Лжедмитрий – классический Иван Дурак – тоже по-своему очень неглупый и везучий искатель Пера Жар Птицы. Откуда он вышел родом и кто его родители – никто не знает. Кто ему в этом деле пособлял и кто просто надоумил стать Лжедмитрием – спорят историки, а наверное знает только Баба Яга. Просто время было такое, что маленький человек мог возомнить о себе Бог знает что. И не только возомнить – но и сделать.


Бойкий отрок мог наслушаться разговоров о спасённом царевиче до такой степени, что в голове сработал переключатель: если не я, то кто же? Все проклинают умного царя и ждут какого-то мальчишку с плохой наследственностью – значит Шапка Мономаха плохо лежит.


Он рано распустил язык и потому бежал без оглядки: Годунов держал приличный политический сыск. Но его упустили – и может быть, не случайно. Сыщики – тоже люди, и ослушаться незаконного царя могут с удовольствием - чтобы списать часть грехов на будущее. А вдруг юноша и впрямь царевич? Выдать законного наследника супостату может только совершенно деморализованный человек.


Из России самая торная дорожка была в Литву. Национальностей тогда ещё не изобрели, вопросы веры значили немного у с трудом выживающих людей, а знатные люди в большинстве своём имели родственников за границей. Да и какая там была граница – видимость одна. Тем более, что мать Ивана 4-го была литовкой. Встретили в Литве беглеца неласково, но как грамотного человека пригрели в чьём-то богатом замке.


Дальше идёт обычный сказочный сюжет, точнее – наоборот: Лжедмитрий тяжело заболевает и ложится на смертный одр с целью поставить в известность о своём высоком происхождении доверчивых людей. Не случайно, конечно, выбирают последнюю исповедь – перед смертью не лгут и не надо доказывать ничего – только глаза закатывать и создавать эффект последнего вздоха. Чем-то напоминает эта процедура ловлю Конька – Горбунка.


Нашлись люди, согласные поверить страдальцу. По разным причинам. Стали формировать свиту, которая играла бы царя. А он вошёл в роль так естественно, что у многих отпали последние сомнения. Бывает так: сказочник рассказывает сказки и сам верит в них – тогда и сила воздействия на слушателей становится огромной.


Тем более что очень, очень хотелось Польше объединиться с Россией. Не то, чтобы народы были братские – просто элита была хорошо знакома между собой и считала все земли от Одера до Волги не чужими, а общими. Великое было бы дело – а его ещё за два века до того пытались устроить наследники Гедимина – да Куликово поле помешало. Но и теперь оно не могло выгореть: Баба Яга воспользовалась своим правом вето, уговаривая нетерпеливых подождать ещё два века – до Екатерины Великой.


Новоявленный Иван Царевич с людьми многими и ратными, после некоторых мытарств на Изюмском шляхе занимает Москву без боя и торжественно садится на трон своего названного отца. Ещё живая инокиня Марфа Нагая публично и со слезами радости признаёт пропавшего сына – народ умиляется и чистого сердца. Бояре безмолвствуют, ибо знают, с кем имеют дело: ждут сердешные, когда человек оступится или подскользнётся.


И только одна Баба Яга, как и весь народ святорусский, полюбила его всей душой и всем сердцем. Сердцу ведь не прикажешь – малым людям бесконечно хотелось возвращения сказки. Борис Годунов обещал Бабушке вернуть Юрьев День – но слова не сдержал. Это было обычное предвыборное обещание, простой популизм. Ведь без крепостного права невозможно было содержать бесплатную армию: денег в казне никогда не было и солдатам платили землёй и крестьянами. Но народу ведь этого не объяснишь. За вину Годунова – а конкретно за убийство царевича Дмитрия – Господь наказал всю Россию трёхлетним Голодом и Мором, от которого преставилось от четверти до трети населения. И ходили в народе слухи, что третий их товарищ – Вавилонское Пленение – уже торопится по старой смоленской дороге. Вот Бабушка Яга и смотрела на Лжедмитрия, как на родного сына, кровинушку ненаглядную, за которой стоит светлый образ Ивана Васильевича – царя Грозного. Верила, что со временем молодой человек заматереет и станет хорошим Кащеем Бессмертным – как его названный папа.


Но любовь народная разлита в воздухе – ею можно дышать, а капканы и волчьи ямы от радикальной оппозиции есть нечто очень материальное. Сильные люди выбор Бабы Яги не одобрили и с нетерпением ждали от юноши серьёзных ошибок. И дождались: молод государь, и хоть ума был большого, но не того, что надобен: боек и быстр, а не рассудителен. Политически вопросы решал сходу и твёрдо, но при этом высмеивал хозяев России публично. А давно известно, что лучше убить, чем издеваться – люди насмешек не прощают и перед могилой.


Заметили: царь бороды не заводит, днём после обеда не спит – и быстро смекнули – не русский он человек. И поползли по Москве слухи верные – не настоящий он батюшка, а подменный. Вот и жену взял еретичку, и поляки с утра до вечера пляшут в кремлёвских палатах, превращая склад пыли в сумасшедший дом.


Заговор составили всем миром: даже тюрьмы раскрыли, поднимая лучших людей на самозванца. А те, хорошо обшарив царские хоромы, Лжедмитрия поймали и сволокли на плаху. Радости не было предела: бочки пенного сделали народ счастливым и весёлым, тем более, что перед ним разыгрывалась драма с реальными участниками. Здесь актёры, что по сценарию должны были умереть, действительно роняли головы. Останки пройдохи сожгли и зарядили в пушку – знай наших! Царь Иван Васильевич, плескаясь в смоле горячей, только усмехнулся: институциональные проблемы государства не решают пушечным боем.


