Мёкё – невольный виновник всего этого неожиданного бедлама, конечно, при первых же криках с упоминанием его имени исчез. И правильно сделал. Потому что одна из молодух, когда ей показали боорсоки с лягушкой, тут же опознала их и вспомнила, что тесто было принесено из кухни Мёкё. Люди, как ни странно, среагировали своеобразно: все почему-то облегченно вздохнули. Мол, всё понятно! А то уже кто-то успел пустить слух, что лягушку подбросили тайные враги Чокунакуна на будущих выборах. Правда потом, спохватившись, хором начали возмущаться, и вскоре несколько парней по поручению старших отправились на поиски Мёкё, чтобы от имени добропорядочных аильчан как следует намять ему бока. Что ж, привычное дело для чочко-сайских мужиков…
Поиски безобразника в течение часа ни к чему привели. Мёкё пропал, словно сквозь землю провалился. А он и не думал далеко убегать. Пользуясь наступившей темнотой, сын Самын спрятался в кроне дерева, и за всем происходящим во дворе наблюдал сверху. Как его искали, как обещали переломать руки и ноги. Когда возмущенные чочко-сайцы немного успокоились и вновь вернулись в дом хлебосольного Чоке, Мёкё, глядя на варившееся в казанах мясо, вспомнил о своем пустом, неприлично громко урчащем желудке. Но как приблизиться к казанам незамеченным и стянуть оттуда хоть бы один кусочек мяса? Ведь за главным продуктом киргизского застолья наблюдала куча добровольных помощников. А за крайним казаном, на который уже успел положить глаз Мёкё, было установлено персональное наблюдение – там сидел муж Сакевай – маленький, круглолицый и краснощекий Шакевай. Между прочим, тоже один из юморных жителей славного Чочко-сая. Но о нем и его жене расскажем потом, в последующих главах нашего патриотического дастана, причем по-киргизски подробно «ничего не пролив и не рассыпав».
Однако мы еще не ответили на вопрос, почему сын Самын положил глаз на крайний казан? А потому что там варились ЧУЧУКИ – домашние колбасы, высший деликатес для кыргызов! Не знаем как в других регионах, а у нас ради этого ЧУЧУКА любой чочко-саец готов удавиться! Помним, как-то у нашей бабушки мы оказались свидетелями «горячего» спора на тему чучука между местными титанами политической мысли, антагонистами, то бишь идейными противниками – Керимбаем и учителем Кекиликовым, по кличке Чукукётён (Ковырялка). Они то дружили, то иногда по непонятным причинам грызлись между собой, как кошка с собакой. Спор на этот раз спровоцировал горбун, когда, блаженно смакуя очередной кружочек нарезанной домашней колбаски, вдруг неожиданно заявил, что, мол, наименование нашего аила Чочко-сай неправильное. Что явно кто-то когда-то в этом деле напутал. Скорей всего, мол, наше родовое гнездо, обустроенное в глубине веков великим ханом Джалтаем, из-за ненасытной любви местных жителей к чучуку, прежде называлось Чучук-сай, а потом при советской власти древнее название переврали, превратили в обидное Чочко-сай! Сидевший рядом Кекиликов, обрадовано зачесался: кажется, его «постоянный друг-враг» допустил серьезную ошибку, и теперь он может смело ринуться бой в качестве «оскорбленного за советскую власть».
- Каке, ты не прав. Любишь ты морочить людям голову! Ну, зачем попу гармошка, а советской власти, извини – название какого-то засратого аила?
- Это я-то не прав? – переспросил горбун с вызывающе недоуменным видом, тем самым, давая окружающим понять, что Чукуша Кекиликов, как подлый Гитлер, первым начал войну без объявления.
- Конечно. – «Ковырялка», ехидно улыбаясь, манерным жестом с оттопыренными пальцами поправил свои треснутые старые очки. – Ты самый настоящий базарный ревизионист! То есть не грамотный! А если точнее, еще раз извини, мелкобуржуазный налетчик! Для тебя не существует добрых традиций. Ты готов все вокруг поменять, переврать. Из-за таких диверсантов, как ты, во главе с Ельциным, Советский Союз распался!
- Сам ты базарный ревизор-контролер! – Керимбай от возмущения чуть не поперхнулся не дожеванной колбаской во рту. Удар был, конечно, ниже пояса. Сегодня самое ругательное в народе, это обвинение в пособничестве развала Союза. – Хочешь с больной головы на здоровую свалить?! Не выйдет! Это твой брат, а не мой, в городе базарную мафию «контролирует», ревизор хреновый! Что ж, он, крупно-буржуазный разбойник, тебе новые очки не купит?!
- Эй, макоо-тупица, причем тут мой брат? Ревизионист, это не ревизор, который проверяет…- попытался вставить слово Кекиликов, но Керимбай яростно его перебил.
- Не учи ученого! Ишь тут, защитник добрых традиций выискался! А ты, чокунакуновский жополиз, забыл, как при его власти, чтобы выслужиться перед райкомом, отменил киргизский язык в нашей сельской школе?! Теперь ты повернулся на 180 градусов и стал патриотом?! Нет, настоящий кыргызский патриот это я! Вот послушайте, земляки, с какой идеей я решил обратиться к Президенту. - Керимбай, пронзив кинжалом мстительного взгляда врага, гордо продолжил, - И я уверен, что глава государства меня поддержит! Надо старое название киргизских денег «сомы» отменить и переименовать… в «чучуки»! Например, один чучук, два чучука! Приходишь на базар, а там тебе цену за лошадь называют: 40 тысяч чучуков! Вы только представьте себе какой сногсшибательный эффект даст подобная реформа! Все экономически неграмотные кыргызы в одночасье поймут цену деньгам! Они ведь, что такое сом не знают. Сом для них абстрактен, ну вроде звезды на небе или слова «демократия»! Другое дело ЧУЧУК! Они, то есть мы все вместе взятые, знаем и понимаем цену чучука не только своей башкой и кошельком в кармане, но и самое главное, чув-ству-ем желудком! Ну что, дотумкали, чочкосранцы?!
