– Не беспокойтесь, продолжайте ваш урок.
– Может быть, вы хотели бы задать вопрос кому-либо из учеников? – спросил я.
Отец Павел вызвал Ренэ, чистокровного француза, к доске и попросил его просклонять, не помню уже какое слово. Ренэ просклонял это слово без ошибки. На второй вопрос Ренэ не ответил – растерялся. Должен сказать, что Ренэ был одним из лучших моих учеников, но очень застенчивым. Похвала отца Павла за правильный ответ на первый вопрос его смутила. Надо было спасать моего ученика.
– Послушай, Ренэ, – сказал я, – отец Павел пришел в наш класс, чтобы проверить и ваши знания, и мой метод преподавания. Поэтому не бойся отца Павла, он тебя не укусит, и ответь отцу Павлу на вопрос.
Ренэ ответил на вопрос.
– Анатолий Федорович, зайдите ко мне после урока, – сказал отец Павел, покидая класс.
Я зашел.
– Анатолий Федорович, я являюсь директором этого учреждения, а вы меня представили как человека, который кусается!
– Вы знаете, отец Павел, что посещение класса такими лицами, как вы, сковывает учеников. Я не думаю, чтобы в этом заключалась цель вашего визита, скорее в том, чтобы проверить их знания. Поэтому я позволил себе вас представить как обыкновенного посетителя, а не как директора, который ищет, как бы наказать, да еще и построже!
– Не скрою, Анатолий Федорович, что я впервые столкнулся с таким явлением. Видимо, мне надо еще поучиться кое-чему. Спасибо.

Справедливости ради я должен сказать, что за все мое пребывание в Интернате между отцом Павлом и мной не было ни одного конфликта. Не было у меня конфликтов и с другими сотрудниками отца Павла, исключая случайное недоразумение с отцом Дмитрием, которое произошло по следующей причине.
В тот период я переживал своего рода «религиозный кризис»: меня интересовал вопрос, связанный с физическим существованием Христа, но я нигде не нашел исторически неоспоримого доказательства. Были намеки у Тита Ливия на какие-то бунты, во главе которых был некто, по имени Христос. И это все, что мне удалось узнать. В этот же период в Интернате жил отец Дмитрий Кузьмин-Караваев. Я обратился к нему с просьбой помочь мне разобраться в волнующем меня вопросе. Отец Дмитрий старался мне разъяснить суть моего кризиса, ссылаясь на установленный раз и навсегда церковный порядок. Но меня не устраивали его трафаретные ответы. В одно из воскресений, когда в столовой не было учащихся, отец Дмитрий не сдержался и назвал меня дураком!
– Отец Дмитрий, – обратился к нему отец Павел, – Анатолий Федорович вас не оскорблял, задавая волнующие его вопросы. Поэтому будьте добры попросить у Анатолия Федоровича прощения и покинуть столовую!
Отец Дмитрий, который был больше чем вдвое старше меня, встал, попросил прощения у меня, молокососа по отношению к нему, и вышел из столовой. Мне стало так стыдно за себя, одновременно больно и обидно за этого старика, что я побежал вслед за ним и попросил извинить меня за то, что я довел его до такого состояния.
С этого момента мы стали неразлучными друзьями!

Пока я был в Интернате, у меня были частые и долгие беседы на разные темы, в том числе и религиозные, с отцом Дмитрием и отцом Виктором. Мне хотелось узнать, почему они приняли католичество (в орден иезуитов они не вступили). Но этого вопроса я не задал: ждал, чтобы инициатива исходила от них.
Я дождался этого счастливого момента: они посвятили меня в историю жизни некоторых глубоко порядочных и мужественных людей, выходцев из досоветской России, еще до принятия ими сана священника. Передаю вкратце.
Д.Кузьмин-Караваев, аристократ по духу, был адвокатом, литератором, художественным критиком. Был изгнан советской властью из России вместе с Бердяевым, Булгаковым и другими. Был женат на Марии Пиленко, писательнице, которая приняла монашество и погибла под именем Матери Марии в женском концлагере Равенсбрюк за то, что прятала евреев.
Виктор Рихтер, выше среднего роста и крепкого телосложения, мечтал быть моряком, как его отец – морской офицер. Родился он в Одессе. Эвакуировался с Белой армией, не попрощавшись с матерью. Будучи в изгнании, он не написал матери, что жив, из боязни ее скомпрометировать в глазах новой власти.
Время летело.
По воскресеньям к обеду приходил «некто», чью фамилию никогда не произносили, и докладывал о политическом и экономическом положении в стране за истекшую неделю. В частности, о том, как постепенно налаживается повседневная жизнь в стране. Говорил о намерении правительства увеличить продовольственные нормы. О трудностях с железнодорожным транспортом, о недостаточной добыче угля и пр. Говорил об арестах, о судебных процессах, связанных с режимом Виши.
В очередное воскресенье, в декабре 1944 года, «некто» сделал доклад о прорыве немецкой армии в Арденнах и объяснил, что цель, преследуемая немцами заключалась в том, чтобы разъединить союзные армии и таким образом выиграть время, для облегчения положения немецкой армии на восточном фронте. Говорилось также о росте цен на продовольственные продукты первой необходимости и о подготовке мер, предусматривающих временное «замораживание» цен на определенном уровне.
– Эти новости не обещают ничего хорошего, – заключил отец Павел.

Финансовые трудности страны отразились на покупательной способности населения. Они отразились и на моем положении. Мой очень скромный оклад мне позволял покупать сигареты (по талонам) три раза в месяц, зубную пасту, обувную мазь и сходить раз в неделю в городскую баню. После повышения цен я начал экономить на всем, на чем мог, кроме сигарет! Во всяком случае, мое дальнейшее существование требовало принятия решения: или я обращусь к отцу Павлу с просьбой войти в мое положение, или же, в случае отказа, я уйду из Интерната.
Во время войны у меня был казенный кров и стол и приличная зарплата. И никаких забот! А как будет дальше? Казалось бы, что все обстоит очень просто: кров и стол я должен буду обеспечивать собственными силами!
А как?
Без языка, с кратковременным видом на жительство в этой стране, без права работать и без продовольственных карточек…

Я поделился своими мыслями о будущих трудностях с Варварой Павловной и Павлушей.
– На первых порах вы переедете к нам. Павлуша устроился на работу у американцев и имеет возможность приносить домой кое-какие продукты, – сказала Варвара Павловна. – Затем надо будет подыскать работу, не требующую знания языка. Я переговорю с Раисой – она человек практичный и богата многосторонними знакомствами и связями.
После такого обнадеживающего разговора мое настроение улучшилось: внезапно открылось окошко в будущее.

1. Часть первая
   
2. Часть первая, продолжение 1
   
3. Часть первая продолжение 2
   
4. Часть первая окончание
   
5. Часть вторая
   
6. Часть третья
   
7. Часть третья, продолжение 1
   
8. Часть третья, продолжение 2
   
9. Часть четвертая

1. Часть первая Франция начало
   
2. Часть первая - продолжение 1
   
3. Часть вторая - продолжение 2
   
4. Часть вторая - продолжение 3