Царём выбрали князя Василия Шуйского из оперы «Борис Годунов». Был он скуп и рачителен до мелочности в отличие от только что почившего Лжедмитрия. Вместо танцев и пиров до утра в Москве заструилась могильная тишина: Василий 4-й считал каждую копейку. Хорошее это дело, но в России не весьма уважаемое: здесь Плюшкиных не любят в любой ипостаси.


Многих он предал и не раз увернулся от топора, подставив чужую шею – и вот долгожданная награда в руках. И человек сходит с ума от слишком поздней реализации отчаянной мечты. Зачем ему всё это теперь: детей нет, голова седая, а власть хоть и радует, но редко – рядом есть люди поприличнее. Вот и младшего брата своего после долгих колебаний пришлось отравить – слишком был удачливый и популярный полководец. На его фоне старший брат сильно мельчал прямо на глазах.


Народ русский принял Василия совсем не ласково: все знали его достоинства. А когда одетой в траур Бабе Яге представили нового мужа – она только с презрением отвернулась: убил, аспид проклятый, её последнюю любовь, а теперь пришёл похвастать краденой Шапкой Мономаха? Женщины справедливо не любят умных мужчин, но скупердяев и борцов за каждую копейку не переносят. Говорят, что женщин просто тошнит от Рыцарей Медного Гроша. Так что у этого персонажа известной оперы шансов поправить вволюшку не было.


И вот опять неизвестно откуда пошли слухи, что шапка Мономаха на царе Василии сидит плохо – ему монашеский клобук пошёл бы больше. Многие этому верят и соблазняются, ибо под Москву уже пришёл Лжедмитрий 2-й – личность тёмная и неприятная, но бедовая сверх всякой меры. Тушинский царёк привёл поляков и запорожцев, которые почему-то приняли жителей Москвы и области за чистокровных татар и очень многих сделали несчастными на всю жизнь. Настало такое безначалие, что впору было вспомнить 17-й год: вот она, Волюшка – бери голыми руками сколько сможешь поднять и унести.


Боярство разрывалось между Кремлём и Тушинским лагерем, где писари не успевали перебелять жалованные грамоты вновьприбывшим пред ясные очи. Дворянство забыло службу и бесчинствовало большими и малыми стаями – не зная, к кому пристать и грабя всех подряд. Некто Болотников, во главе большого числа инсургентов, брал город за городом, пока не засел в Туле. Не мудрствуя лукаво он решил взять пример с уже имеющихся товарищей и стал писать народу прелесные письма на предмет царских полномочий. Однако не преуспел – его поймали и отрубили руки и ноги – чтобы больше не бегал.



Так и мучились 4 года, пока Знающим Людям не пришла в голову мысль: обновить все элиты – хуже не будет. Лжедмитрия 2-го тихо зарезали силами своей же охраны. А Василия 4-го постригли в монахи. Говорят, он долго упирался, не веря своему счастью. Собрались думцы на внеочередной съезд народных депутатов и проголосовали единогласно: пригласить на московский трон сына польского короля Владислава. Люди заботились о спасении души: надо с кем-то объединяться и звать варягов – а то сами себя сожрём.


Однако парламентарии совершенно не учли мнение народа. Они ничтоже сумняшеся решили, что голос московской черни, своих холопов и купчин- международников – и есть голос русского народа. Надо было, прежде чем приглашать очередных варягов, провести силами независимых экспертов глубокий социологический анализ ситуации, вынести вопрос на всенародное обсуждение – и тогда решение думы приобрело бы легитимность. Ведь даже такой самодостаточный человек, как Иван Грозный, сажая на кол очередную партию изменников, не забывал спрашивать у народа: справедлив ли суд мой, граждане? А Бабу Ягу надо было спросить в первую очередь.


Когда Баба Яга услышала, что там придумали московские бояре – сначала не поняла и отмахнулась – опять безобразничают пустозвоны. Но как до неё дошла вся серьёзность ситуации, так он бросила свой огород и корову, да поехала собирать народное ополчение для отпора белополякам. На Волге-речке бабусю выслушали с полным пониманием: мазурка и голые подбородки не понравились не только ей одной. Все истинно-русские люди встали под знамёна национально -освободительного движения, истово надеясь спасти святую Русь от европейских бусурманов.


Не прошло и года, как Россия воссоединилась с Польшей и стала полноправным членом европейской семьи братских народов, как из Нижнего Новгорода выступил многотысячный марш несогласных с европейским выбором. Его вела наша национальная Жанна Д*Арк на своей самоходной ступе, а ей в ратных трудах пособляли два богатыря – Минин и Пожарский. Третий богатырь – Иван Сусанин – с подразделением морской пехоты заманивал натовских захватчиков в болота под Вологдой – где они и утонули с Божьей помощью. Благодаря его смекалке и мужеству войска Бабы Яги пришли под Москву во всеоружии и встретили весьма ослабленного противника.


Под стенами Москвы развернулись многочисленные ристалища, в ходе которых натовские вояки потерпели сокрушительное поражение. Ставленник Мировой Закулисы царь Владислав напрасно писал письма в Брюссель и Вашингтон и мольбами о помощи: ответы приходили уклончивые и запоздалые. На Вашингтонщине уже превалировал скепсис насчёт перспектив демократизации России: многие серьёзные аналитики из ЦРУ полагали, что это святое дело следует отложить на много веков. А бюрократы за это ухватились: нечего деньги транжирить на безнадёжное дело. Так Владислав 1-й остался без поддержки демократической общественности и был вынужден бежать по старой смоленской дороге. Очевидцы писали, что бегство белополяков и коллаборационистов очень напоминало бегство Наполеона ровно через 200 лет. Всё осталось по старому: и тогда, и потом, и сейчас.