Все онемели. Такого смелого радикального предложения еще никто не высказывал. А что, в конце концов, хваленые «доллар», «марка», «стерлинг» тоже, наверное, когда-то у себя на родине были «чучуками»?!
Видя восхищенную и шумную реакцию земляков, Ковырялка нарочито громко и саркастически рассмеялся. Тут же наступила тишина и гости, купившись на простую уловку, с удивлением уставились на Кекиликова. А он того и добивался. Выдерживая вескую паузу, бывший инструктор райкома партии, а ныне нищий учитель на подработках, протер жирными пальцами стекла очков, от чего они стали окончательно мутными.
- Вот это и есть самый настоящий ревизионизм. А ревизионизм, как известно, ведет к распаду, - медленно и раздельно сказал Ковырялка тоном партуполномоченного, не терпящего возражений. - Погодите, пройдет немного времени и Керимбай предложит вам изменить Чучук-сай в какой-нибудь Чикакого-сай, а свои «чучуко-деньги» в «юаньчуи»! Тогда как?

Дальше начался такой словесный мордобой, что пересказывать неудобно, да и, наверное, не имеет смысла. Вернемся лучше к нашему герою, упорно высматривавшего в этот момент чучуки в крайнем казане. И, надо же, высмотрел: крепкую суровую нитку, которой обычно связывают концы чучуков. Она свешивалась из казана наружу. Глядя на нее, у Мёкё мгновенно возник план ловкого похищения колбаски, благо его собака, «воришка» Жулик крутился неподалеку, среди других аильских собак. Без проблем Мёкё нашел возле умывальника раскисший кусочек мыла, затем, приблизившись к казану, незаметным быстрым движением пальцев прикрепил этот влажный обмылок к концу свешивавшейся нитки. Дежуривший возле казана Шакевай, на свою беду ничего не заподозрил, молча проводил взглядом, прошедшего мимо парня, лицо которого в темноте трудно было разобрать.
Остальное было делом техники. Свистом подозвав Жулика, Мёкё вначале дал понюхать пропахшие мылом пальцы, потом тихо толкнул собаку в сторону крайнего казана. Пес, виляя хвостом, добежал до котла, схватил кусочек мыла на конце нитки и метнулся в сторону, не давая опомниться бдительному Шакеваю. Мёкё вначале обрадованный удаче заулыбался, но через секунду его лицо вытянулось от ужаса. Вот лажа! Все деликатесные чучуки, а их было 22 колбасы, оказались связанными друг с другом, одна к одной, в длинную цепочку! Не всегда так поступают киргизские мастерицы, но подобные связки получаются в основном из-за спешки или, что греха таить, с целью контроля нечистых на руку варщиков мяса. Если бы Мёкё сам своими руками воровал мясо, он, конечно, увидев колбасную гирлянду, сразу бросил бы это дело обратно в казан. Но Жулик ведь собака, не человек, он побежал в темноту, с азартом волоча за собой связку деликатеса. Запоздалый крик Шакевая только привычно подстегнул его, и пес с рыси перешел на размашистый галоп. Мёкё растерялся. Теперь уж точно за пропажу чучуков односельчане ему оторвут голову. Потом кто знает, вдруг в ярости бросят его никому не нужное тело под копыта лошадей вместо туши козла во время козлодрания!– мелькнуло в его воспаленном воображении, и такой жуткий мороз пробежал по коже, что затряслись коленки. Вначале он хотел бежать, куда глаза глядят, но во время сообразив, что пойманный с поличным Жулик его выдаст, бросился останавливать бегущего пса. Но тот бедняга, явно потерявший рассудок от запаха вкусной колбасы, пробежал мимо. Мёкё за ним. Выбежав на дорогу, парень сумел схватить дрожащими руками волочащийся хвост колбасной змейки. Он дернул раз, пытаясь остановить собаку, потом еще и еще. Бесполезно! Сапожницкая нить была крепкой, а сдуревший от собачьего счастья Жулик ни в какую не хотел отдавать свою добычу. Так бы они бежали дальше, возможно до бесконечности занимаясь перетягиванием колбасного каната, если бы им на дороге не попалась (о, не изученная наукой магия случайностей!) все та же невезучая Апыш-эже. Подрезанная натянутой поперек дороги нитью, она упала на землю с еще большим, чем днем, грохотом, от которого в доме Чоке один за другим, как заколдованные, попадали из многочисленных стопок одеяла, а в ширпотребовских сервантах 60-х годов побилась стеклянная посуда. Кстати, еще в горах рухнула с шумом на дорогу одна из достопримечательностей советского времени – знаменитая скала «Смерть альпинистам». Когда-то по ней лазили, обучаясь альпинистскому мастерству тысячи юношей и девушек со всех концов Советского Союза. Любили возле нее устраивать красочные с озорными ритуалами шумные фестивали, фотографироваться под нависшей над дорогой стометровой стеной. Причем старались, чтобы в объектив фотоаппарата попала прикрепленная на высоте шутливая табличка, из-за которой скала получила свое необычное название. Обычная, черного цвета табличка энергетиков. На ней, как на пиратском флаге, был изображен мрачный череп с костями и надписью: «Не влезай – убьет!». После развала Союза скала омертвела, больше она не радовалась звукам музыки и смеху молодых. И вот теперь ее горемычной не стало.… О, Господи, если ты есть, покарай тех, кто за это короткое время даже горы сумел сделать несчастными!