Сон огорчённой души

Если человек лишился всего ненужного — но душу ему оставили, то остаётся бедному жалобно стенать. Проклинать Бога нельзя: это может далеко завести и плохо кончиться. Приходиться сетовать на сам факт своего рождения. Ибо это начало всех начал и видимый корень зла.
Жаловаться на Судьбу в одиночестве неконструктивно: нужна аудитория или группа поддержки. Иов не зря сидел молча 7 дней на пепелище: за это время к нему из соседних районов пришли 3 друга, которые таковыми и остались — несмотря на потерю имущества, статуса и ужасающую болезнь Иова.
Когда друзья прониклись ужасом создавшегося положения «открыл Иов уста свои, и проклял день свой» \Иов 3,1\. Сетования Патриарха Страданий были многообразны и последовательны. Хорошим литературным слогом он проклял день своего появления на свет и ночь своего зачатия. День — за то, что он увидел немилый ему белый свет. А ночь за то, «что не затворила дверей чрева матери моей» \Иов 3,10\.
А если уж пришлось родиться, то хорошо бы умереть сразу после этого: чего зря сидеть на коленях да беспокоить материнскую грудь? Лучше стать выкидышем: минимум хлопот матери своей и быстро возвращаешься домой. А в доме всегда лучше, чем в гостях.
Что же досаждало, что же реально беспокоило человека, пока он не стал бывшим? «Там беззаконные перестают наводить страх» \Иов 3,17\. Очевидно Иова с его крайним, невозможным благополучием более всего тревожило отношение односельчан — злобных завистников, которые удачно маскировались под Добрых Соседей. Удача человека была столь очевидна, что колола глаза всем и каждому.
«Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставника» \Иов 3,18\. Как у человека верующего, у Иова определённо сжималось сердце, когда он проходил мимо переполненных казематов местной тюрьмы. Тем более, что аппарат устрашения необходим во многом для того, чтобы сохранить его же огромное состояние. Видимо, Иов понимал, что оборотной стороной его исключительного благоденствия является тяжкое страдание местной черни.
Сам попавший в положение изгоя, выброшенный соседями за 101-й километр, человек естественно проникся леворадикальными настроениями: «Малый и великий там равны, и раб свободен от господина своего» \Иов 3,19\. Вот они, истоки всех ересей — от первой до последней — лишение чинов и прав состояния, пепелище и проказа.
Однако несмотря на огромность человеческого горя Иов находит в себе силы не увлекаться химерами всеобщего равенства и вполне рационально ищет выход из создавшегося положения. А положение очень тяжёлое: «вздохи мои предупреждают хлеб мой, а стоны мои льются, как вода» \Иов 3,24\ — констатирует Иов. Выход из этой вселенской сырости весьма неутешителен — смерть. Но ключи от этой двери в лучший мир не у него в руках: такой афронт своему Творцу не в правилах религиозного человека.
И вот в минуту абсолютной безысходности Иов прозревает истинную причину своих несчастий: страх, наполнявший его душу: «ибо ужасное, чего я ужасался, то и постигло меня, и чего я боялся, то и пришло ко мне» \Иов 3,25\. Падение никогда не бывает случайным: человек так долго программировал своё будущее, что наконец-то его дождался. А сатана, умеющий читать души людские без словаря, просто сыграл на самой большой слабости Иова. Вседержитель, видя глубоко запрятанную за личиной благочестия алчность Иова, решил помочь ему. И вот началось легендарное избавление человека от тяжёлой, низменной программы подсознания. Метод, выбранный Им, был очень суров. Но есть ли другой способ избавить человека, претендующего на святость, от алчности и страха?